феодальной оболочкой. Хотя Кенэ и собирался обложить чистый продукт единым налогом, в основном он обращался к просвещенному интересу власть имущих, обещая им рост доходности земель и укрепление земельной аристократии.

И «хитрость» эта удалась в большой мере. Дело тут, конечно, не только в слепоте власть имущих. Дело в том, что спасти земельную аристократию действительно могли только буржуазные реформы, как это случилось, — правда, в других условиях — в Англии. А в рецепте старого доктора Кенэ это горькое лекарство было изрядно подслащено и скрыто под привлекательной оберткой!

По этой причине школа физиократов в первые годы имела немалый успех. Ей покровительствовали герцоги и маркизы, иностранные монархи проявляли к ней интерес. И в то же время ее высоко ценили философы-просветители, в частности Дидро. Физиократам сначала удалось привлечь симпатии как наиболее мыслящих представителей аристократии, так и растущей буржуазии. С начала 60-х годов кроме версальского «антресольного клуба», куда допускались только избранные, открылся своего рода публичный центр физиократии в доме маркиза Мирабо в Париже. Здесь ученики Кенэ (сам он не часто бывал у Мирабо) занимались пропагандой и популяризацией идей мэтра, вербовали новых сторонников. В ядро секты физиократов входили молодой Дюпон де Немур, Лемерсье де ла Ривьер и еще несколько человек, лично близких к Кенэ. Вокруг ядра группировались менее близкие к Кенэ члены секты, разного рода сочувствующие и попутчики. Особое место занимал Тюрго, отчасти примыкавший к физиократам, но слишком крупный и самостоятельный мыслитель, чтобы быть только рупором мэтра. То, что Тюрго не смог втиснуться в прокрустово ложе, срубленное плотником с версальских антресолей, заставляет нас с иной стороны посмотреть на школу физиократов и ее главу.

Конечно, единство и взаимопомощь учеников Кенэ, их безусловная преданность учителю не могут не вызывать уважения. Но это же постепенно становилось слабостью школы. Вся ее деятельность сводилась к изложению и повторению мыслей и даже фраз Кенэ. Его идеи все более застывали в виде жестких догм. На вторниках Мирабо свежая мысль и дискуссия все более вытеснялись как бы ритуальными обрядами. Физиократическая теория превращалась в своего рода религию, особняк Мирабо — в ее храм, а вторники — в богослужения.

Секта в смысле группы единомышленников превращалась в секту в том отрицательном смысле, какой мы вкладываем в это слово теперь: в группу слепых приверженцев жестких догм, отгораживающих их от всех инакомыслящих. Дюпон, ведавший печатными органами физиократов, «редактировал» все, что попадало в его руки, в физиократическом духе. Самое смешное, что он считал себя большим физиократом, чем сам Кенэ, и уклонялся от публикации переданных ему ранних работ последнего (когда Кенэ писал их, он был, по мнению Дюпона, еще недостаточно физиократом).

Такому развитию дел способствовали некоторые черты характера самого Кенэ. Д. И. Розенберг в своей «Истории политической экономии» замечает: «В отличие от Вильяма Петти, с которым Кенэ делит честь именоваться творцом политической экономии, Кенэ был человеком непоколебимых принципов, но с большой наклонностью к догматизму и доктринерству».[101] С годами такая наклонность увеличивалась, да и поклонение секты этому способствовало.

Считая истины новой науки «очевидными», Кенэ становился нетерпим к другим мнениям, а секта во много раз усиливала эту нетерпимость. Кенэ был убежден в универсальной применимости своего учения независимо от условий места и времени.

Его скромность ни на йоту не уменьшилась. Он отнюдь не искал славы, но она сама находила его. Он вовсе не принижал своих учеников, но они принижали себя сами. В последние годы Кенэ стал невыносимо упрям. В 76 лет он занялся математикой и возомнил, что сделал важные открытия в геометрии. Д'Аламбер признал эти открытия вздором. Друзья в один голос уговаривали старца не делать из себя посмешище и не публиковать работу, где он излагал свои идеи. Все было напрасно. Когда в 1773 г. это сочинение все же вышло, Тюрго сокрушался: «Это же скандал из скандалов, это солнце, которое потускнело». На это можно, видимо, ответить только пословицей: и на солнце бывают пятна.

Кенэ умер в Версале в декабре 1774 г.

Физиократы не могли никем его заменить. К тому же они уже переживали глубокий упадок. Правление Тюрго в 1774–1776 гг. оживило их надежды и деятельность, но тем сильнее был удар, нанесенный его отставкой. К тому же 1776 г. — это год выхода в свет «Богатства народов» Адама Смита. Французские экономисты следующего поколения — Сисмонди, Сэй и др. — больше опирались на Смита, чем на физиократов. В 1815 г. Дюпон, уже глубокий старик, в письме попрекал Сэя тем, что он, вскормленный на молоке Кенэ, «бьет свою кормилицу». Сэй отвечал, что после молока Кенэ он съел немало хлеба и мяса, т. е. изучил Смита и других новых экономистов. В конечном счете Сэй отказался и от главных прогрессивных элементов учения Смита.

Распад физиократизма в 70-х годах XVIII в. связан не только с его собственными недостатками. Это учение подвергалось резкой критике, притом с разных сторон. Потеряв покровительство двора, физиократы стали объектом нападок феодальной реакции. В то же время их критиковали писатели из лагеря левых просветителей.

Как пишет в своих мемуарах Мармонтель, уже с 1757 г. доктор чертил свои «зигзаги чистого продукта». Это была «Экономическая таблица», которая неоднократно издавалась и толковалась в трудах самого Кенэ и его учеников. Она существует в нескольких вариантах. Однако во всех вариантах «Таблица» представляет собой одно и то же: в ней изображается с помощью числового примера и графика, как создаваемый в земледелии валовой и чистый продукт страны обращается в натуральной и денежной форме между тремя классами общества, которые выделял Кенэ.

Чтобы показать хотя бы в основных чертах трактовку «Экономической таблицы» с точки зрения современной науки, воспользуемся трудами академика Василия Сергеевича Немчинова. В своей удостоенной Ленинской премии работе «Экономико-математические методы и модели» он пишет: «В XVIII в. на заре развития экономической науки… Франсуа Кенэ… создал „Экономическую таблицу“, явившуюся гениальным взлетом человеческой мысли. В 1958 г. исполнилось 200 лет с момента опубликования этой таблицы, однако идеи, заложенные в ней, не только не померкли, а приобрели еще большую ценность… Если охарактеризовать таблицу Кенэ в современных экономических терминах, то ее можно считать первым опытом макроэкономического анализа, в котором центральное место занимает понятие о совокупном общественном продукте… „Экономическая таблица“ Франсуа Кенэ — это первая в истории политической экономии макроэкономическая сетка натуральных (товарных) и денежных потоков материальных ценностей. Заложенные в ней идеи — это зародыш будущих экономических моделей. В частности, создавая схему расширенного воспроизводства, К. Маркс отдал должное гениальному творению Франсуа Кенэ…»[102]

Основной смысл приведенных цитат понятен читателю, но детали, возможно, стоит пояснить. Макроэкономический анализ — это анализ совокупных экономических величин (общественный продукт, национальный доход, капиталовложения) и связанные с этим экономические проблемы. В противоположность этому микроэкономика — анализ категорий и проблем товара, стоимости, цены и т. п., а также кругооборота индивидуального капитала. Макроэкономическая модель Кенэ — это гипотетическая, построенная на известных допущениях и постулатах схема воспроизводства и обращения общественного продукта. Она послужила одной из главных точек опоры, которые использовал Маркс в своих гениальных схемах воспроизводства.

В письме Энгельсу от 6 июля 1863 г. он впервые описывает свои исследования в этой области и набрасывает числовой и графический пример: как возникает совокупный продукт из затрат постоянного капитала (сырье, топливо, машины), переменного капитала (зарплата рабочих) и прибавочной стоимости. Образование продукта происходит в двух различных подразделениях общественного производства: там, где производятся машины, сырье и т. п. (первое подразделение), и там, где производятся предметы потребления (второе подразделение).[103]

Насколько Маркс вдохновлялся идеями Кенэ, свидетельствует тот факт, что непосредственно под