Мальтуса, это простое положение отличается внешним подобием самоочевидности. Но с другой стороны, бросается в глаза его непомерная абстрактность, делающая мысль Сэя, по существу, бессодержательной.

Скоро вокруг «закона Сэя» (тогда он еще не носил этого громкого названия) развернулась бурная дискуссия. В ней приняли участие крупнейшие ученые-экономисты той эпохи, в том числе Рикардо, Сисмонди, Мальтус и Джемс Милль. Защищая и обосновывая свою идею, Сэй с каждым новым изданием «Трактата» раздувал изложение «закона», однако так и не придал ему сколько-нибудь четкой формы.

В наше время дискуссия о «законе Сэя» в западной науке — это в основном дискуссия между сторонниками так называемого неоклассического и кейнсианского направлений в политической экономии. Первые, даже если они не ссылаются на «закон», фактически стоят на позициях, в общем и целом восходящих к Сэю. Они говорят, что через гибкость цен, заработной платы и других основных элементов экономика может стихийно, автоматически избегать серьезных кризисов. Поэтому они обычно выступают против большого вмешательства буржуазного государства в экономику. В смысле взглядов на экономическую политику неоклассическое направление часто склоняется, таким образом, к «неолиберализму».

Напротив, Кейнс и его последователи указывают на неизбежность кризисов в свободно развивающейся капиталистической экономике и критикуют «закон Сэя». Кейнс писал, что приверженность профессиональных экономистов к этому «закону», который опровергается жизнью, привела к тому, что со стороны рядового человека «стало заметно все меньше и меньше склонности относиться к экономистам с тем же уважением, как к другим группам ученых, у которых теоретические выводы, когда их применяют на практике, согласуются с наблюдениями».[168] Кейнсианское направление выступает за широкое вмешательство государства в экономику.

В рассматриваемую эпоху, т. е. в первой половине XIX в., «закон Сэя» — или то, что под ним понимали тогдашние экономисты, — сыграл двоякую роль. С одной стороны, он отражал свойственную «школе Сэя» веру в предустановленную гармонию буржуазного общества и хозяйства. Эта школа не видела или не хотела видеть противоречий, неизбежно ведущих к кризисам перепроизводства. «Закон Сэя» подразумевает, что товары производятся непосредственно ради удовлетворения потребности людей и обмениваются при совершенно пассивной роли денег в этом обмене. Это бесконечно далеко от действительности. Но в «законе Сэя» была и прогрессивная для своего времени сторона. Он был направлен против тезиса Сисмонди о невозможности поступательного развития капитализма. В нем, хотя и в очень неточной форме, выражался тезис, что капитализм в ходе своего развития сам создает себе рынок и в принципе не нуждается для разрешения проблемы реализации в пресловутых «третьих лицах». Используя аргументы Сэя, буржуазия выдвигала прогрессивные требования сокращения бюрократического государственного аппарата, свободы предпринимательства и торговли.

В 1873 г. Маркс написал послесловие ко второму изданию «Капитала» (первого тома), в котором дал краткий очерк развития буржуазной политической экономии в XIX столетии. Отметив достижения классической школы в начале века и бурные дискуссии 20-х годов, он говорил далее: «В 1830 году наступил кризис, которым все было решено одним разом.

Буржуазия во Франции и в Англии завоевала политическую власть. Начиная с этого момента классовая борьба, практическая и теоретическая, принимает все более ярко выраженные и угрожающие формы. Вместе с тем пробил смертный час для научной буржуазной политической экономии. Отныне дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или другая теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна, согласуется с полицейскими соображениями или нет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой».[169]

Это более всего касается школы Сэя — Бастиа. Маркс пишет далее, что после 1848 г. вульгарная экономия претерпела новые изменения, в результате которых «благоразумные практики, люди наживы, сплотились вокруг знамени Бастиа, самого пошлого, а потому и самого удачливого представителя вульгарно-экономической апологетики».[170]

Школа Сэя, увлеченная служением буржуазной практике, фактически ничего не сделала для развития экономической теории. На это указывают не только марксисты, но и наиболее серьезные буржуазные историки экономической мысли. Центром школы почти до конца столетия была кафедра политической экономии в Коллеж де Франс, которую в последние годы своей жизни занимал Сэй. Одним из его преемников был сравнительно крупный экономист Мишель Шевалье, который, наряду с Бастиа, сильнее всех представлял фритредерское направление в школе и был практическим деятелем в сфере экономической политики. Члены школы выпускали книги по политической экономии, вдохновленные Сэем и написанные в его манере. В свое время они пользовались популярностью, но в науке не оставили почти никакого следа.

К школе можно причислить также Жерома Адольфа Бланки, который был родным братом революционера, утопического коммуниста Луи Огюста Бланки. Бланки-экономист был, напротив, самым респектабельным буржуазным профессором. Он известен в основном своей «Историей политической экономии в Европе» (1839 г.), одним из первых капитальных курсов истории экономической мысли, который долгое время считался своего рода образцом и был переведен на многие языки, включая русский.

Следует упомянуть Шарля Дюнуайе, еще одного горячего «оптимиста», поборника «экономической свободы», защитника существующей капиталистической системы против любой критики. С помощью Дюнуайе удобно проиллюстрировать изложенное выше различие между нормативным и позитивным подходом в политической экономии. Свято веривший во внутренние силы капитализма и отрицавший государственное вмешательство в экономику, он был сторонником позитивного подхода. Взгляды по этому вопросу выражены им в следующей афористической форме: «Я ничего не предписываю: я ничего не предлагаю; я излагаю».

Школа Сэя и ее взгляды сложились в 30—40-х годах в ожесточенной борьбе с социалистическими идеями, которые получили широкое распространение во Франции. Это во многом определяло черты школы. Бастиа, в частности, вел ожесточенную полемику с Прудоном. Далее мы ознакомимся с экономической частью учения великих социалистов-утопистов Сен-Симона и Фурье, ученики и последователи которых были главными идейными противниками школы Сэя.

Многие экономические явления и процессы носят по самой своей природе количественный характер. Между экономическими величинами обычно существуют количественные связи: если изменяется одна из них, то по какому-то закону изменяется другая или другие, связанные с первой. Скажем, если повышается цена на данный товар, то, вернее всего, снизится в какой-то мере спрос на него. Характер этой зависимости, вероятно, можно передать какой-то функцией. Приблизительно такие соображения заставили некоторых мыслящих людей уже в XVIII в. задуматься над вопросом, не следует ли применить математику для изучения экономических явлений. И такие попытки делались. В дальнейшем развитие теоретической экономии вплотную подвело к математической формализации некоторых коренных проблем этой науки.

Первым ученым, который сознательно и последовательно применил математические методы в экономическом исследовании, был француз Антуан Огюстен Курно. Произведение Курно, принесшее ему впоследствии славу, вышло в 1838 г. и называлось «Исследование математических принципов теории богатства». Поскольку оно не вызвало при его жизни почти никакого интереса, в литературе по истории экономической мысли сложилось представление, что Курно был талантливым неудачником, «мучеником