психологии как подопытное животное, очевидно, не является собакой, выступающей как предмет мифического рассмотрения. То же самое верно для любого испытуемого объекта, к которому изначально применяется теоретический строй понятийности и совокупности законов психологии. К такому же выводу мы придем, если возьмем сравнимый по своей простоте факт битвы Ульриха фон Юнгингена. Решающее различие состоит в том, рассматриваем ли мы его как фигуру в научном или же мифическом смысле (скажем, как героя). Датировка битвы также не является здесь чем-то само собой разумеющимся, как это может показаться, так как она, с одной стороны, покоится на законе 'ретродикции', вовсе не являющимся простым непосредственным фактом, то есть на заключении от современных свидетельств к прошлому, а с другой — на том способе времяисчисления, который вытекает из законов астрономии4.

Из всего этого следует, что при обосновании фактами базисных предложений науки предполагается состоятельность ряда теоретических предположений, то есть ряда законов и правил. Эти теоретические предпосылки обозначаются в вышеприведенной схеме буквами ?? и ??. Я называю их аксиоматическими предпосылками. Их, в свою очередь, можно попытаться проверить и обосновать. Но это может произойти лишь путем применения к ним указанной схемы объяснения, если их общие положения подтвердят базисными предложениями, но для этого пришлось бы сделать опять-таки другие предпосылки ??' и Т2. Поскольку невозможно продолжать этот процесс обоснования до бесконечности, в конце концов нужно будет остановиться на группе предположений ??' и ??', далее теоретически недоказуемых. Тогда эти предположения будут представлять аксиоматические предпосылки a priori проверки соответствующих фактов. Следовательно, научные факты, выраженные в базисных

предложениях, никогда не даны чисто эмпирически, но всегда являются релятивными, действительными лишь при условии принятия также и относящихся к ним неэмпирических компонентов.

Предположим теперь, что Fa и Ga эмпирически обоснованы указанным способом при помощи априорных предположений. Значит ли это, что и выступающее во второй посылке общее положение является эмпирически обоснованным? Очевидно, что это лишь отчасти соответствует действительности, так как базисные предложения высказьщают нечто лишь о единичных фактах, законы же и правила — о всех случаях в определенной области, причем их совокупность большей частью является по крайней мере практически бесконечной. Каким же количеством фактов типа Fa и Ga следует тогда довольствоваться, чтобы рассматривать данное общее положение как вполне эмпирически подтвержденное? Требуется ли их для этого чрезвычайно много, или лишь несколько, или при определенных обстоятельствах достаточно одного? Ясно одно: решение об этом никогда не может быть обосновано эмпирически, поскольку это есть решение по поводу, а не с помощью опыта, поскольку от него зависит рассмотрение законов или правил как эмпирически подтвержденных или нет.

Аналогично, если общее положение науки является проверенным, но не подтвержденным, то есть Fa соответствует фактам, а Ga — нет. Тогда можно было бы предположить, что тем самым общее положение опровергается раз и навсегда, ведь оно должно быть верным для всех возможных случаев. Но, как показывает история науки, к столь быстрому отрицанию люди часто не готовы. Так происходит потому, что Ga как раз не дано эмпирически однозначным и простым способом, но с ним связан ряд априорных и теоретических предпосылок, вопросы и сомнения по поводу которых никогда нельзя снять полностью. К тому же, как правило, доказательству подлежит не одно отдельное общее положение, а целые теории и комплексы теорий. Так что в таком случае всегда следует обдумать, следует ли искать ошибку в априорных предпосылках базисных предложений или в общих положениях и теориях, проверенных при помощи базисных предложений, а также и то, где вклиниться в это тесное сплетение теорий. Также и в других случаях можно принимать подтверждающие базисные предложения или ставить под сомнение с помощью последних сделанные априорные предпосылки. Но к какому бы решению ни пришли, это решение не сможет быть эмпирически обосновано. Принимается ли решение по поводу или на основе тех фактов, что содержатся в базисных предложениях, — это зависит от того, считаем ли мы их основанием для опровержения или нет.

Если в случае общего положения в схеме объяснения речь идет о статистическом законе или о статистическом правиле, то проблема проверки приобретает весьма серьезное значение. В подобном случае применяемые базисные предложения выражают статистическое распределение предикатов в данной совокупности. Общее положение указывает на то, с какой вероятностью от этого распределения можно делать вывод по поводу другого, например, будущего распределения данной совокупности. Поскольку я не могу здесь вдаваться в детали, то для пояснения незнакомому с вопросами статистики читателю следует привести простой пример. Было выявлено, что во временной промежуток Т шестерка выпадала в '/в всех бросков кости. Предположим, некто устанавливает статистический закон: всегда, когда бросаются кости, вероятность выпадения шестерки составит '/в. Предположим далее, что позднее при ста бросках кости не выпало ни одной шестерки. Следует ли теперь рассматривать статистический закон как опровергнутый? Но что, если мы продолжим бросать кости и в конце концов при 360 бросках выпадет как раз 60 шестерок? Должен ли теперь закон быть принят вновь? Ясно, что такое решение не может определяться чисто эмпирическими соображениями.

Вообще я называю такие решения о принятии или опровержении научных общих положений и теорий, будь они статистическими или нет, оценочными постулатами. Эти постулаты, однако, не выдвигаются произвольно ad hoc, но равно покоятся на цельном сплетении ранее сформулированных методологических правил и аксиоматических предположений. Потому в вышеприведенной схеме они вкратце также обозначаются через 'Т', а именно — через 'Тз'5.

Предложение признается научным лишь тогда, когда оно выполняет определенные нормы. Физические предложения, в которых, например, речь идет о целях, исторические нормы, которые принимаются как божественное воздействие, базисные предложения, которыми физические предметы обозначаются как нечто идеальное или не включаются в пространственно-временной континуум, нельзя рассматривать как принадлежащие науке. Однако можно установить, что в случае подобных норм дело идет о тех очень общих представлениях, которые, как показано в главе IV, определяют онтологические основы науки. Они составляют ее основания в том смысле, что каждая из их теорий выводится из них при наличии определенных граничных условий. Таким образом, например, утверждение о том, что пространственно- временной континуум описывается Евклидовой геометрией, есть не что иное, как подобная конкретизация. Теперь мы можем эти онтологические основы наук (см. гл. IV) понять как аксиомы теорий

групп, обладающие высокой степенью общности; почему они в схеме сокращенного объяснения обозначаются через 'Т4'. Эти аксиомы определяют общий способ, каким в науке рассматривается действительность. Они представляют собой те рамки, в которых существует любое научное утверждение и эмпирическая проверка, они — система отсчета, в которой все действительное постигается, истолковывается и обрабатывается; они определяют вопросы, задаваемые реальности, и эти вопросы поэтому в определенном смысле также определяют ответы, даваемые реальностью; этими рамками мы, так сказать, организуем научный опыт. Хотя на этом основании как раз с помощью схемы объяснения теории эмпирически проверяются как частные случаи этих аксиом, но сами эти аксиомы при этом всегда полагаются a priori. Если же они когда-нибудь, при условии, что это вообще возможно, были бы представлены на суд опыта, то изменилось бы не только определение того, что следует рассматривать в качестве науки, но снова были бы выдвинуты a priori уже иные онтологические аксиомы, которые теперь, перефразируя выражение Лакатоса, стали бы чем-то вроде нового 'жесткого ядра' научной самоочевидности. Поэтому я называю эти априорные предпосылки онтологическими постулатами6.