пространственным'188. Это впечатление и в самом деле напрашивается, если понимать происходящее по принципу сходства и аналогии как участие в архе, чей ход не встраивается, как уже было показано, в поток времени.

Как уже упоминалось, я перенял выражение 'временной гештальт' для обозначения архе у Кассирера. То, что я подразумеваю под ним то же самое, что и он, показывает следующее место из его работы 'Философия символических форм'. Он пишет применительно к мифу, что 'в установке пограничной и разделительной черты времени речь никоим образом не идет о придуманных конвенциональных знаках', типа последовательности времен года, 'а о том, что отдельные временные отрезки в самих себе обладают качественной формой и своеобразием, собственной сущностью и действенностью', — как раз не подлежащее никакой редукции действие архе. 'Они не стоят ни в какой простой и экстенсивной очередности, но каждому из них соответствует интенсивная наполненность...' 'Вообще мифическое время... постигается вполне качественно и конкретно, а не количественно и абстрактно. Для мифа не существует время 'само по себе' — типа непрерывной временной среды, — 'но всегда существуют только определенные временные гештальты. Тем самым временное целое делится... определенными тактовыми штрихами. Но эти отрезки... непосредственно ощущаются и не подлежат измерению или счету'... скажем, в смысле метрики. 'Ритуал тщательно заботится о том, чтобы отнести определенные сакральные акты к определенному времени и временным отрезкам... 'священные времена'... прерывают равномерный ход происходящего'189.

Впрочем, нерасторжимая связь времени с его содержанием имеет силу и для профанного, подлежащего счету времени, что было замечено также Г. Крюгером. Он пишет: 'В то время как современная, определяющаяся ньютоновской физикой точка зрения принимает время за нечто 'пустое', автономное, рассматриваемое как объект чистого созерцания, как формулировал это Кант, — античным мышлением время понимается конкретно, как время существующего: более первичное, чем длительность и исчезновение живого существа, чьим временем жизни оно является. Это означает также и слово 'вечность' — зон, первоначально 'время жизни'. (если грек говорит о всеохватывающем мировом порядке вообще как о ???????, то он имеет в виду 'длительность существующего', а именно 'длительность небес'190. Мифы народов, замечает А.Бомлер, 'сохраняют еще нечто от того периода человечества, где сознание времени еще не было господствующим'191.

'В 'эфемерных людях' Архилоха, — пишет Г. Небель, — изображается в первый раз обожествление времени'. Небель цитирует тот стих, в котором изменчивое 'сейчас' обвиняется в забывчивости человечества: 'Как однодневка создан разум смертных Зевсом, и мыслят так они, как позволяет им их суть'. Хотя Зевс упомянут в этом стихотворении 'потому, что он принадлежит стилю столетия, но это не всерьез. Человек существует, чувствует себя и думает так, как этого требует 'сегодня'. Это 'сегодня' является субъектом человеческой жизни, оно не определяется ни богом, ни героем...'192. А. Хейс также свидетельствовал о позд,нем возникновении нашего исторического сознания времени. Он пишет: 'Хотя повторение происходящего можно также воспринимать как идущее вперед время, но этим затуманивается то, что понимается под словом 'повторение'. Повторение означает (в отличие от прогресса) циклическое время, так как в нем создается впечатление, что время возвращается само в себя, то есть те же самые события случаются вновь именно потому, что имеет место повторение. Установление этого повторения, как особо подчеркивалось, столь же значимо, как и обнаружение серийного упорядочивания, основанного на новизне каждой проходящей единицы времени, и усмотрение 'тождественности' процессов'. Таким образом, 'смена дня и ночи, возвращение месяцев и времен года и, наконец, лет подвержено в этом отношении 'вечному', то есть 'безвременному', возвращению подобного. Только когда мы в подсчете лет понимаем и начинаем считать год не как повторяющийся, а как единственный в своем роде, — а ведь это отнюдь не само собой разумеющееся достижение, к которому человек пришел относительно поздно в ходе развития своей истории, — мы вступаем в другое, 'историческое', понятие времени''93.

Здесь нелишне напомнить о том, что мифические представления о времени не являются особенностью греческого мифа. Вот лишь несколько примеров: Леви-Строс сообщает об 'исторических' ритуалах и похоронных обрядах австралийских аборигенов следующее: 'Итак, можно увидеть, что ритуальная система имеет задачу преодолеть и ликвидировать три противоречия: между диахронией и синхронией, между периодическими и непериодическими признаками и, наконец... между обратимым и необратимым временем. Поскольку, несмотря на то что настоящее и прошлое теоретически различны, исторические обряды все же переносят прошлое в настоящее, а похоронные обряды — настоящее в прошлое... Ритуалы памяти и похоронные обряды требуют, чтобы между прошлым и настоящим был возможен некий переход...'194 Я завершаю этот раздел следующими заметками М. Элиаде, не требующими никаких пояснений: 'В качестве всеобщей формулы мы можем сказать, что человек, 'живущий' в мифе, выходит из профанного хронологического времени и входит во время с другими свойствами, а именно в 'священное время', являющееся одновременно изначальным и неопределенно часто повторяющимся''95.

Если я сравниваю здесь мифическое понимание времени не с научным, а с обычным, то потому, что сегодняшнее понимание времени, во всяком случае поскольку им определяется общее сознание, хотя и имеет свое происхождение в научном понимании времени, но все же не полностью с ним совпадает (этот момент я не буду здесь подробно рассматривать)196. Абсолютное соответствие существует только с точки зрения на следующие, уже разбиравшиеся в разделах 1—3 главы IV пункты: во-первых, время является средой, в которой находятся объекты, во-вторых, каждый из объектов, рассматриваемый как реальный, находится на некой точке времени. Эти два пункта следует дополнить четырьмя нижеследующими, которые обычно считаются очевидными, хотя они имеют силу лишь для некоторых разделов науки. Время описывается, в-третьих, как имеющее одно измерение, представленное как прямая, открытая с двух концов, континуум точек которой символизирует континуум времени. В-четвертых, согласно широко распространенной точке зрения, время необратимо и имеет одно направление. В-пятых, в нем подчеркнуто и выделено 'сейчас' как настоящее, в отличие от других отрезков времени. Наконец, в шестых, время представлено как текущее из прошлого в будущее в том смысле, что прошедшие события больше не существуют, а будущие события еще не существуют. Четвертый и последний пункт этого описания характеризует то, что понимают под открытым временем. Все эти пункты в целом определяют также свойство времени, которое я называю топологическим в широком смысле.

Но время определено также метрически. Поэтому следует прибавить еще седьмой пункт, который гласит, что посредством разделения времени на годы, месяцы, дни, часы, минуты и секунды каждый отрезок получает определенную длительность и для каждого события определено, что следует понимать под одновременностью другого, а именно отдаленного события.

Теперь ясно, что мифическое время находится в противоречии к данному представлению. Оно, во- первых, не является средой, в которой происходят события, а время и содержание времени образуют неразрывное единство. По этой причине, во-вторых, мифические объекты не находятся в определенной точке времени этой среды в том смысле, что они могут быть отмечены на ней, а показывают сами по себе лишь определенную последовательность событий. Мифическое время является, в-третьих, не одномерным, а многомерным, так как состоит из профанного и священного. Профанное время является в этом смысле открытым временем: оно необратимо, течет из прошлого в будущее и содержит выделенное 'сейчас' в качестве настоящего. Священное же время, напротив, циклично. Хотя оно имеет направление (4 времени года), но в нем не существует определенного 'сейчас' как

настоящего, и оно не течет из прошлого в будущее в том смысле, что прошедшие события уже не существуют, а будущие события еще не существуют. Священное время не изображает также и непрерывную связь, а состоит из отдельных, частично независимых друг от друга временных гештальтов, архе. В-четвертых, священное время укладывается и отображается в профанном времени всякий раз, когда 'случается' архе. В-пятых, в силу этого с профанной точки зрения прошлое может постоянно повторяться и возникать в настоящем. Как нечто вечное, оно является с профанной точки зрения также и будущим. Так