— И сколько? — спросил Смит.
— Полмиллиона, — тут же ответил капрал, невысокий, смышленый, с бегающими глазками, передавая документы.
— Прекрасно, — одобрил Смит. — Ну, мистер Сун, теперь вам будет полегче, верно?
— Да-да, конечно. — Увидев, что оба полицейских смотрят на него, Сун тут же с чувством добавил: — Если бы не вы и ваши люди… С вашего разрешения я сейчас же позвоню мистеру Ричарду Квану. Уверен, что он, как и я, сочтет за честь сделать в знак благодарности скромный добровольный взнос в ваш полицейский фонд.
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Сун, но в этом нет необходимости.
— Но если вы откажетесь, для меня это будет страшная потеря лица, главный инспектор.
— Вы очень любезны, — произнес Смит, прекрасно понимая, что если бы не он и не его люди на улице, Суна, кассиров и многих других уже не было бы в живых. — Благодарю вас, но в этом нет необходимости. — Он взял банковские чеки и вышел.
Мистер Сун стал упрашивать капрала, который в конце концов позвал своего начальника. Главный сержант Мок также отказался.
— Умножить на двадцать тысяч, — сказал он при этом.
Однако мистер Сун настаивал. Он знал, что делает. Ричарду Квану было тоже очень приятно и очень лестно одобрить этот дар, о котором никто не просил. Двадцать тысяч гонконгских долларов. С выплатой наличными.
— С величайшей признательностью от банка, Главный Сержант Мок.
— Благодарю вас, Досточтимый Управляющий Сун, — вежливо сказал Мок, кладя деньги в карман. Он был доволен работой на участке Змеи и поражен тем, насколько точно тот установил рыночную цену их послеполуденной работы. — Надеюсь, ваш великий банк останется платежеспособным и переживет эту бурю с обычной стойкостью. Завтра, конечно, будет больше порядка. Мы придем сюда за нашими деньгами утром, ровно в девять…
Старая
— Садись, Старая Женщина, я хочу поговорить с тобой. — Ему был двадцать один год, низкорослый и кряжистый, лицо в оспинках. — Что у тебя в пакете?
— Что? В каком пакете?
— В бумажном пакете, который ты прижимаешь к своим вонючим старым тряпкам.
— Это? Ничего, Досточтимый Господин. Это лишь мои скудные покупки, которые…
Он присел на скамейку рядом, придвинулся поближе и прошипел:
— Замолчи, Старая Карга! Я видел, как ты вышла из этого, ети его, банка. Сколько у тебя там?
Старуха отчаянно цеплялась за пакет, закрыв от ужаса глаза и хватая ртом воздух:
— Это все мои сбережения, Досто…
Он вырвал у неё пакет и открыл.
— Айийя! — Банкноты были старые. — Триста двадцать три доллара! — с презрением воскликнул он, пересчитав купюры. — У кого ты ама — у нищего? Немногого же ты добилась в этой жизни.
— О да, вы правы, Господин! — согласилась она, не спуская с него маленьких черных глаз.
— Мой сян ю — двадцать процентов, — объявил он, отсчитывая купюры.
— Но, Досточтимый Господин, — тут же взвизгнула она, — двадцать это слишком много, но я почту за честь, если вы примете пять с благодарностью от бедной старой женщины.
— Пятнадцать.
— Шесть!
— Десять, и это мое последнее предложение. Не целый же день мне ждать!
— Но, сэр, вы такой молодой и сильный, ясное дело — 489. Сильные должны защищать старых и слабых.
— Верно, верно. — Он задумался, желая поступить по справедливости. — Хорошо, семь процентов.
— О, как вы щедры, сэр. Благодарю, благодарю вас. — Довольная, она смотрела, как он отмусоливает двадцать два доллара, потом лезет в карман джинсов и отсчитывает шестьдесят один цент. — Вот. — Он вернул сдачу и остаток её денег.
Она рассыпалась перед ним в благодарностях, довольная тем, как ловко сумела сторговаться. «Клянусь всеми богами, — возбужденно думала она, — семь процентов вместо, ну, по меньшей мере пятнадцати, это справедливо».
— У вас тоже лежат деньги в «Хо-Пак», Досточтимый Господин? — вежливо осведомилась она.
— Конечно, — важно произнес молодчик, словно так оно и было. — Счет моего Братства там уже многие годы. У нас… — Он умножил на два первое, что ему пришло в голову. — У нас больше двадцати пяти тысяч только в этом филиале.
— И-и-и, — застонала старуха. — Такой богатый! Я как только вас увидела, сразу поняла, что вы из 14К… и, конечно, Досточтимый 489.
— Бери выше, — туг же гордо заявил юнец, исполнившись бравады. — Я… — Он осекся, вспомнив призыв вожака вести себя осторожнее, и потому не сказал: «Я — Цзинь Сопмин, Рябой Цзинь, один из четырех знаменитых Вервольфов». — Беги, старуха, — велел он, устав от неё. — У меня есть дела поважнее, чем болтать с тобой.
Она встала, поклонилась, и тут её старые глаза углядели человека, который стоял в очереди перед ней. Этот человек, кантонец, как и она, толстый лавочник, держал, по её сведениям, ларек с птицей на одном из многолюдных рынков Абердина.
— Да, — хрипло проговорила она, — если вам нужен ещё клиент, я вижу одного, с кем легко сладить. Он стоял в очереди передо мной. Снял больше восьми тысяч.
— О, где? Где он? — тут же оживился молодчик.
— За долю в пятнадцать процентов?
— Семь, и больше никаких. Семь!
— Хорошо. Семь. Смотри, вон там! — прошептала она. — Вон тот жирный, пухлый, как мандарин, в белой рубашке. Вон, весь в поту, будто только что наслаждался «тучками и дождем»!
— Вижу.
Молодчик встал и быстро пошёл наперехват. Он догнал жертву на углу. Торговец застыл, поторговался немного, уплатил шестнадцать процентов и поспешил прочь, благословляя свою сообразительность. А молодчик вприпрыжку вернулся к ама.
— Вот, Старая Женщина. У этого блудодея было восемь тысяч сто шестьдесят два доллара. Шестнадцать процентов от этого…
— Тысяча триста пять, а мои семь процентов от этой суммы — девяносто один доллар сорок один цент, — тут же подсчитала она.
Ровно столько он ей и выплатил, и она согласилась прийти завтра, чтобы поработать для него наводчицей.
— Как тебя зовут?
— А Су, Господин, — солгала она, не долго думая. — А вас?
— Мо Уфан, — назвал он имя приятеля.
— До завтра, — попрощалась довольная старуха. Снова поблагодарив его, она заковыляла прочь в восторге от сегодняшней прибыли.
Его прибыль тоже оказалась неплохой. Теперь у него в карманах лежало три тысячи, а утром хватало лишь на автобус. И все по воле случая, потому что он приехал в Абердин из Глессингз-Пойнт, чтобы отправить по почте очередную записку о выкупе Благородному Дому Чэнь.
— Это для безопасности, — сказал его отец, который был у них главным. — Чтобы навести эту, ети её, полицию на ложный след.
— Но денег-то мы так не получим, — недовольно возразил он тогда. — Как нам представить этого,
