все идут ровно. Входят в последний поворот, Лэсс впереди на голову, остальные вплотную за ней… — Охваченный возбуждением, Данросс впился глазами в лошадей, сердце у него почти остановилось. — Давай, Алексей… — Его крик смешался с криками остальных, переживала и Кейси, лишь Бартлетт наблюдал за всем этим отстраненно, его мысли витали где-то далеко.

В ложе «Блэкс» Горнт держал бинокль так же твердо и так же сдерживал возбуждение.

— Давай, — бормотал он, глядя, как Блуи Уайт подхлестнул Пайлот Фиша на повороте, как Ноубл Стар сохранила выгодную позицию на внешней бровке, как Уиннинг Билли идет рядом с Лэсс, которая вроде бы чуть вырвалась вперед, но из-за угла поворота было не разглядеть.

Руки Травкина снова ожгла чья-то плеть, однако, не обращая внимания на боль, он ещё немного сократил разрыв на повороте. Пять оставшихся лошадей разделяли какие-то дюймы, а Баттерскотч Лэсс не пускала никого к ограждению.

Блуи Уайт на Пайлот Фише понимал, что близится время для рывка. Десять ярдов, пять, четыре, три, два — пошёл! Они как раз выходили из поворота, и он дал жеребцу плеть. Пайлот Фиш рванулся вперед в дюймах от ограждения, теперь уже явно оторвавшись, потому что Баттерскотч Лэсс почувствовала шпоры и плеть на миг позже. Все жокеи сознавали: или сейчас, или никогда.

Выгнувшись параллельно шее Ноубл Стар, Травкин склонился к её уху и издал казацкий клич. Откликнувшись на первобытный зов, кобылка пошла длинным махом, с раздувающимися ноздрями и пеной изо рта. Теперь пятеро участников уже неслись по прямой, Ноубл Стар по внешней бровке. Уиннинг Билли дюйм за дюймом приближался к Лэсс. Холки у всех были взмылены, вперед вырывались то Лэсс, то Пайлот Фиш, а потом и серый в яблоках мерин Лохинвар сделал заявку на победу, вырвав лидерство у Пайлот Фиша и заняв ближайшую к столбу позицию. Вовсю заработали хлысты и шпоры, и в глазах у всех маячил лишь финишный столб впереди.

Оставалась сотня ярдов.

На трибунах, балконах и в ложах стоял сплошной крик. Даже губернатор колотил кулаком по поручням балкона:

— Давай, давай, Баттерскотч Лэсс!

А внизу, у финишного столба, толпа так напирала, выгибая шеи, что чуть не раздавила стоявшего у перил Чжу Девять Каратов.

Девяносто ярдов, восемьдесят… Летит грязь, все участники из последних сил рвутся к победе, охваченные возбуждением посреди нарастающего рева.

— Лэсс вырывается вперед…

— Нет, погляди на Пайлот Фиша!

— Господи, это Лохинвар-р-р…

— Уиннинг Билли…

— Давай, давай, давай…

Травкин видел надвигающийся финишный столб. Сверкнула очередная молния. Угловым зрением он заметил, как вперед на голову вырвался Лохинвар, потом Лэсс, Уиннинг Билли, теперь в лидеры потихоньку выдвигался Пайлот Фиш, а Уиннинг Билли и Лохинвар загораживали ему, Травкину, дорогу.

Узрев обещанное открытое пространство, Блуи Уайт дал жеребцу финальную плеть. Тот стрелой рванул в свободный промежуток и оказался рядом с Баттерскотч Лэсс, потом обошел её на голову. Блуи Уайт видел, как жокей Лэсс, не входивший в число «посвященных», хлестнул кобылу и прикрикнул на неё. Травкин издал торжествующий клич, и Ноубл Стар стала выкладываться в финальном спурте. Все пятеро лошадей вылетели на заключительные ярды голова к голове; вперед вырывался то Пайлот Фиш, то Уиннинг Билли, рядом с ними Ноубл Стар, отстававшая лишь на голову, на самую малость; толпа бесновалась как один ничего не соображающий буйнопомешанный; все наездники сбились в плотную группу, Ноубл Стар по внешней бровке, Уиннинг Билли в каких-то дюймах от неё, его достала Лэсс, её настиг Пайлот Фиш, и теперь они чуть вырвались вперед.

Сорок… тридцать… двадцать… пятнадцать…

Вперед выходили то Ноубл Стар, то Пайлот Фиш, то Лэсс, опять Ноубл Стар… Уиннинг Билли… И вот уже финишный столб пронесся мимо, и ни один из них не знал наверное, кто выиграл, — лишь Травкин был уверен, что проиграл. Он намеренно резко дернул мундштук, сместив его на каких-то два дюйма и зажав намертво левой рукой; движение было незаметное, но его оказалось достаточно, чтобы лошадь сбилась с шагу и шарахнулась в сторону. Она с громким ржанием покатилась в грязь, сбросив всадника на ограждения. Лэсс чуть не упала, но устояла на ногах, остальные три лошади остались целыми и невредимыми. Травкин почувствовал, что парит в воздухе, а потом невыносимая боль разодрала грудь и расколола голову, и наступила темнота.

Толпа ахнула, на миг забыв о скачках. Снова ослепительно сверкнула молния, ливень хлынул сильнее, громче загрохотал гром, и на ипподроме началось светопреставление.

— Пайлот Фиш ненамного…

— Ерунда, это была Ноубл Стар на самую чуточку…

— Ты не прав, старина, это был Пайлот Фиш…

— Цзю ни ло мо…

— Господи, какой забег…

— О боже! Смотрите! Флажок протеста распорядителей…

— Где? О господи! Кто сфолил?..

— Я ничего не заметил, а ты?..

— Нет. Что тут увидишь в такой дождь? Даже в бинокль…

— Боже, и что теперь? Все эти проклятые распорядители, если они отнимут победу у моей лошадки, клянусь Богом…

Увидев, что Ноубл Стар упала и сбросила Травкина, Данросс метнулся к лифту. Он не видел, что произошло. Травкин оказался слишком хитер.

В коридоре было полно других людей, все взволнованно говорили, никто никого не слушал.

— Мы выиграли на самую малость…

— В чем суть протеста, господи боже мой? Ноубл Стар…

— В чем суть протеста, тайбань?

— Это объявят распорядители. — Среди общего гвалта Данросс снова ткнул пальцем в кнопку.

Когда двери открылись, подошел Горнт, все стали заходить в кабину, и так медленно, что Данроссу хотелось зарычать от ярости.

— Впереди был Пайлот Фиш! Совсем ненамного, Иэн, — крикнул Горнт. Он был весь красный и старался переорать остальных.

— Какой забег! — крикнул кто-то. — Из-за чего протест?

— Ты знаешь, Иэн? — спросил Горнт.

— Да, — ответил тот.

— Они хотят оспорить победу моего Пайлот Фиша?

— Ты же знаешь процедуру. Сначала распорядители разбираются, что к чему, а уж потом делают объявление. — Взглянув в карие глаза Горнта, он понял, что тот в ярости. Видно, бесится оттого, что не распорядитель. «И ты никогда им не станешь, ублюдок, — тоже разозлился Данросс. — Пока я жив, будешь получать у меня чёрные шары».

— Это против Пайлот Фиша, тайбань? — вылез кто-то.

— Боже милостивый, — откликнулся он. — Вы же знаете правила.

Лифт останавливался на каждом уровне. В него втискивались владельцы лошадей и приятели. Снова раздавались крики о том, какая великолепная была скачка, но в чем, черт побери, состоит протест? Наконец лифт спустился на самый нижний ярус.

Данросс ринулся на дорожку, где, окруженный мафу и служащими, лежал, скрючившись, недвижный Травкин. Ноубл Стар давно уже поднялась, целая и невредимая, и носилась галопом в дальнем конце ипподрома, а высыпавшие на поле конюхи ждали подходящего момента, чтобы перехватить её.

На последнем повороте скакового круга над чалым мерином Кингплеем — бедняга мучился, у него была сломана задняя нога и кость торчала наружу — склонился ветеринар. За ревом нетерпеливых зрителей, старавшихся перекричать друг друга, никто не услышал выстрела: глаза всех были устремлены на