и слышать. Опять в своем расследовании они наткнулись на труп. Кто-то прямо выстилает дорогу мертвыми телами! И что самое обидное, именно по этой дороге упрямо движется их расследование.

– Я вот думаю, Люсенька… может, и мы с тобой… так же… – уныло смотрела Василиса на муху, черневшую на белом потолке. – А ведь меня убить нетрудно, я личность яркая, заметная…

– Чего там яркого, просто длинная, – отмахнулась Люся.

Она тоже не испытывала бодрости в сложившейся ситуации, но пыталась в голове составить мозаику из тех кусочков, которые им с Василисой уже были известны, а потому особенно не вслушивалась в слова горюющей подруги.

– Люся, у меня совсем нет ничего нового из одежды. Случись чего, и положить-то меня не в чем. Ладно, ты меня тогда похорони в том голубом платье, помнишь, с беленькой бейкой. Очень красиво будет. А мой коричневый костюм со мной рядом положи, ладно? Не хочу, чтобы его после меня еще кто-то надевал…

– Вася! Прекрати нести всякую хренотень! – не выдержала Люся. – Коричневый костюм с ней положить… А бриллиантовое колье под мышку не сунуть?

– Люсенька, ну чего ты кричишь опять? Не злись, давай лучше подумаем, в чем тебя положить?

Людмила Ефимовна медленно раскрыла рот, немного подумала, а потом взревела, точно ночная птица выпь:

– Что-о?! Куда ты меня пристраиваешь?! Ишь, умирать она собралась, ручки на пузе сложила! А кто с этими трупами воевать будет, я, что ли? Дезертир! – кричала Люся.

Василиса уже не могла сохранять спокойствие, она пищала, визжала и просила пощады. И вот, после получасовых криков, визга и нервного тика, Василиса сидела на кухне вместе с Люсей, и они пытались привести мысли в порядок.

– И как ты только его у Зайцева признала? – удивлялась Люся наблюдательности подруги.

– Так ведь, пока ты у Маши маскарад устраивала, мне Темка показал фотографии. И татуировка в глаза бросилась. Сам вроде чистенький, ну, мужчина тот, одно слово – ботаник, а наколка на руке, как у крутого мачо. А когда я у Зайцева снимок огородный увидела…

Люся налила в чайник воды, но в своей задумчивости вот уже десять минут таскала его по кухне, забыв, что его нужно поставить на плиту.

– Странно, зачем Тарасов в маркетинг ударился? – рассуждала Люся, ставя мокрый чайник себе на колени.

– В менеджмент, он же менеджером хотел, – поправила Василиса.

– Какая разница. А может, парень прослышал, что менеджеры получают бешеные деньги, ну и решил приобрести новую профессию? Кстати, мы и о старой его работе ничего не вызнали.

– Ну да, только я не думаю, что он всерьез менеджментом увлекся, – покачала головой Василиса. – Ты его комнату помнишь? Если человек решил изменить профессию, он бы книги какие-то нашел по новой специальности, учебники, прочую литературу, а там у него только порнографические журналы были, и то в количестве двух штук. Нет, мне кажется, тут что-то другое. Только что? И потом, меня очень пугает одно его заявление… Помнишь, бабуська-соседка слышала, как он обещал своей «киске» ни перед чем не останавливаться…

Люся наконец вспомнила про чайник, аккуратно водрузила его на конфорку и просто предложила:

– Давай тому мужику позвоним, который сделал вид, что Тарасова не знает. Зуб даю, у них какие-то натянутые отношения были. Чем-то Тарасов мужику насолил, тот поэтому и слышать о нем ничего не желает.

Василиса помотала головой. На языке у нее давненько крутилось одно неприличное предложение. Неприличное потому, что оно предполагало: работать по нему придется опять-таки Люсе. А она обязательно взвоет, и виноватой окажется не кто-нибудь, а Василиса. Но и терпеть сыщица больше не могла.

– Люся, я думаю, тебе стоит навестить Витю Потапова, – бухнула она, будто в холодную воду нырнула. И чтобы подруга не успела вставить слова, Василиса решительно продолжила: – Ты знаешь, Люся, ты не бойся! Просто зайди к нему в кабинет и прямо с порога: или, мол, помоги, расскажи, где и как прикончили Тарасова Егора, или в дальнейшем наша родная милиция останется без нашей поддержки. Не будем помогать, хоть ты нас режь! Вот так и скажи.

Люся смотрела на подругу, ехидно улыбаясь.

– Вот ты сама и скажи… своему сыночку Пашеньке. Чего это мы все время Витьку теребим? Теперь твоя очередь. И главное, Вася, ты не трусь. Вот так и заяви своей кровинке – ты, мол, Пашенька, если матери не поможешь, последней дрянью окажешься.

Василиса скорбно подавила вздох.

– Ты же знаешь, Люся, у него нога. Он не занимается расследованиями, он же на больничном. Так что я и рада была бы помочь, но пока не получается. А он-то сам, будь он при здоровье, ты же знаешь Пашу, нам не отказал бы.

Да уж, Люся достаточно хорошо знала Пашу! Он не то чтобы отказал, он бы сразу же привез своих детей к родной бабушке, причем сразу на месяц, не меньше, лишь бы та не забивала себе голову всякой кримифигнистикой, как он выражался.

– Вот что, – решила Василиса. – Ты иди к Вите, а я к тому мужику отправлюсь. Тоже, надо сказать, подвиг. Может, он меня и на порог не пустит да обругает по-всякому. Так что, садись, Люсенька, и думай, как завтра Потапова будешь жалобить.

Чтобы Люся не успела отказаться, Василиса Олеговна шустро схватила трубку и, тряся перед собой телефонной книжкой Тарасова, стала набирать номер.

– Алле, – прогундосила она противным голосом. – Телефон двести семьдесят один двенадцать сорок три? Телефонная сеть беспокоит. На кого зарегистрирован аппарат?

– Аппарат? Или номер? – уточнил женский голос на другом конце провода.