и того же убийцы, и искать придется одного.
– Кстати, надо расспросить соседей с нижних этажей, – обратилась она к Василисе. – Они должны были слышать выстрелы.
И в этот момент за стеной раздался громкий вопль:
– «Ты морячка, я моряк! Ты собачка, я собак! Ты как клуша, я как груша…»
Подруги переглянулись и взвыли:
– Таракашин!
Виктор Борисович немного всхрапнул, однако его новый четвероногий друг Малыш решил проявить благородство и поделиться с Таракашиным игрушкой – ну не мог пес спать, если хозяйки еще не отошли ко сну. Он попросту схватил мокрого, замусоленного зайца и настойчиво принялся тыкать им в лицо отдыхающего. Таракашин очнулся, совесть проснулась в его заспанной душе, и на чистых простынях со своими грязными ногами кавалер почувствовал себя неуютно. Оттого несгибаемой силой воли поднял себя и побрел в ванную принять запоздалый душ. И там-то, под свежими струями, его и настигло певческое настроение.
Василиса уже долбилась к нему в дверь и изрыгала проклятия:
– Таракашин! Гнусный мерзавец!! Немедленно закройте рот! Сейчас прибегут соседи и разнесут вам всю печень! И, знаете, я даже ничего не буду иметь против!! Таракашин, гад! Выходи!
Он появился буквально через минуту – бодрый и крепенький, как маринованный болгарский огурец. Завидев его, Василиса в изнеможении плюхнулась на кухне, рядом с Люсей. У нее даже на крик сил не осталось, поэтому она только пролепетала:
– Люсинда, я убью его. Он натянул на себя мой выходной махровый халат…
Красавец и впрямь где-то выудил новенький халат Василисы и теперь, блестя лысиной и золотыми зубами, торжественно явил себя дамам.
– А вы скучаете? – хитро улыбался он. – Я нескромно уснул раньше вас, оставил, так сказать, без своего общества, но… не журите меня, я теперь бодр и просижу с вами всю ночь! Василиса, не сидите мешком, сгоношите чайку!
Василиса устало вперилась в него взглядом и проникновенно сказала:
– Знаешь, Таракашин, пожалуй, я разнесу тебе печень сама. Этих соседей пока еще дождешься…
И она стала медленно подниматься.
– Вася! – ухватила ее Люся за руки. – Вас-с-ся, сядь! У меня проснулась мысль!
Таракашин не испугался вовсе. Пока его бывшая возлюбленная висла у подруги на руке, он осматривал нутро холодильника.
– Таракашин! – не выдержала уже и Люся. – Топай давай на свой диван!
– Да ничего-ничего, я с вами тут чайку попью, сырок вот отведаю, колбаску…
Ничего ему отведать так и не удалось. Василиса вырвалась из цепких объятий Люси, ухватила ночного гостя поперек туловища и отнесла бедолагу на место.
– Если встанешь – натравлю кота. – Она, как добрая мама, прикрыла его одеялом. – Не зли меня.
Кота Таракашин боялся. У них не складывались отношения – Финли всегда охотился за ногами Таракашина, и тот не успевал подпрыгивать, что было весьма неловко при дамах. Поэтому сейчас он только запыхтел, однако перечить не отважился.
– Люся, ну что ты там придумала? – вернулась к подруге Василиса.
– Я подумала… знаешь, когда Таракашин про маньячку пел, я вдруг опять ту книгу вспомнила. Помнишь, мы с тобой детектив читали, а потом еще и фильм такой был – там маньяк убивал только невест!
Василиса скисла:
– Таракашин твой про морячку пел, Люся, ты все перепутала.
– Ну и что! Нам надо искать маньяка!
Василисе такая идея не понравилась. Маньяков даже опытные сыщики находят не вдруг – пойди рассчитай, что на уме у ненормального!
– Только вот никак не придумаю, каким образом… Может быть, тебя в невесту обрядить? И что ты думаешь? – тормошила ее Люся.
– Мысль, конечно, неплохая… Дай-ка я Паше позвоню, пусть он мне в шубу сигнализацию вошьет. Это хорошо, что ты меня предупредила…
Люся с жалостью уставилась на подругу и произнесла:
– Ладно, Васенька, давай спать. Сегодня такой день был, такой день… А про сигнализацию ты отлично придумала, если тебя кто-нибудь в загс потащит, мы тебе обязательно ее вошьем… в фату.
Глава 3
Теща в собачьей шкуре
На следующее утро Людмила Ефимовна поднялась рано – ей не давала спать мысль о злополучном спектакле. Надо было ехать в «АртиШок».
– Ва-ась… – трясла Люся подругу за плечо. – Вася, ты со мной или мне одной ехать шокироваться?
Василиса тоже переживала за свадьбу, однако на ее сне это никак не отражалось. Она отбивалась от подруги, высоко задирая худые ноги, свирепо хмурила брови во сне и грозно рычала:
