гимнастика и массаж лица? Так! Из университета, значит, в гимназию поступишь, а из гимназии прямая дорога в детский сад… до чего ж ты думаешь дойти? Мой трезвый ум не в силах этого постичь.

Ст. студент (скрывая смущение, развязно). А вот выпьешь сейчас и поймешь. Эх, Онуша — жизнь для жизни нам дана!

Онуфрий. Скажи, пожалуйста, какая свежая новость. Это ты где же, в нынешних «Ведомостях» прочел?

Тенор (выходя из-за перегородки). Ха-ха-ха! Онуша трезв и мрачен, привязывается ко всем. Налей-ка чаю, старик!

Ст. студент (торопливо). Ну, пустяки… Водка сейчас будет. Послушай, Онуфрий Николаевич, я хотел тебя спросить… Вчера я ушел раньше: о чем они еще говорили? Обо мне говорили? Я боюсь, что вчера я многих восстановил против себя, кажется, я был немного резок, особенно в ответе этому Паншину…

Онуфрий. Нет, не говорили. Чего им говорить?

Ст. студент. Но ведь я же один выступил против… ведь ты не говорил, ты только голосовал со мной, чему я очень рад, Онуфрий Николаевич.

Онуфрий. Ну и выступил, — дальше?

Ст. студент. Я и говорю: они должны быть… ну, возмущены, что ли?

Онуфрий. Нет.

Тенор. Старик все беспокоится, утешь его, Онуша.

Онуфрий. Нет. О тебе не говорили. А вот обо мне действительно говорили, хотя я тут же присутствовал… Смеялись, что я с тобою голосовал.

Ст. студент. Смеялись? Разве это так смешно?

Онуфрий. Должно быть, что смешно — смеялись весело. А кто говорит, что и грустно, хотя плакать и не плакали. Да не желаю я об этом говорить! И без тебя тошно, а ты, как балерина, перед носом прыгаешь. Садись и пей чай, я тебе налью. Сам налью, только сядь ты, пожалуйста! Ты мне горизонты закрываешь, а мой географический ум не может без горизонтов, как твой исторический — без фактов! Ну — пей!

Ст. студент (садясь, тревожно). Ты меня беспокоишь, Онуфрий Николаевич.

Онуфрий. Нет, это ты меня беспокоишь! И зачем я к тебе пришел? Да будет проклят тот день, неделя, месяц, год, когда… А, Капитон, наконец-то пожаловали!

Коридорный Капитон, лохматый и мрачный человек, вносит водку и закуску и ставит на стол.

Капитон (кладет мелочь на стол). Сдачи.

Онуфрий. Холодно, Капитон?

Капитон. На этом, как его… градуснике, что около генерал-губернатора, двадцать три показано. Не то двадцать шесть, не разберешь. К ночи еще холоднее будет, мороз лютый.

Онуфрий. Мрачный оптимист. Не верит в человека и раза три в году ловит чертей. Эй, мистик, почем дюжину чертей продаешь? Или у тебя оптовая торговля?

Капитон (оборачиваясь, обиженно). Сами как станете ловить, тогда узнаете. (Уходит.)

Тенор. Не миновать тебе белой горячки, Онуша.

Онуфрий. Белая горячка требует, братец, фанатизма, а я человек холодный. За твое здоровье, старик!.. И не смотри ты на меня глазами загнанной газели, не терзай ты моего сердца! Я сейчас выть начну!

Ст. студент. Ты меня тревожишь, Онуфрий. Кроме шуток: они что-нибудь плохое говорили обо мне? Для меня это очень важно, Онуфрий, пойми меня. Ты же человек умный.

Онуфрий. Нет, не говорили.

Ст. студент. Ничего?

Онуфрий. Ничего.

Ст. студент (улыбаясь). Как будто меня и не было?

Онуфрий (пьет). Как будто тебя и не было… Да о чем ты беспокоишься, дядя? Ей-Богу, не стоит, серьезно тебе говорю. Наши все тебя любят и даже уважают, а если иногда кто посмеется, так без этого нельзя, прокиснуть можно, сам понимаешь.

Ст. студент. Паншин говорил глупости!

Онуфрий. Да его никто и не слушал. Эх, дядя, я бы на твоем месте и в ус не дул, раскрыл бы себе книжку да и читал — гляди все, какой я есть и какое во мне неудержимое влечение к идеалу! (Мрачно.) Эх, Блоха мне изменила, вот что гнусно! Ведь она тоже на задние ноги становится, на сходку идти хочет. (Пьет.) Души у нее нету, у Блохи! Я ему говорю: мне наплевать, что у тебя римский нос, у меня у самого греческий нос, пойдем к Немцу. А он говорит: иди один, потому что ты… с… стареть начинаешь, — я к Онучиной иду, почву подготовлять будем. Слыхал? И это Блоха, ничтожнейший из зверей, микроорганизм, почти бактерия. А что же остальные? Эх! (Пьет.)

Тенор. Сердиты?

Онуфрий. Сердиты.

Тенор. И на меня? Ведь я же не голосовал?

Онуфрий. Знают они, как ты свой голос бережешь! Лучше и на глаза им не показывайся, наикротчайшего Кости, и того тщательно избегай — он тебя в один раз уставом пристукнет! А там и еще кое-кто есть… похуже.

Тенор встает и беспокойно шагает.

Тенор (останавливаясь). А на сходку пойдешь?

Онуфрий (мрачно). Пойду — как же не идти!

Ст. студент. Странный ты человек! Так зачем же ты голосовал против сходки?

Онуфрий. По убеждению. Ибо убежден, что несвоевременно. Хоть на кол меня посади, от убеждений не отступлюсь. (Наливает.)

Ст. студент. Так зачем же ты идешь?

Онуфрий (пьет). По принципу. Раз товарищи идут, так как же я могу не идти? Да после этого у меня не греческий нос, а просто безносие какое-то, шарообразная плоскость, ничем не прикрытая канализация! Что ты, опомнись!

Тенор мрачно уходит за перегородку.

Ст. студент (вставая). Но ведь это же вопиющая нелепость! Не понимаю!

Онуфрий. И понимать тут нечего… Дело ясное.

Ст. студент. Или я действительно что-нибудь просмотрел, не заметил, не оценил как следует — даже не в фактах, не в выводах, а вот в этой вашей психологии, которой я не понимаю.

Онуфрий. Вот именно: просмотрел.

Ст. студент. Да что? Объясни, пожалуйста. Ведь я же старался стать именно на вашу точку зрения, я отрешился от своих привычек, я изменил свой характер, даже манеру говорить… и кланяться! Ведь если бы… Наташа увидела меня, она бы не узнала… так я слился с вами настолько одною жизнью живу. И все-таки… (Смеется.) Какие пустяки! Я разволновался и говорю Бог знает что, ты не слушай. Выпей-ка лучше рюмочку да налей и мне, что-то захотелось.

Онуфрий. Если серьезно, то изволь, налью. Не расплескай, — руки-то у тебя дрожат.

Ст. студент (ставит рюмку назад, говорит серьезно, наклонившись к Онуфрию). Так как же, идти мне или нет? Будь друг, Онуфрий Николаевич, посоветуй мне, я серьезно прошу тебя об этом.

Онуфрий (смотрит на него после некоторого молчания). Чудак!