— О Горнте?
— О Данроссе.
— Фантастика! Он был просто великолепен. Этот отвлекающий маневр с «японским банком» — просто гениально, — восхитилась она. — Он вскружил головы всем присутствовавшим, ты же видел, а значит, и всему Гонконгу. Слышал, что сказал Сазерби?
— Конечно. Похоже, у нас все складывается — если ему удастся выскользнуть из ловушки Горнта.
— Будем надеяться. — Тут она заметила, что Бартлетт улыбается. — Что такое?
— Ты понимаешь, что мы только что проделали, Кейси? Мы купили Благородный Дом за обещание предоставить два миллиона баксов.
— Как это?
— Иэн поставил на то, что я предоставляю два миллиона.
— Это не игра, Линк, это договоренность.
— Конечно. Но, скажем, я их не даю. Весь его карточный домик рушится. Если он не получает эти два миллиона, с ним все кончено. Вчера я сказал Горнту, что могу выдернуть ковер из-под ног Данросса в понедельник утром. Скажем, я отказываю Иэну в этих двух миллионах до того, как начнутся торги. И он «слит».
Кейси в изумлении уставилась на него:
— Но ты ведь этого не сделаешь?
— Мы здесь для того, чтобы провести рейд и стать Благородным Домом. Посмотри, как Иэн поступил с Блицманном, как все они обошлись с ним. Бедняга даже не понял, что произошло. Пагмайр ударил по рукам, но пошёл в отказ, чтобы принять более выгодное предложение Иэна. Верно?
— Но это другое дело. — Кейси испытующе смотрела на Бартлетта. — Ты что, собираешься нарушить уговор?
Загадочно улыбаясь, Бартлетт посмотрел вниз, на толпы людей и тотализатор.
— Возможно. Все зависит от того, что будет предпринято за выходные, кем и против кого. Горнт или Данросс, какая разница?
— Я не согласна.
— Конечно, Кейси, я понимаю, — спокойно проговорил он. — Но это мои два миллиона и моя игра.
— Да, и твое слово, и твоя репутация! Вы договорились и пожали друг другу руки.
— Кейси, здешние парни, если представится случай, слопают нас в два счета. Ты считаешь, Данросс не продал бы нас, если бы ему пришлось выбирать между ним и нами?
Она помолчала.
— По-твоему, договоренность ещё не сделка, независимо ни от чего?
— Ты хочешь получить четыре миллиона долларов, свободных от налогов?
— Ты знаешь ответ.
— Скажем, ты играешь за сорок девять процентов акций новой компании «Пар-Кон-Горнт», без каких-либо юридических обременений. Наверное, это стоит того.
— Больше, — произнесла она, испугавшись того, какой оборот принял их разговор, и впервые потеряв уверенность в Бартлетте.
— Ты хочешь эти сорок девять процентов?
— Взамен на что, Линк?
— Взамен на поддержку «Горнт-Пар-Кон».
У неё даже живот подвело, и она пытливо вглядывалась в Бартлетта, пытаясь понять, что у него на уме. Раньше у неё это получалось, а сейчас, после появления Орланды, нет.
— Это предложение?
Покачав головой, он ответил с той же улыбкой и тем же тоном:
— Нет. Пока.
Она поежилась, осознав, что могла бы принять предложение, будь оно действительно сделано.
— Я рада, что нет, Рейдер. Думаю, да, я рада.
— Вопрос стоит прямо и просто, Кейси: Данросс и Горнт играют в эту игру, чтобы выиграть, но ставки у них разные. Почему-то эта ложа значит для них больше, чем два или четыре миллиона долларов. Мы — ты и я — здесь для того, чтобы получить прибыль и заработать.
Оба посмотрели на небо, потому что упало несколько капель. Но это было не начало нового ливня, а просто капнуло с навеса. Она открыла было рот, но раздумала.
— Что такое, Кейси?
— Ничего.
— Пойду погуляю, посмотрю, какова реакция. Увидимся в нашей ложе.
— А что насчет пятого? — спросила она.
— Подожди, посмотрим, каков будет расклад. Я вернусь до начала забега.
— Счастливо! — Она проводила его взглядом до двери, потом отвернулась и оперлась на перила балкона, чтобы спрятаться от него и от всех остальных. Она чуть не выпалила: «Так ты собираешься выдернуть ковер и отказаться?»
«Господи, до Орланды — до Гонконга — мне бы такое и в голову не пришло. Раньше Линк никогда не отступал от данного слова. А теперь, теперь я не уверена».
Она снова поежилась.
«А те мои слезы? Раньше я никогда бы так не поступила. И что насчет Мэртага? Сказать про него сейчас — или позже? Потому что сказать нужно обязательно, и, конечно, до половины десятого в понедельник. О боже, лучше бы мы не приезжали сюда никогда».
Капли дождя упали на ипподром, и кто-то сказал:
— Господи, пусть бы не сильный!
На изрытой копытами дорожке было грязно и очень скользко. Улица у главного входа — тоже скользкая и в лужах — была забита машинами, и множество опоздавших торопливо проходило через турникеты.
Выйдя из полицейского автомобиля, Роджер Кросс, Синдерс и Роберт Армстронг прошли через заграждения и пропускные пункты к лифту для членов клуба. На лацканах у них трепыхались синие бейджи. Кросс был голосующим членом уже пять лет, Армстронг — один год. Кроме того, Кросс в этом году выполнял обязанности распорядителя. Каждый год полицейский комиссар поднимал вопрос о том, что у полиции должна быть собственная ложа, каждый год распорядители с энтузиазмом поддерживали его предложение, и на этом все заканчивалось.
На трибуне для членов клуба Армстронг закурил. На лице его глубже обозначились морщины, взгляд был усталым. Половину пространства трибуны занимал огромный, переполненный людьми зал. Они прошли к барной стойке и, приветствуя других членов, заказали себе выпить.
— Кто это? — поинтересовался Синдерс. Армстронг проследил за его взглядом.
— Немного местного колорита, мистер Синдерс. — Голос его звучал язвительно. — Венера Пань, звезда первой величины на нашем телевидении.
Облаченная в длинное, до полу, норковое манто, Венера Пань стояла в окружении группы поклонников-китайцев.
— Слева от неё Чарльз Ванг, кинопродюсер, мультимиллионер — кинотеатры, дансинги, ночные клубы, девочки и пара банков в Таиланде. Тот невысокий старик, желтый, как бамбук, и почти такой же крепкий, — Четырехпалый У, один из наших местных пиратов. Всю жизнь занимается контрабандой, большой специалист в этом деле.
— Это точно, — подтвердил Кросс. — Пару дней назад мы его чуть не поймали. Считаем, что сейчас он занимается героином — и, конечно, золотом.
— А кто этот нервный в сером костюме? Тот, что поодаль?
— Это Ричард Кван из злосчастного «Хо-Пак», — ответил Армстронг. — Банкир. Он её теперешний… или бывший — как бы это лучше сказать? — покровитель.
