рабовладения он боролся все последние годы своей жизни, будучи президентом штата Пенсильвания и делегатом конвента, принявшего конституцию США. Характерна и форма последнего выступления Франклина. Это — bagatelle,[76] так называл он свои сатирические миниатюры, маленькие язвительные памфлеты, которые он нередко писал в последние десятилетия жизни. Такие «безделицы» в искусных руках старого Франклина жалили очень больно.

Трудовая теория стоимости была закреплена в «Богатстве народов» Адама Смита. Но до этого она появляется на протяжении целого столетия в виде более или менее смутных догадок у многих мыслителей. Франклин был в политической экономии в большой мере последователем Петти. По всей вероятности, он познакомился с его трудами во время своего первого пребывания в Лондоне. Может быть, их порекомендовал пытливому 19-летнему юноше доктор Мандевиль: как вспоминает Франклин, в захудалой таверне под вывеской «Рога» в Чипсайде он был представлен автору «Басни о пчелах».

Некоторые ученые связывают идеи Франклина также с влиянием другого из его старших современников — Даниэля Дефо, особенно его «Опыта о проектах». Франклин переносил на американскую почву богатые традиции английской культуры.

Сочинения Петти были у него под рукой, когда он в 1729 г. в Филадельфии взялся за одно из своих первых общественных дел — начал вести пропаганду за увеличение выпуска бумажных денег в Пенсильвании. Это неоднократно доказывалось исследователями путем сравнения текстов Петти и первого экономического сочинения Франклина, полное название которого: «Скромное исследование о природе и необходимости бумажных денег». Своей юношеской привязанности Франклин остался верен и в зрелые годы. Написанная им в 1751 г. работа о народонаселении, тоже заметное явление в экономической литературе, носит определенные следы влияния Петти. Между прочим, в своих демографических работах Франклин, опираясь на действительность американских провинций, высказывал любопытную мысль, что «в естественных условиях», без внешних помех численность населения имеет тенденцию удваиваться каждые 25 лет. Этот расчет был впоследствии использован Мальтусом, который утверждал, что производство средств существования должно фатально отставать от роста населения. Однако исторический пессимизм мальтузианства был совершенно чужд Франклину. Напротив, он верил в огромные возможности производства средств существования при разумной организации общества. Большое увеличение населения Америки он считал необходимым условием развития нового континента. О Великобритании же он писал, что «остров в состоянии прокормить в десять раз больше людей, чем имеется на нем сейчас, если бы они могли быть обеспечены работой».[77] Кстати сказать, население Великобритании лишь во второй половине XX в. достигло названного Франклином.

Подобно Петти, Франклин формулирует трудовую теорию стоимости не специально, а в рамках аргументации по другому, более конкретному вопросу. Он стремится вдолбить в головы упрямых квакеров мысль о пользе бумажных денег, особенно в условиях, когда не хватает драгоценных металлов.

Для этого ему надо ниспровергнуть с пьедестала металлические деньги, и здесь его рассуждения напоминают не столько взгляды Петти, сколько страстную аргументацию Джона Ло. Основная мысль Франклина такова: не деньги являются истинным мерилом стоимости, а труд. Он пишет: «Трудом можно измерить стоимость серебра, как и всех других вещей. Допустим, что один человек занят производством зерна, в то время как другой добывает и очищает серебро. В конце года или в любой другой момент все произведенное зерно и все серебро представят естественную цену друг друга: и если первого будет 20 бушелей, второго 20 унций, то унция серебра стоит труда, затраченного на производство бушеля зерна. Если же, благодаря открытию более близких или богатых рудников, человек может добыть 40 унций столь же легко, как ранее 20, между тем как для производства 20 бушелей зерна необходим прежний труд, то 2 унции серебра будут стоить не больше, чем тот же труд по производству одного бушеля зерна, и этот бушель, который раньше стоил 1 унцию серебра, теперь caeteris paribus будет стоить 2 унции».[78]

Это место цитирует Маркс в работе «К критике политической экономии», где он дал первую и наиболее полную характеристику научных заслуг Франклина. Маркс отмечает, что он «сформулировал основной закон современной политической экономии»,[79] т. е. закон стоимости.

Свою высокую оценку вклада знаменитого американца в вековой поиск политэкономов Маркс подтвердил и в «Капитале», где Франклин характеризуется как «один из первых экономистов, который после Уильяма Петти разглядел природу стоимости».[80]

Прежде всего гениальные идеи Петти нуждались в том, чтобы их талантливо распространяли, пропагандировали, применяли к конкретным вопросам экономики. Именно это делал Франклин. Но этого мало. Франклин ближе, чем Петти, подошел к идее о равенстве, общезначимости всех различных видов конкретного труда. В отличие от Петти он не приписывал труду по добыче драгоценных металлов каких-то особых свойств. Напротив, преследуя свою практическую цель, он всячески доказывал, что этот труд с точки зрения создания стоимости ничем принципиально не отличается от любого другого вида труда.

Постепенное движение научной мысли к уяснению двойственного характера труда, заключенного в товаре, представляет собой развитие трудовой теории стоимости и в связи с этим развитие всей классической школы в политической экономии. То был долгий и трудный путь. Молодой Франклин сделал шаг на этом пути.

Борьба Франклина за бумажные деньги имела под собой политическую и классовую основу. С одной стороны, она была направлена против великодержавной политики Англии, которая задерживала экономическое развитие колоний, навязывая им жесткую, ограничительную систему металлических денег. С другой стороны, Франклин выступил защитником интересов фермеров и городского простого люда против ростовщиков и купцов, которые хотели, чтобы отданные ими в ссуду деньги возвращались к ним в звонкой монете. Такие деньги они называли «честными» в противовес «нечестным», бумажным деньгам. Должники же, чтобы добыть серебряные деньги (золота в колониях почти не было), вынуждены были залезать в новую долговую кабалу или соглашаться на низкую заработную плату. Как показывают более поздние сочинения Франклина, он хорошо отдавал себе отчет в классовых интересах, которые были затронуты в споре о деньгах.

Ругая металлические деньги, Франклин увлекался и перегибал палку, что вело к теоретическим слабостям. Правильно отмечая, что с точки зрения создания стоимости нет разницы между серебром и зерном, он решил, что между ними нет разницы и по роли, выполняемой в обмене, в обращении товаров. Он игнорировал специфическую общественную роль денежного товара. Серебро было в то время в Америке всеобщим эквивалентом, т. е. товаром, выделившимся из всего необъятного товарного мира в итоге длительной эволюции. Зерно таким товаром не было. Как и весь товарный мир, оно нуждалось в серебре, в полноценных деньгах, чтобы выразить свою стоимость. Иного способа выражения стоимости товарно- капиталистическое хозяйство не знает. В этом смысле серебро все же было «особым» товаром. Бумажные деньги могли существовать лишь как представители, заместители серебра. В этом качестве их обращение было экономически вполне «законно».

Деньги выполняют особую общественную функцию. В отличие от всех прочих товаров они выступают как всеобщее и непосредственное воплощение абстрактного труда. Им не нужно искать другой товар для выражения своей стоимости: она постоянно выражается во всем многообразии товарного мира. Возникновение и эволюция денег есть объективный и стихийный процесс, не зависящий от воли людей. Франклин же склонялся к тому, чтобы толковать деньги как искусное «изобретение», как техническое орудие для облегчения обмена. При таком толковании металлические деньги казались ему не закономерной формой развития денег, а лишь искусственным и навязанным внешней силой элементом.

В конечном счете причиной ограниченности анализа основных проблем политэкономии, данного Франклином, лежит неразвитость буржуазных производственных отношений в обществе, которое он изучал. Но если вспомнить, что его брошюра, вышедшая в свет в глухой провинциальной Пенсильвании, на полвека опережала «Богатство народов» Адама Смита, то научное достижение американца предстает в своем