В 1751 г. Смит переехал в Глазго, чтобы занять там место профессора в университете. Сначала он получил кафедру логики, а потом — нравственной философии, т. е. общественных наук. В Глазго Смит прожил 13 лет, регулярно проводя 2–3 месяца в году в Эдинбурге. В старости он писал, что это был счастливейший период его жизни. Он жил в хорошо знакомой ему и близкой среде, пользуясь уважением профессоров, студентов и видных горожан. Он мог беспрепятственно работать, и от него много ждали в науке. У него появился круг друзей, и он начал приобретать те характерные черты британца-холостяка и «клабмена» (клубного человека), которые сохранились у него до конца дней.
В 1759 г. Смит опубликовал свой первый большой научный труд — «Теорию нравственных чувств». Эта книга — этап становления философских и экономических идей Смита. Он выступил против христианской морали, основанной на страхе перед загробной карой и обещании райского блаженства. Видное место в его этике занимает антифеодальная идея равенства. Каждый человек от природы равен другому, поэтому принципы морали должны применяться одинаково ко всем.
Однако Смит исходил из абсолютных, «естественных» законов поведения людей и весьма смутно представлял себе, что этика определяется в своей основе социально-экономическим строем данного общества. Поэтому, отвергнув религиозную мораль и «врожденное нравственное чувство», он поставил на их место другой абстрактный принцип — «принцип симпатии». Он думал объяснить все чувства и поступки человека по отношению к другим людям его способностью «влезать в их шкуру», силой воображения ставить себя на место других людей и чувствовать за них. Как бы талантливо и порой остроумно ни разрабатывалась эта идея, она не могла стать основой научной материалистической этики. «Теория нравственных чувств» не пережила XVIII в., не она обессмертила имя Смита, а, напротив, слава автора «Богатства народов» предохранила ее от забвения.
Между тем уже в ходе работы над «Теорией» направление научных интересов Смита заметно изменилось. Он все глубже занимался политической экономией. К этому его толкали не только внутренние склонности, но и запросы времени. В торгово-промышленном Глазго экономические проблемы особенно властно вторгались в жизнь. Существовал своеобразный клуб политической экономии, где толковали о торговле и пошлинах, заработной плате и банковом деле, условиях аренды земли и колониях. Скоро Смит стал одним из виднейших членов этого клуба. Знакомство и дружба с Юмом также усилили интерес Смита к политической экономии.
В конце прошлого века английский ученый-экономист Эдвин Кэннан обнаружил и опубликовал важные материалы, бросающие свет на развитие идей Смита. Это были сделанные каким-то студентом Глазговского университета, затем слегка отредактированные и переписанные записи лекций Смита. Судя по содержанию, эти лекции читались в 1762–1763 гг. Из них ясно, что курс нравственной философии, который читал Смит студентам, превратился к этому времени, по существу, в курс социологии и политической экономии. Он высказывал ряд замечательных материалистических мыслей, например: «До тех пор, пока нет собственности, не может быть и государства, цель которого как раз и заключается в том, чтобы охранять богатство и защищать имущих от бедняков».[116] В экономических разделах лекций можно легко различить зачатки идей, получивших развитие в «Богатстве народов».
В 30-х годах XX столетия была сделана другая любопытная находка: набросок первых глав «Богатства народов». Английские ученые датируют этот документ 1763 г. Здесь тоже имеется ряд важных идей будущей книги: роль разделения труда, понятие производительного и непроизводительного труда и т. д. В этих работах содержится также весьма острая критика меркантилизма и обоснование принципа laissez faire.
Таким образом, к концу своего пребывания в Глазго Смит уже был глубоким и оригинальным экономическим мыслителем. Но он еще не был готов к созданию своего главного труда. Трехлетняя поездка во Францию (в качестве воспитателя юного герцога Баклю) и личное знакомство с физиократами завершили его подготовку.
Смит во Франции
Через полвека после описываемых событий Жан Батист Сэй расспрашивал старого Дюпона о подробностях пребывания Смита в Париже в 1765–1766 гг. Дюпон отвечал, что Смит бывал в «антресольном клубе» доктора Кенэ. Однако на сборищах физиократов он сидел смирно и больше молчал, так что в нем нельзя было угадать будущего автора «Богатства народов». Аббат Морелле, ученый и писатель, с которым шотландец подружился в Париже, в своих мемуарах рассказывает: «Месье Тюрго… высоко ценил его (Смита. —
Если не считать языковых трудностей, Смит был хорошо подготовлен к встречам с парижскими философами. Еще в 1755 г. он опубликовал в журнале «Эдинбургское обозрение» статью, которая показывает исключительную осведомленность автора о французской культуре. Из его лекций видно, что он имел детальное представление об идеях и деятельности Джона Ло и читал нескольких французских авторов, писавших о системе Ло. Вероятно, он был мало знаком с трудами физиократов, хотя и читал статьи Кенэ в «Энциклопедии». В основном он почерпнул знание их идей уже в Париже, в личном общении и из физиократической литературы, которая как раз стала в изобилии появляться.
Можно сказать, что Смит попал во Францию вовремя: он уже был достаточно зрелым ученым и человеком, чтобы не подпасть некритически под влияние физиократов и вместе с тем он оказался способным воспринять все полезное из учения Кенэ и Тюрго.
Вопрос о зависимости Смита от физиократии и особенно от Тюрго имеет свою историю. Смит глубже проник во внутреннюю физиологию буржуазного общества. Идя в русле английской традиции, он построил свою экономическую теорию на фундаменте трудовой теории стоимости, тогда как физиократы вообще не имели, в сущности, теории стоимости. Это позволило ему сделать по сравнению с физиократами важнейший шаг вперед, сказав, что всякий производительный труд создает стоимость, а отнюдь не только земледельческий. Смит имеет более ясное, чем физиократы, представление о классовой структуре буржуазного общества.
Вместе с тем есть области, в которых физиократы стояли выше, чем Смит. Это в особенности касается гениальных идей Кенэ о механизме капиталистического воспроизводства. Смит вслед за физиократами считал, что капиталисты могут накоплять только ценой лишений, воздержания, отказа от потребления. Но у физиократов было при этом, по крайней мере, то логическое основание, что, по их мнению, капиталистам «не из чего» накоплять, так как промышленный труд «бесплоден». У Смита нет даже этого оправдания. Смит непоследователен в своем тезисе о равноправии, экономической равноценности всех видов производительного труда. Он явно не мог избавиться от представления, что земледельческий труд с точки зрения создания стоимости все-таки заслуживает предпочтения: здесь, мол, вместе с человеком «работает» сама природа.
Отношение Смита к физиократам было совершенно иным, чем к меркантилизму. В меркантилистах он видел идейных противников и, при всей своей профессорской сдержанности, не жалел для них критических резкостей (иногда даже неразумных). В физиократах он видел в общем союзников и друзей, идущих к той же цели несколько иной дорогой. Вывод его в «Богатстве народов» гласит, что «изложенная теория, при всех ее несовершенствах, пожалуй, ближе всего подходит к истине, чем какая-либо другая теория политической экономии, до сих пор опубликованная».[118] В другом месте он пишет, что физиократия по крайней мере «никогда не причиняла и, вероятно, никогда не
