объекты этого сор­та. Широкая новая территория открылась для биологии в целом перед изумленным взглядом человека, и родилась микробиология — изу­чение организмов слишком малых, чтобы быть видимыми.

В 1763 г. ван Левенгук заметил беглые проблески творений еще меньших, чем простейшие. Его описания были неясны, но он был первым в истории, кто увидел объекты, которые позже стали называть бактериями.

Последним значимым открытием эры ван Левенгука стало обнаружение английским ученым Робертом Хуком (1635 — 1703) расти­тельных клеток в пробковой ткани. Роберт Хук был заворожен работой с микроскопом и в 1665 г. опубликовал книгу «Микрогра­фия», в которой сделал замечательные ри­сунки по своим наблюдениям. Термин «клет­ка» был впервые введен именно им.

Микроскопия продолжала путь через XVIII в., но микроскоп достиг лимита сво­ей эффективности. Лишь в 1773 г., спустя почти сотню лет после открытий ван Левен­гука, датский микробиолог Отто Фридрих Мюллер (1730 — 1784) увидел и подробно описал различные по форме бактерии.

Одним из недостатков ранних микроско­пов было расщепление в них белого света на разные составляющие. Малые объекты были окружены цветными кругами (явление хро­матической аберрации), которые затрудняли рассмотрение деталей. Около 1820 г. были изобретены «ахроматические микроскопы», которые не давали цветных колец. На про­тяжении XIX в. микроскоп проложил дорогу новым и удивительным областям науки.

Открытия, сделанные благодаря микро­скопу, высветили различия между живой и неживой материей. Вновь стали актуальны­ми вопросы, которые казались закрытыми. Эти вопросы касались возникновения жизни или, по крайней мере, простых ее форм.

В то время как легко увидеть, что чело­веческие существа и большие животные воз­никли из материнских организмов либо из яиц, с малыми формами жизни все не так просто. До недавнего времени считалось, что такие существа, как черви и насекомые, вы­растают из разлагающегося мяса и прочих «испорченных» субстанций.

Подобное возникновение жизни из нежи­вого называлось спонтанным размножением. Классический пример очевидности существо­вания спонтанных генераций — возникнове­ние личинок из разлагающегося мяса.

Очевидно, что эти червеобразные организ­мы формируются из «ничего». Одно из исключений — наблюдения Харви, который утверждал в своей книге, что такие организ­мы возникают из яиц («семян»), которые слишком малы, чтобы их увидеть.

Итальянский врач Франсиско Реди (1626—1697) был впечатлен работами Хар­ви и решил проверить эти предположения. В 1668 г. он приготовил восемь колб с раз­личными видами мяса внутри. Четыре из них запечатал, а четыре оставил на возду­хе. Мухи могли лететь только на открытые колбы. Мясо внутри закрытых колб разло­жилось, но личинки мух не развились. Реди повторил эксперимент, накрыв некоторые из колб газовой тканью. В таком случае в кол­бы был доступ воздуха. И вновь в этих кол­бах не развивались личинки.

Итак, личинки возникали не из мяса, а из яиц, отложенных мухами. Концепция спонтанного размножения была поколебле­на. Однако наблюдения ван Левенгука над простейшими опять-таки отвергли экспери­мент Реди. И мухи, и личинки были доста­точно сложными организмами, хотя и более простыми, чем человек. Простейшие, реши­ли современники, могли развиться спонтан­но. В экспериментах из питательной среды, поставленной в отстой, вскоре в больших количествах возникали простейшие. Спон­ танное размножение стало предметом дис­куссии, которая достигла наибольшей остро­ты в XVIII и XIX вв. То была битва веков: виталисты — против механистов.

Философия витализма началась с немец­кого врача Георга Эрнста Сталя (1660 — 1734). Он прославился своей теорией «фло­гистона», вещества, которое могло гореть, как дерево, и ржаветь, как железо. Сталь полагал, что при горении и ржавении фло­гистон высвобождается, улетая в атмосферу. Тот факт, что ржавчина прибавляла метал­лу вес, некоторые объясняли отрицательным весом флогистона. Когда он терялся, металл вырастал в весе. Теория казалась химикам весьма привлекательной и была принята большинством из них.

Однако в 1707 г. Сталь опубликовал кни­гу, посвященную медицине. Он утверждал, что живые организмы подчинены не физи­ческим законам, а законам совсем иного толка. Оппонировал ему голландский врач Герман Буерхаав (1668 — 1738), наиболее из­вестный в медицинских кругах человек сво­ его времени. В своем анатомическом по теме труде он утверждает, что тело человека под­чиняется законам физики и химии.

Для механистов, к которым он принадле­жал, законы природы были одинаковы при­менительно как к живой, так и к неживой природе, служили мостиком между ними. Если бы удалось показать, что микроорга­низмы возникают из неживой материи, то эта небольшая пропасть была бы преодолена и мост завершен в своем строительстве.

Виталистическая точка зрения утверждала, что, какими бы простыми ни были формы жизни, между ними и неживой природой — непреодолимая преграда. Спонтанные генера­ции невозможны.

В XVIII в. сыграли свою роль и религи­озные взгляды. Библия описывала спонтан­ное происхождение видов в нескольких своих пассажах, поэтому многие виталисты (обычно консервативные в религии) сочли необходимым согласиться с возможностью спонтанного воспроизведения жизни.

В 1748 г. английский натуралист Джон Нидхэм (1713—1781), католический свя­щенник, опять-таки в опыте с прокипячен­ным мясом, сделал вывод, что личинки и микроорганизмы возникли из мертвой мате­ рии, раз мясо кипяченое (стерилизованное). Он решил, что факт спонтанных генераций доказан.

Скептический взгляд на этот вопрос испо­ведовал итальянский биолог Ладзаро Спалланцани (1729— 1799). Он поместил стери­лизованное мясо в колбу и запечатал ее. Микроорганизмы не появлялись. Вопрос ка­зался исчерпанным, однако сторонники спон­танного размножения и здесь нашли лазейку. Они заявили, что в воздухе носится «жизнен­ный принцип», который рождает жизнь в не­живом. Он непостижим. Кипячение по Спалланцани убило этот жизненный принцип, заявили они.

Вплоть до окончания следующего века во­прос оставался открытым.

Основным аргументом в пользу спонтан­ных генераций был вопрос классификации; то есть, возможно было либо поместить жи­вое отдельно от неживого, либо оформить классификацию как серию градаций. XVII и XVIII вв. стали свидетелями классификации различных форм, существующих в жизни, и на грани их высветились противоречия еще более сложные, нежели по спонтанным гене­рациям; противоречия, пик которых пришел­ся на XIX в.

Для начала формы жизни могут быть раз­делены на отдельные виды; но сложность со­стоит в определении термина «вид». В общем, и целом вид — это группа особей, свободно скрещивающихся между собою, ко­торые могут приносить здоровое потомство, в свою очередь способное скрещиваться. Та­ким образом, все человечество, сколь бы ни были велики различия между отдельными группами, способно свободно скрещиваться и производить относительно здоровые поко­ления. С другой стороны, слон индийский и слон африканский, сколь бы схожими они ни были, — это отдельные виды, поскольку самец одной группы не может быть скрещен с самкой другой группы.

Аристотель когда-то перечислил пятьсот видов животных, а Теофраст — столько же видов растений. С тех пор в течение двух тысяч лет было открыто бесчисленное множество видов. К 1700 г. были описаны де­сятки тысяч видов.

Но сколь много ни было бы открыто ви­дов, всегда существовало искушение сгруп­пировать их в подобные.