не собачка. Это бегемот какой-то. Слюнявый.

Девушка перегнулась через сиденье, пытаясь достать аптечку. Ее упругая грудь, туго обтянутая тонкой водолазкой, почти коснулась моего лица. Было удивительно наблюдать за ее действиями, так как я точно знал, что с переднего сиденья достать аптечку, лежащую на задней панели, невозможно. Видимо, это же самое поняла и она. Рассерженно откинув вперед спинку, она проникла в салон с улицы и, наконец, передо мной появилась черная пластмассовая коробка.

Через минуту, когда кровь была стерта и рана обработана, выяснилось, что моя верхняя губа рассечена почти до носа. Если я не хочу остаток жизни проходить с «заячьей губой», нужно срочно ехать в поликлинику и накладывать швы. Время играло на меня, поэтому я дал согласие отвезти себя в больницу. Я уже и не помню, какое по счету боевое ранение, связанное с профессиональной деятельностью и своим характером, я получил.

Я ехал, болтаясь вперед-назад и вправо-влево (мой ангел-хранитель, по-моему, только вчера сел за руль), и постоянно думал о Рольфе. Интересно, как сейчас чувствует себя маленький хулиган? Наверное, хорошо. Разодрал в квартире все, что находится ниже двадцати сантиметров от пола, нагадил, где только можно, и сейчас или воет, или спит. Лучше бы спал, иначе всему, что я задумал, грозит провал. А еще я думал о квартире. О своей квартире. Сейчас она наверняка напоминает дом старого раввина после махновского налета. Трое дебилов, не найдя в сумке щенка, естественно, подумали, что единственное место, где тот может быть, – квартира. Моя квартира. Но Струге не пальцем деланный. Струге отнес Рольфа Альбине Болеславовне.

Теперь уже не было сомнений в том, что я кому-то испортил настроение. Мною решили заняться всерьез. Подтверждением тому была ноющая боль в голове. Вот и проверил правоту своих догадок. Честно говоря, я знал, что произойдет нечто похожее, но не думал, что настолько похожее…

В больнице мне наложили три шва, порадовав известием о том, что губа рассечена не насквозь. Пока это единственная хорошая новость за сегодняшнее утро. От новокаиновой блокады левая сторона лица опухла, как у шарпея, и Люк меня принимал уже за своего. Его гигантская голова не покидала моего плеча, поэтому, разговаривая с девушкой и по привычке поворачивая голову налево, я лишь утыкался носом в морду мастифа. О девушке я пока знал немного. Зовут ее Виолетта – очень «распространенное» имя в средней полосе России. Сокращенно – Виола. После окончания медучилища в Брянске она приехала в мой город поступать в медицинский институт.

– Где ты, говоришь, живешь? – прошепелявил я, в очередной раз сдвигая череп убийцы слонов в сторону.

– У тетки. Это же рядом с твоим домом, на соседней улице. – Виола отвела взгляд от дороги и посмотрела в мою сторону. – Я же тебе говорила.

– Послеоперационный криз. Потеря памяти. Куда мы едем?

Девушка снова, но уже с тревогой, бросила взгляд в мою сторону.

– Да что с тобой?! Ты же сам сказал, что тебе нельзя домой! Мы просто жжем бензин.

– А-а… – облегченно вздохнул я, разворачивая к себе боковое зеркало заднего вида.

Да, видок у меня, прямо скажем, неважнецкий. Слава богу, грудина не сломана. Господи, разве можно так живых людей бить! Больно же! Мое самолюбование в зеркале прервала девушка.

– Антон, а почему эти негодяи хотят у тебя кобеля забрать?

Я застопорил взгляд, глядя на свое отображение.

– Не знаю… Наверное, он им слишком понравился.

– И из-за этого так избивать его хозяина?! – возмутилась Виола.

– Наверное, хозяин им слишком не понравился.

Она снова посмотрела на меня.

– Антон, ты хорошо себя чувствуешь?

– Я себя никак не чувствую. Голова, как африканский бубен.

– Ничего удивительного. Что ты хотел после укола анестетика в голову? Прими обезболивающее. В аптечке есть кетанов.

– Не люблю химию. Лучше буду страдать.

– Ну и страдай!

Некоторое время мы ехали молча. Она вела машину, я не отрывал взгляда от зеркала.

– Может, поедем и заберем твоего щенка?

Предложение было разумное, но уже неприемлемое для меня. Уже неприемлемое…

– Виола, – попросил я. – Можно я за руль сяду? Казаку, чтобы вылечить недуг, нужно на коне по степи промчаться. Может, и мне стоит попробовать?

Девушка недоверчиво покосилась на мой пластырь, закрывающий чуть ли не половину лица. Тем не менее она сбросила скорость, стала притормаживать и только после остановки спросила:

– А ты сможешь?

– Элементарно. Я же не буду гнать, как ты.

Я соврал. Как только мы поменялись местами, «восьмерка», визжа проворачивающимися колесами по льду, рванулась с места.

– Осторожно! – закричала Виолетта, видя, как задок машины при старте понесло влево.

– Все прекрасно! – ревел я. – Вот новый поворот!.. Что он нам несет?! По-моему – взлет!!!

«Восьмерка» оторвалась от земли и под визги Виолы и Люка перелетела через бордюр дороги. Грохнувшись брюхом на сугроб газона, она вновь почувствовала под колесами землю и снова стала набирать обороты. Поскольку я и не думал их сбрасывать, машина вырвала из-под себя две струи обледеневшего снега и понеслась по дворам. Я едва успевал на скорости объезжать веревки с бельем, песочницы, похожие на дворцы Снежной королевы и деревья…

– Ты с ума сошел! – визжала девушка, округляя от ужаса глаза. – Что ты делаешь?!

– Что я делаю?! – заорал я в тон Виолетте. – Что я, мудак, делаю, а?! Наверное, Виола, я пытаюсь уйти во-о-он от той синей «Мазды»! Тебе ее сейчас очень хорошо видно в зеркало. Ты не поверишь, но мне эта тачка очень не нравится! И знаешь – чем? Тем, что она стояла у дома, когда я очнулся у тебя на коленях! Тем, что она стояла у больницы, когда ты меня оттуда увозила! Тем, что она уже дважды пересекла сплошную линию, то есть дважды нарушила правила в том же месте, что и ты!

– Нас преследуют?! – закричала девушка не своим голосом.

– Ага, – ответил я, на скорости выезжая на междугороднюю трассу. – Подлецы какие-то. Ты, случайно, не знаешь кто?.. Ой, менты. Пристегнись, родная.

Обдав ветром молоденького сержанта, который и палку-то не успел толком поднять, я промчался мимо стационарного поста ГАИ. Последнее, что увидел сержант, были дикие глаза черного мастифа.

После ухода с должности федерального судьи и до назначения на должность мирового, я трижды на чужих машинах пытался «уходить» от ГАИ. Из них дважды я был пойман и жестоко нравственно третирован. Кто я в прошлом, эти ребята знали очень хорошо, поэтому с глубоким удовлетворением отыгрывались на теперь уже беззащитном Струге. Сейчас я снова слышал за спиной сирену, но не она меня пугала. Если я буду задержан ими сию минуту, представляю, какое дикое разочарование их постигнет. Но я не горел муками «мести». Меня пугала схожесть характеров моего и сержанта. Мы оба были упрямы до неприличия, и я бы на месте инспектора уже начал вести прицельный огонь из табельного ПМ. Нет ничего более глупого, как «уходить» от ГАИ по междугородней трассе. Но и устраивать полемику посреди проезжей части не имело смысла. Я уходил не от милиции, а от людей в иномарке, преследующих меня. А еще минута, и они меня достанут. Пора было принимать решение…

Сбросив скорость, я подпустил бело-голубую «шестерку» метров на тридцать и под истошный вопль Виолы развернулся на сто восемьдесят градусов. Проезжая мимо сержанта, я услышал только последнее слово из фразы, которую он произносил в громкоговоритель. Оно звучало так – «СУКА!..».

Въезжать в город, где меня «накроют» уже через пять минут, было бы глупо. Поэтому я свернул к лесополосе. Перестроился в «мертвую зону» – пространство между двумя рядами деревьев. Еще через пять минут, выкатываясь из лесополосы и въезжая в лесок, я стал успокаиваться. Когда через километр показалась полоска реки и мы съехали к берегу, я понял, что мой счет с ГАИ сравнялся. 2: 2.