– Он ее повез кататься. Не знаю в точности, что уж там произошло. Скорее всего, Плюшкина заторопилась за деньгами, а пьяненький Макс, у него же был хмельной график, осерчал и выкинул неблагодарную прямо под колеса собственной машины. Потом, возможно, хлебанул еще водочки для поднятия настроения и напрочь забыл про бедолагу. Короче, когда он въезжал в ворота Воротиловского дома, чувствовал себя абсолютно безгрешным.

– Ну точно! Я же говорю – ни хрена не помнил! – радостно подтвердил Макс.

– Но не так все радужно обстояло у Алекса. Ему нужна была вторая кассета! А Плюшкина как сквозь землю провалилась. А между тем не такая она была дама, чтобы бросаться деньгами. В ту ночь Воротилов ее так и не дождался. Зато он видел, как въезжал Макс на его джипе. А уже утром он узнал, что Ирина Максимовна неожиданно скончалась под колесами автомобиля. Причем имелись даже свидетели, которые видели его джип именно в том самом месте и в то самое время, когда и погибла девушка. Алекс не был глупым, он кое-что сопоставил и сделал вывод: Плюшкину убил Макс. Может быть, он и не стал поднимать бы шумиху, но к делу подключился я, и он решил, что лучше пусть преступник сам откроется, нежели загружать лишними проблемами мою светлую голову. Вот он и стал приставать к Максу, чтобы тот признался.

– А чего сразу не обратился в органы? – сурово нахмурился Капелькин.

– Вероятно, прямых доказательств у него не было, поэтому и хотел, так сказать, по собственному согласию… – догадалась Ксения.

– Как же! – взвилась повариха. – Прямо поедом ребенка ел – иди сдавайся да иди сдавайся! Я уж и так к нему подходила и эдак – ну не хочет парнишка в тюрьму, чего, мол, прицепились к дитю?! Так нет! За убийство надо отвечать, говорил. А перед кем отвечать-то? Была ба эта ваша Плюшкина жива, так Максик хоть прощения бы попросил, а так-то чего уж, всем теперь под колеса, что ли?

– Мам! Ну не перебивай! – снова взбрыкнул Макс и уставился на Дусю. – И чего дальше?

– А то ты не знаешь! Дальше твоя матушка перепугалась милиции и решила потихоньку избавиться от слишком умного Алекса. Так ведь, Марфа Николаевна? Взяли и траванули его димедролом.

– Так а чего делать-то было?! Нешто я свое чадо в каталажку упеку?! Знамо, надо было успокоить Иваныча. А он еще подозрительный такой был в последнее время – прежде чем кусок в рот положить, десять раз его понюхает, лизнет, будто бы димедрол пахнет по-особенному как-то. Я уж столько мучилась, а потом углядела: бутылку пива он откуда-то приволок и, главное, таскается с ней, с открытой! Ну тут уж я не сплоховала – как только он ее из рук выпустил, я сразу туда горсть таблеток – хрясь! И все дела. Так и задохнулся сердешный. А ведь еще мог бы жить да жить, молодой был… – Повариха, забывшись, принялась причитать и протирать глаза платочком.

– Мам! Ну ты чего-то совсем! – снова взвыл Макс.

– Да я ничего, ничего. А дальше-то чего было? – теребила теперь она Дусю.

– Да ничего не было дальше. Все. Я все раскрыл, – развел руками Филин и неожиданно закончил: – Ты, Ксения, решай с ними сама. Я вон тебе сколько помощников нагнал, свидетелей разных, а я – все! Не могу больше здесь оставаться. Я домой поеду, к маме. Кстати, никто не видел, куда это я свою коллекцию гусениц задевал?

– Дак поди-ка вылупились твои гусеницы, бабочками сделались, чего ж им всю жизнь в червяках? – рассудила Марфа Николаевна. И откровенно польстила: – Чего уж о насекомых, когда ты сам-то, вон какой… гусеницей был, а теперь прям тебе махаон!

И пока присутствующие хлопали открытыми ртами, придумывая новые комплименты сноровистому сыщику, он не спеша удалился к себе в комнату, вызвал по телефону такси и отбыл – подальше от роскошного и страшного особняка. Задержать его никто не осмелился.

Уже стоя возле дверей собственного дома, он вдруг отчетливо понял: как же он соскучился! По своей, пусть не совсем просторной квартирке, по ванной, где он еще совсем недавно топил игрушечного мотоциклиста за его недостойное поведение, по мягкому розовому маминому халату, который та все время подсовывала ему, когда отключали отопление… И ничего, что мама теперь не будет подавать ему кипяченое молоко в постель и рваться в ванную, чтобы помыть сыночку уши, в конце концов у нее теперь своя семейная жизнь, где и ему отыщется место.

Олимпиада Петровна открыла двери немного недовольная.

– Дусенька, сынок! Сколько раз мамочка тебе говорила, чтобы ты не шатался так поздно! Немедленно мойся, я тебе вскипячу молока, и ты сразу в кровать. Да! И не забудь хорошо промыть шею!

На следующий день за накрытым столом Дуся рассказывал про свои приключения разомлевшему от стопочки Макару Семеновичу. Мать капустницей порхала по кухне и не успевала наполнять тарелки. Она только урывала минуточку, чтобы присесть, наглядеться на такого мудрого, сообразительного сына, и снова кидалась к сковороде с котлетами.

– Так, говоришь, этот Макс ее придавил? – мусолил криминальную историю Макар Семенович, хрустя огурцом. – А как он ее туда… ну запихал-то, под колеса, как он девчонку? Ведь это ж умудриться надо!

– Это она случайно кинулась, а тот пьяный, понятное дело, – важно размахивал вилкой Дуся и думал: попробовать ему пятьдесят граммов винца или мама будет ругаться?

– Нет, погоди… А ты говорил, он поехал куда-то… Ну охранник-то. А зачем он поехал? Сидел бы себе да пил! У него водка кончилась? – допытывался супруг матери.

– Ой, да и ладно, бог с ними, – отмахивалась Олимпиада Петровна. – Дусенька, детка, убери руки от рюмки! Мамочка сердится! Макар, ты уже третью котлету жуешь, куда в тебя лезет?

Дуся жевал уже пятую, но маменька все подкладывала ему новые и заглядывала в сонные сыновние глаза. А Дуся не спал, он думал. С одной стороны, ему было приятно, что у него спрашивают разъяснения, а с другой – было немного обидно, ну чего ж, черт возьми, этот Макар Семенович не верит, что Дуся дело раскрыл. Ну да, остались у него какие-то нестыковки, ну так это же издержки производства, теперь уже никто не скажет, что там говорила Алексу Плюшкина и как все было на самом деле: Воротилов мертв, Плюшкина тоже, а единственный свидетель, он же преступник, забыл все тонкости в похмельном угаре!

– А девушка эта… любовница Воротилова? – вспомнил Макар Семенович, но тут, видимо, у матери взыграла спящая ревность, и она сбила супругу все мысли.

– Девушка! Санька-то был уж седой вовсе, а все ему девушки! Ну прямо смешно, ей-богу! Нет бы ровню себе найти, меня бы пригласил…