констебль» — так назвал эту систему Томас Карлейль, который был в первую половину своей деятельности страстным критиком буржуазных порядков. Он подразумевал, что государство предоставляет капиталистам полную свободу делать деньги и конкурировать между собой, как им заблагорассудится, но выполняет функцию охраны этой «свободы» и частной собственности с помощью полиции.
Тому же Карлейлю принадлежит знаменитый ярлык, наклеенный им на политическую экономию: dismal science (мрачная наука). Что он имел в виду? Во-первых, рикардианская политическая экономия, как мы знаем, была начисто лишена всякой сентиментальности. Она не делала секрета из тяжелого положения рабочих, но считала его естественным. Во-вторых, смыкаясь по этой линии с Мальтусом, она видела главную причину бедности в извечном разрыве между населением и природными ресурсами и потому мрачно смотрела на будущее.
Но для английских толстосумов политическая экономия вовсе не была мрачной наукой. Они думали, что основанная Смитом и Рикардо наука должна помочь им найти способы более быстрого обогащения. Популярность понимаемой таким образом политической экономии принимала юмористические формы. Мария Эджуорт рассказывает, что в 20-х годах в лондонском дамском обществе стало очень модно говорить на темы политической экономии. Богатые леди, нанимая гувернанток, иной раз требовали, чтобы те обучали их детей этой науке. Одна гувернантка, которая считала, что она вполне достаточно вооружена знанием французского, итальянского, музыки, рисования, танцев и т. п., и была ошеломлена этим требованием, поколебавшись, ответила: «Нет, мэм, я не могу сказать, что я обучаю политической экономии, но, если вы считаете нужным, я попытаюсь изучить ее». — «О нет, дорогая, если вы не обучаете этому, вы мне не подойдете».
Английской буржуазии была нужна философия, которая прямо подпирала бы «науку об обогащении». Такой философией явился утилитаризм в этике и позитивизм в гносеологии (теории познания).
Отцом утилитаризма был Джереми Бентам. Бентамов утилитаризм (философия пользы, от латинского utilitas) исторически связан со взглядами на природу и поведение человека, которые развивали Гельвеций и Смит. Человек по природе своей эгоист. Суть всякого решения, в том числе экономического, заключается в том, что он мысленно сопоставляет связанные с ним плюсы и минусы (удовольствие и страдание, пользу и ущерб), стремясь максимизировать первое, минимизировать второе. Наибольшего успеха он достигает, когда делает выбор свободно и разумно. Задача общества, государства, законодателей состоит в том, чтобы создавать для этого возможно благоприятные условия. Общество только сумма индивидов. Чем больше будет польза, удовольствие, счастье каждого, тем больше будет «совокупное счастье» в обществе. Бентам выдвинул пресловутый лозунг — «наибольшее счастье для наибольшего числа людей». Из этой философии вытекал полностью усвоенный буржуазной политической экономией принцип индивидуализма: каждый за себя в конкурентной борьбе. Капиталист должен иметь возможность свободно покупать, рабочий — продавать рабочую силу. Предполагается, что они заключат эту сделку так, чтобы взаимно максимизировать свою пользу.
Эта идея «человека-счетчика» через несколько десятилетий была воспринята субъективной школой в политической экономии. Ведь для нее главная экономическая проблема — это сравнение степеней удовлетворения от потребления человеком различных товаров, сравнение полезности зарплаты с «антиполезностью» (тягостью) труда и т. п.
Первоначально утилитаризм Бентама был, в общем, прогрессивен, так как выдвигал идеи буржуазной свободы. Когда, однако, скромные либеральные требования бентамистов были в основном претворены в жизнь и когда, с другой стороны, обострилась классовая борьба между буржуазией и пролетариатом, утилитаризм потерял почву под ногами и вылился в апологетику капитализма.
Позитивизм (от латинского «positivus» — положительный) был обширным течением в западноевропейской философии XIX в. В Англии он был связан с традициями, которые шли от агностицизма Юма. Согласно этим представлениям, задача науки лишь в описании и систематизации фактов, выход за эти пределы — бесплодная «метафизика». Это сознательно приземленная, прозаическая философия века буржуазного стяжательства. Крупнейшим философом-позитивистом был Джон Стюарт Милль. Философия позитивизма стала основой для экономической теории самого Милля и его времени (середина XIX в.), а также и для последующего развития буржуазной политической экономии.
Мальтус и мальтузианство
Мальтус — одиозная фигура в истории политической экономии. Прошло 175 лет после выхода в свет «Опыта о законе народонаселения», но идеи и имя его автора и теперь объект острых идеологических и политических дискуссий. От Мальтуса ведет свое начало мальтузианство — теория народонаселения, утверждающая, что все бедствия человечества должны быть приписаны перенаселению, а общественный строй тут ни при чем. В настоящее время мальтузианство играет немалую роль в идеологической борьбе между капитализмом и социализмом за развивающиеся страны. Реакционные мальтузианцы утверждают, что центральная проблема для этих стран — излишек и чрезмерно быстрый рост населения; решение этой проблемы и минимум буржуазных по своей сущности реформ могут открыть им «путь в высшее общество» (разумеется, капиталистическое). Марксисты говорят, что для скорейшей ликвидации экономической отсталости необходим некапиталистический путь развития, необходимы коренные социальные преобразования, которые только и могут дать выход скованной энергии народов. В этих условиях и рамках может быть эффективна известная политика регулирования рождаемости и роста населения. Противоположность этих позиций очевидна.
Томас Роберт Мальтус родился в 1766 г. в сельской местности недалеко от Лондона и был вторым сыном просвещенного сквайра (помещика). Поскольку состояния в английских семьях не делятся между детьми, он не получил наследства, но зато получил хорошее образование — сначала дома, а потом в колледже Кембриджского университета. Окончив колледж, Мальтус принял духовный сан в английской церкви и получил скромное место второго священника в сельском приходе. В 1793 г. он стал также членом (преподавателем) колледжа и оставался им до своей женитьбы в 1804 г.
Много времени молодой Мальтус проводил в доме отца, с которым вел бесконечные беседы и споры на философские и политические темы. Как это ни странно, старик был энтузиастом и оптимистом, а молодой человек — скептиком и пессимистом. Подыскивая аргументы в спорах с отцом, Мальтус натолкнулся у нескольких авторов XVIII в. на идею о том, что люди размножаются быстрее, чем растут средства существования, что население, если его рост ничем не сдерживается, может удваиваться каждые 20–25 лет. Мальтусу казалось очевидным, что производство пищи не может расти столь же быстрыми темпами. Значит, силы природы не позволяют человечеству выбиться из бедности. Чрезмерная плодовитость бедняков — вот главная причина их жалкого положения в обществе. И выхода из этого тупика не предвидится. Никакие революции тут не помогут.
В 1798 г. Мальтус анонимно опубликовал небольшой памфлет под заглавием «Опыт о законе народонаселения в связи с будущим совершенствованием общества». Свои взгляды он излагал резко, бескомпромиссно, даже цинично. Мальтус, например, писал: «Человек, пришедший в занятый уже мир, если его не могут прокормить родители, чего он может обоснованно требовать, и если общество не нуждается в его труде, не имеет
Мальтус, видимо, был из породы тех английских джентльменов, которые непоколебимо уверены в превосходстве своего класса и своей нации, которые презирают всякое сюсюканье о бедных, несчастных и калеках, которые с невозмутимым хладнокровием, в белых перчатках и строгом сюртуке, могут присутствовать и при бунте фабричных и при казни сипаев. Такие люди считают жестокость разумной необходимостью, а гуманность — вредной выдумкой.
Впрочем, в жизни Мальтус, как сообщают современники, был общительным и даже приятным человеком: его дружба с Рикардо косвенно это подтверждает. Он отличался удивительной уравновешенностью и спокойствием духа, никто никогда не видел его рассерженным, слишком радостным или слишком угнетенным. Такой характер позволял ему с равнодушием (может быть, и показным) выносить
