Токарев немножко успокоился. В самом деле, ляпнул спросонья. Оно и понятно, спал всего шесть часов, к тому же с кошмарами. Всю ночь Саша отчетливо чувствовал, что его голова открыта, как шкатулка, и чья- то рука там шарит, перебирает мысли, словно это бусины… Конечно, Хлумов здесь ни при чем, не хирург же он по части мозгов!

Саша окончательно пришел в себя. Выяснилось, что хлумовская рожа вовсе не сияет сама по себе – это на нее падает свет из коридора. И на часах действительно восемь. Заурядное воскресное утро. Спать да спать еще.

– Ты чего в такую рань? Соскучился?

– Время вставать, Саша.

Боится, что диван испортится? Токарев снова возмутился:

– В школу же по воскресеньям не ходят! Или спущен новый приказ?

– Ты выдвинут мной в Актив. А сбор Актива в девять. Я уже полчаса на ногах, вводил твои данные в ЕДИЗ. У тебя теперь свой раздел есть, в который никто не имеет права влезать. Пароль «ТОК», пользуйся.

Вот так новость. Не спросясь, записывают его в мафию! Даже раздел какой-то завели…

– Не понял, Хлумов. Какой еще раздел? Чтоб играть, когда захочешь?

Одноклассник улыбнулся краешком рта:

– Чтоб работать, когда надо, Саша. Введешь туда нужные для твоей жизнедеятельности тексты, программы, статистику. А сейчас вставай, у нас всего сорок пять минут.

– О! Как раз для успешного завершения ночного сна.

– Ошибаешься, Саша, нам еще предстоит завтракать. Кушать надо внимательно, тщательно пережевывая пищу.

Если бы Токарев раздетый лежал, то наверняка послал бы зануду подальше. А так – достаточно ноги спустить, и ты уже Герой, ко всему готовый. Выполз он из-под пледа и пошел на кухню – тщательно пережевывать хлумовскую пищу. Мысли о том, что его вербуют в мафию, отложил на время. Решил посмотреть, как дальше дело пойдет.

Хлумов работал челюстями быстро и надежно, как хомяк. Токарев сидел за кухонным столом напротив хозяина и наблюдал, борясь со смехом. На каждые десять жевков тот делал одно проглатывание. Естественно, что и в беседу не вступал– на Сашины попытки заговорить лишь тыкал вилкой в плакат: «Каждое слово – это потерянные калории!». Только покончив с завтраком и шумно прополоскав рот под краном, Хлумов заговорил снова:

– Родители у тебя когда встают?

Саша прикинул:

– Папаша, наверное, уже сел видик проверять – не заработал ли.

– Думаю, тебе целесообразно позвонить домой. Ты же вчера не предупредил родителей, что остаешься здесь до утра? Скорее всего они вообще не знают, что ты находишься у меня, иначе еще вчера пришли бы за тобой. Следовательно, ты ушел из дому без разрешения.

Все было разложено по полочкам! Так верно, что хотелось дать ему по морде… А словечко это – «целесообразно» – просто убивало. Два месяца Токарев его не слыхал и надеялся больше никогда не услышать…

Не успел Саша набрать номер и вякнуть в трубку: «Мама!», как на него обрушился поток причитаний и выспрашиваний: где он, с кем он, как посмел и так далее. Ему сообщили, что папа уже обегал всех его «дефективных приятелей» (с чем нельзя было не согласиться) и допросил их с пристрастием. А папу допросили в милиции, куда он заявил о пропаже ребенка. На прямые вопросы Токарев вежливо отвечал, не указывая своего местонахождения: «Да у товарища, вы его все равно не знаете!», но это почему-то не помогало. Чтобы сменить тему, он поинтересовался, чем сегодня будут пороть – рейсшиной или, как обычно, журналом «Бурда». Папа обнадежил, пообещал, что применит только старый добрый флотский ремень… Саша не очень-то вслушивался в их горячие речи, пока мама не стала защищать его многострадальную задницу от папиных посягательств. При этом она употребила странную фразу: «Нельзя его пороть, ему же в сидячем ехать». Тут и Токарев оживился: куда ему «в сидячем»?! Выяснилось, что вчера принято окончательное решение отправить ребенка в Псков, под негласный надзор бабушки и прочей папиной родни. На годик-другой, а потом – в морское училище, на казенные харчи. Климат-де в Питере сырой, воздух и вода загажены, социальные контрасты сильны, и от этого – простуды, отставание в умственном развитии и, самое главное, полная Сашина невоспитуемость. В общем, Герою светила ссылка в незагаженную местность, как Пушкину в свое время. Услышал Саша такое и ужасно обрадовался! Даже «спасибо» сказал. Думал ведь – в тюрягу, в колонию или в «психушку» его оформляют. А у бабушки жить можно. (Хотя она покруче будет, чем папа, все-таки капитан милиции в отставке.) И Псков не деревня. Наоборот… Токарев набрал побольше воздуха:

– Псков – это город, центр Псковской области Российской Федерации, расположен на реке Великая, узел железнодорожных линий – на Санкт-Петербург, Вильнюс, Бологое, Ригу – и шоссейных дорог…

…Долдоню прямо в телефон, подробненько – про железнодорожные линии, про псковские дороги, про население. Вся эта белибердовина возникла у меня в голове сама по себе, сразу после маминого сообщения о моей высылке. Во лбу будто зажглась лампочка и осветила справочную панель, вроде тех, что на вокзалах. Панель листается, а я читаю: «…развита также легкая, особенно льнообрабатывающая, и пищевая промышленность…» Читаю и думаю: ага, жратва есть, без одежки не останусь. А потом с гордостью закончил: «В Пскове зарегистрировано 11 больничных учреждений на 2,8 тысячи коек, что составляет 0,02 койки на одного жителя!» Моим знаниям удивились и мама, и папа, и особенно я сам. Только стоящий рядом Хлумов согласно покивал головой: правильно, мол, без ошибок сказал. Мама стала меня успокаивать:

– Зачем, – говорит, – тебе койка в больнице, Сашуля, ты у нас пока здоровенький! А в Пскове – совсем возмужаешь!

И папа пошутил слегка невпопад:

– Только не женись сразу, там девки хваткие.

Разговор закончился быстро. Причем неожиданным образом – Хлумов вынул у меня из руки телефонную трубку и сказал механическим голосом:

– Внимание, извещение узла связи. Номер отключен, номер отключен, номер отключен…

Затем нажал на рычаг. Я посмотрел на него с восхищением, а он пояснил:

– Времени осталось ровно столько, чтобы средним шагом дойти до места. Не забудь, тебе нужно внимательно наблюдать за обстановкой на улице.

Меня что-то насторожило в его словах, но я был слишком ошарашен своими невесть откуда взявшимися познаниями о Пскове и поэтому не стал уточнять. Случившийся со мной приступ неестественной болтовни очень напоминал «отходняки», которыми я страдал не так уж давно! Тогда в меня пытался вселиться телевизор. А сейчас что со мной? И сон был подозрительный, как я сразу-то не сообразил! Но ведь ночные ковыряния в моей голове вовсе не означают, что меня пытались упорядочить, – просто поковырялись и захлопнули крышку… Ничего не понимаю.

Спохватился я, только выйдя из дома:

– Хлумов, с чего ты взял, что мне по улице ходить сложнее, чем другим? Что там тебе натрепали про меня?

– Я пользуюсь информацией из надежных источников. Если бы источники были ненадежными, то лежать тебе под малярной люлькой в расплющенном состоянии, что серьезно повредило бы твоему здоровью.

Черт, прямо в «яблочко»! Я даже поежился. И откуда он все знает? Я спросил:

– Хлумов, скажи, только честно: и откуда ты все знаешь? В разведке работаешь?

– Я работаю на Всевключ, говорил же тебе. Всевключ предоставляет каждому отдельный информационный канал и психопрограмму для совместного функционирования по принципу «клиент-сервер». Я пока что умею пользоваться этими средствами лучше остальных.

Опять темнит! Что ни фраза, то какой-то намек, полунамек – попробуй разберись. Я обиделся и остаток пути молчал. Следил за пейзажем – не подстраивается ли где-нибудь бяка. Система-то не дремлет, понимаешь. Все было тихо. Правда, это не показатель безопасности. Но и напряжения в воздухе не