безмолвно передать волнение. Но можно ли в это поверить? Ведь сила взрыва пропорциональна силе сжатия. В таком случае, может быть, мне действительно постараться соблазнить эту женщину? Как только я выйду отсюда, мой мир превратится в тупик перед тем поворотом. Значит, спокойно сидеть я могу только здесь. Связь между мной и этим кафе значительно бóльшая, чем у обыкновенного завсегдатая, зашедшего сюда, чтобы выпить чашечку кофе. Вовсе не исключено, что скрытый смысл выпавших на мою долю испытаний как раз и заключается в том, чтобы соблазнить женщину. Пусть женщина, перехватив мой взгляд, осознает уготованную ей роль. Смотрясь в окно как в зеркало, я приглаживаю волосы над ушами. Выпятив подбородок, поправляю галстук. Он не очень дорогой, но модный, только что поступивший в продажу. Я, разумеется, не считаю себя завзятым соблазнителем. Но положение мое весьма выгодно. У мужчины, увязнувшего в ревности, я похищаю женщину, увязнувшую в любви, — до предела простое химическое уравнение. Будь я обыкновенным соблазнителем, все было бы в порядке. Наконец женщина начинает реагировать, как это и предусмотрено химическим законом. Попробую-ка я, улучив момент, сунуть ей деньги и попрошу пораньше закрыть кафе и переспать со мной. Тогда реакция в полном соответствии с химическим законом пойдет с нарастающей скоростью и, наконец, достигнет апогея. А мужчина, взорвавшись, пробьет стену. И правильность химической реакции будет подтверждена. Я, естественно, тоже, избавившись от своей роли... хотя и не думаю, что все связи с прошлым порваны... Обрету, наконец, свой мир за поворотом... Из окошка снова высовывается белая рука — на этот раз, очевидно, мой кофе. Женщина, держа поднос в одной руке, подходит ко мне и отставляет стул, загораживающий узкий проход между столиком и стеной. Я поспешно отодвигаю вещи, раскиданные на столе. И, ясно поняв, что в них теперь нет никакой надобности, рассовываю по карманам.
Носовой платок (без инициалов)... спичечный коробок (из этого кафе)... сигареты (осталось всего четыре штуки)... пуговица от пиджака... темные очки...
Темные очки? Глаза у меня болят, что ли? Судя по отражению в оконном стекле, вид у меня вполне пристойный. Одет скромно, костюм среднего качества, — в общем, не похож на определенную категорию людей, щеголяющих в темных очках. В том, что коммивояжерам и рекламным агентам приходится носить темные очки, нет ничего удивительного — им нужно незаметно следить за реакцией клиента. Если бы я был представителем фирмы, расположенной в отдаленном районе, и моя контора находилась в моем собственном доме, отсутствие проездного билета легко объяснялось бы именно этим. Но все равно, не слишком ли мало у меня с собой вещей? Не могу понять, почему нет ни одной визитной карточки. А может быть, у меня вошло в привычку всё складывать в портфель и оставлять его в камере хранения на вокзале?
Когда женщина приблизилась к моему столику, на нем лежали лишь три вещи: обрывок бумаги, значок и сложенная вдвое визитная карточка. Я подумал, что с ними, наверное, связана какая-нибудь история, и решил не убирать их со стола, тем более что поставить кофе они не мешали. Кроме того, мне хотелось увидеть реакцию женщины. Не исключено, что эти вещи — такие, казалось, знакомые — помогут распутать нить воспоминаний. Женщина ставит кофе, молочник, сахарницу, наливает в стакан воды и, пока делает все это, по меньшей мере два раза бросает взгляд на оставленные вещи. Но никакой особой реакции я не замечаю. Если бы вместо них лежали сигареты, спички и пуговица, было бы, наверное, то же самое. Обманутый в своих надеждах, я, захваченный странным выражением ее лица, которое ему придают веснушки — по направлению к внешним углам глаз их становится все больше, — упустил момент задать ей несколько вопросов, самых общих, они были у меня заранее приготовлены. Один из вопросов, например: какой сегодня день недели? Сам по себе он никакого особого смысла не имеет. Но по ответу я мог бы судить, как воспринимает меня женщина, и, кроме того, эти ничего не значащие слова послужили бы прекрасной зацепкой для более важных вопросов. Во всяком случае, сегодня эта женщина — единственный знакомый мне человек. Хорошо, если бы она помогла мне. Очень бы хотелось, чтобы она по возможности рассказала все, что знает обо мне. Значит, нужно повести дело осмотрительно, стараясь не допустить ни малейшей оплошности. Судя по ее внешности, она не особенно склонна говорить о людях. Может быть, именно поэтому обладатель рук вынужден был упрятать себя за стену.
Женщина снова усаживается на табурет и закидывает ногу на ногу. Туфля, которая наверху, едва не сваливается с ноги, впадинки у лодыжки тревожат мое воображение. Сдерживая дрожь, я опускаю глаза. Ладно, брошу последний вызов вещественным уликам. Если это не поможет, у меня останется только женщина. И пока она не заинтересуется мною, я сооружу стену и укроюсь за ней — другого выхода нет.
Слегка выпуклый посредине значок в виде правильного треугольника с закругленными углами, покрытый голубой эмалью, с серебряным ободком. Такое же серебряное выпуклое S. Буква необычной формы — просто ломаная линия и на первый взгляд напоминает молнию. А может быть, и в самом деле не S, а молния? Если молния, то, я думаю, значок как-то связан с электричеством. Но что предпринять — не могу же я, в самом деле, выискивать в телефонной книге названия всех электрических компаний, начинающихся с буквы S? Судя по тому, как сделан значок, это не детская игрушка, в нем заключен некий смысл. Внимательно рассматривая его, я начинаю думать, что это значок какой-то опасной, тайной организации. Просто начинаю так думать, но догадаться, что это за организация, не могу. В конце концов я понял — задача мне не по плечу.
Обрывок бумаги тоже напоминает мне что-то, но что — вспомнить не могу. Похоже и на какой-то план, и на схему расположения газовых и водопроводных магистралей, и на насос в разрезе — в общем, может быть что угодно, в зависимости от того, как посмотреть. Не помню, чтобы я сам чертил нечто подобное, но и не помню, чтобы кто-то дал мне это. Что же это такое? Вместо того чтобы отвечать на вопросы, обрывок бумаги сам задает их. Остается только скрежетать зубами от досады.
Последняя из трех вещей, лежащих на столе, — визитная карточка — позволяет на что-то надеяться. На верхней части сложенной пополам визитной карточки напечатаны имя и место работы владельца. Но ни то, ни другое ничего мне не говорит. На оборотной стороне карандашом написан чей-то номер телефона. Какая существует связь между владельцем визитной карточки и этим телефоном — неясно, но пока это не имеет значения. Несомненно лишь то, что номер телефона связан с моим прошлым, и если удастся установить, чей он, это откроет мне путь в мое прошлое. Вот он — единственный промах, допущенный сбежавшей от меня памятью. Ничто не может быть абсолютно неуязвимым...
Телефон рядом с кассой. Сразу же за табуретом женщины. Когда я проходил мимо, она почти не изменила позу. Ее выставленные вперед колени коснулись моего локтя, но она и не подумала убрать их. Она сжала губы, а потом неожиданно расслабила их и издала звук, похожий на звук поцелуя. Это можно было принять за приветствие, но приветствие весьма опасное. А если не приветствие, то что же? Я предположил — этим она предупреждает меня, что затея с телефоном пустая, а может быть, я просто психологически покорен женщиной. Стремясь бежать, я, видимо, выискивал средство совершить побег и в глубине души хотел навсегда бросить здесь этих двоих и не возвращаться в свой прежний мир.
Стоило поднять трубку, как меня сразу охватило беспокойство, чувство, будто берусь обезвредить мину, не умея с ней обращаться. Может быть, я сам хочу попасть в поджидающую меня ловушку. Медленно, сверяясь по бумажке, набираю номер. С чего начать, когда поднимут трубку? Нужно, чтобы у собеседника не возникло подозрений. Я должен поддерживать разговор и попытаться выяснить, что это за человек и где он живет. Ничего не выходит, занято. Набираю еще раз — снова занято. Покурив, звоню подряд раз семь, минут двадцать, но все время слышу одни и те же резкие, прерывистые гудки.
Чувствуя себя одураченным, возвращаюсь на свое место, подношу ко рту остывший кофе и залпом выпиваю. Почувствовав на себе взгляд, поднимаю глаза — отражающаяся в оконном стекле женщина неотрывно смотрит на меня. Наши взгляды встречаются, и нижняя часть ее лица странно искривляется. Может быть, виной тому оконное стекло — утверждать ничего не могу, но мне кажется, она уловила мое состояние, вернее, ошибочно восприняла его и с холодной улыбкой смотрит на меня.
Я понял, что и сам ошибался. Кажется, я неверно оценил воображаемого человека, укрывшегося за стеной, потому-то и не в состоянии найти выход. Возможно, конечная остановка электрички тоже плод моей фантазии. Но между воображаемой конечной остановкой и воображаемым мужчиной существенная разница. Если бы меня спросили, когда я пользовался так хорошо знакомым мне автобусом, я бы затруднился ответить. То же самое относится и к моим сведениям о конечной остановке — им недоставало временных ощущений. А поскольку таких временных ощущений не было, значит, остановка существовала лишь в моем воображении. Что же касается мужчины за стеной, то с ним дело обстоит иначе. Я ни разу не
