не своего сына, что ли, кормлю? Я-а-асно! А где настоящий папаша? На соседнем сеновале ждет?

– Паш, ну чего ерунду-то городить? Ну где ты у нас в районе сеновал видел? – удивлялась Люба. – Гляди-ка, невидаль – из мальчонки детская дурь прет. Сейчас в угол поставим, конфет не дадим, а назавтра, как миленький, вспомнит, кто его настоящий отец. А с Машкой я его больше не буду отпускать.

– Не-е-ет уж, я теперь сам посмотрю, что там за папаша у нашего Димки отыскался. А ты не вздумай соваться! – пригрозил Павел жене и стал ждать приезда Маши.

Та приехала, как водится, к выходным.

– Ну что, Димыч, поедем со мной завтра в город? Ой, Люб, ты не представляешь, сейчас у нас в парке такие карусели поставили, ну знаешь, вроде американских горок – едешь, дух захватывает. Конечно, Димку еще рано на них, но посмотреть сходим. Там взрослые, солидные люди визжат, будто поросята на свиноферме. Пойдем с Димкой, посмеемся.

Люба хотела было запретить, но Павел, слащаво улыбаясь, ласково закивал:

– Конечно, конечно, съездите, Машенька. Отчего не съездить?

– Так собирайте Димку, чего время-то тянуть. Автобус через час отходит. Да, Люб, ты на него не надевай куртку эту, она страшная. Лучше ту, что я ему покупала.

Люба не могла объяснить сестре, что ту курточку, которую она купила, Паша в клочья разодрал от ревности. Сказала, чтобы не обидеть:

– Зато эта теплее, та уж больно легкая, по всей спине ветер свищет.

Маша не стала спорить, только бросила быстрый взгляд на часы. В последнее время она с сестрой и совсем мало общалась – приезжала только, чтобы Димку забрать. Вот и в этот раз, побросав наскоро детские вещички в сумку, она помахала ручкой и повела мальчика на автобус. Когда за ними закрылась дверь, Павел быстро выскочил следом.

– Ты куда? – кинулась жена.

– Молчи! К Кольке я, он обещал машину дать. Я сам посмотрю, что за папа у моего сына объявился.

– И я с тобой! – тут же вскочила Люба. – Я тоже хочу посмотреть, кто это на моего мальчишку глаз положил.

– И не вздумай! Специально едешь, чтобы любовника предупредить? – окрысился Павел.

Люба махнула рукой и осталась дома.

Павел приехал к вечеру, вместе с Димкой.

– Ну чего? – кинулась к нему Люба.

– Да ничего! Я за Машкой до самого ее дома следил. Приехали они, часа два дома были, потом вышли – Димка наш в таких одежках, каких у него сроду не бывало. Направились в парк. Я за ними на машине. Потом, правда, вышел, так стал наблюдать. Ничего – ходят себе и ходят. Ничего не делают, и на карусели не смотрят, а просто так шатаются. А Машка возле нашего пацана, будто клуша, крыльями хлопает: штанишки ему поправляет, всякие конфетки на палочках покупает, сопли ему платком трет. Вот, честное слово, кабы не знал, что ты ему матерью приходишься, точно бы решил, что она и есть евойная мать. Ходили, ходили, а потом Машка к какой-то скамеечке подошла, а там уже и пакет стоит, взяла она ту сумку и быстренько из парка вышла. С Димкой, конечно. А тут я на «Москвиче». Понятное дело, вроде бы случайно. Она меня увидела и говорит, хорошо, мол, что ты нам встретился, можешь Димочку забрать, мне завтра не придется переться черт-те куда. Вот и забрал.

Больше супруги ничего не выяснили, но Димку Люба давать перестала. Так, на всякий случай – хоть Мария и родная сестра, а уж больно непонятны были все эти ее прогулки с ребенком. Да и нечего мальчонку против отца настраивать. Однако процесс, как говорится, уже пошел. Паша никак не мог выбросить из головы Димкины слова, начал пить, стал злобным, дерганым, а потом и вовсе – на Любу стал руку поднимать. Стоило ей начать что-то говорить, как он тут же затыкал жене рот:

– Еще надо посмотреть, чьего сына я ращу! Тебе надо мне ноги мыть и воду пить!

Такая перспектива Любу не устраивала, и она подала на развод.

Когда Павел окончательно отошел от семьи, снова появилась Мария.

– Ну что, теперь будешь давать Димку?

Люба сначала хотела спустить сестру с крыльца – мол, разрушила она ее семью, а потом подумала – да в чем же она виновата? Просто гуляла с племянником, чего плохого? И все же что-то не нравилось Любе.

– Димку, говоришь, дать? А зачем? Только не говори мне, что в парк новых обезьян завезли, не поверю. Говори честно – зачем тебе мой сын? Что ты выдумала?

Мария сначала долго таращила глаза, цокала языком и возмущенно качала головой, но Люба держалась стойко.

– Хочешь комедию ломать – ломай, а сына не получишь! Еще неизвестно, для каких таких целей ты его за собой таскаешь! Может, чего недоброе задумала.

– Может, и задумала, да только твоему сыну от этого одна выгода получается, – наконец усмехнулась Мария и коротко объяснила: – И чего ты взвилась? Никто Димке ничего дурного не сделает. Понимаешь, я с одним мужичком, скажем так, дружила, а потом он женился. Не на мне, на другой. Я, дурочка, столько плакала, переживала, а он ее, оказывается, за большие деньги полюбил, за папочку ее всемогущего. Куда мне против такого папочки! И вроде уже все забылось, утряслось, а тут… Помнишь, ты в магазин приезжала, в город, а меня попросила с Димкой в парке прогуляться, тебя подождать? Так это в первый раз было. Иду я, значит, с ним по парку, и тут он мне навстречу, друг мой сердечный. Подбежал, трясется весь, руки жмет, в глаза заглядывает, а я все Димку за себя прячу, ну чтобы не подумал, что мой ребенок-то. А дружок мой этот жест по-своему истолковал – выдернул из рук мальчонку, вперился в него глазами и только шепчет: «Мой сыночек-то, мой. Значит, не побоялась, одна родила, значит, есть у меня кровинушка». А по щекам его слезы ползут. Я и не знала, что мужики так реветь умеют. Ну, тут уж сам бог подсказал, что мне делать. Я глазки в сторону отвела, всхлипнула для солидарности, а потом кивнула – да, мол, твой, чего теперь