из них решили отправить депутацию к Алкивиаду и предложили Лисию возглавить ее.

– Я вам желаю удачи, но на меня не рассчитывайте, - отвечал он. - Я прибыл на Самос командиром гоплитов; мои люди повысили меня голосованием. Я не строил свой корабль, не оснащал его, не я плачу своему кормчему. Собака собаку не ест.

– Не равняй себя с этим парнем, - возразил кто-то, - ты человек благородный - это другое дело.

– Скажите Отцу Посейдону, чтобы в следующий раз поднял бурю. Старина Синебородый - первый демократ. А если собираетесь заглянуть к Алкивиаду, так помните, что к столь позднему часу у него уже будут все гости, какие ему нужны.

При этих словах кое-кто поостыл; но самые сердитые уговорили один другого и отправились. Полагаю, они застали Алкивиада с любимой девушкой новой, по имени Тимандра, - и он вовсе не желал, чтобы его беспокоили. Он коротко сказал им, что был назначен командовать войском демократов, ни о каких изменениях на этот счет он не слышал, а командование флотом передал лучшему моряку в нем. Эти слова и взгляд широко раскрытых голубых глаз, холодный, словно ветер с гор, заставили их удалиться, поджав хвост. А он отплыл на следующий день.

Перед самым отходом он собрал совет триерархов - не для того, чтобы объясниться, а для того, чтобы приказать нам в его отсутствие вести только оборонительные действия и не ввязываться в битву, если ее можно избежать. Нас оставалась всего половина, а у Лисандра стоял в гавани весь флот.

В то время я был изрядно занят. Самосцы готовились провести Игры Геры и, узнав, что я - увенчанный победитель, попросили помочь готовить своих мальчиков-бегунов. Мне это занятие понравилось: нашлось там несколько юнцов, давать которым советы было чистым удовольствием; поэтому я слушал вполуха, когда люди жаловались на Антиоха, на грубость, с какой он обвинял триерархов, что они позволили владычеству на море ускользнуть у себя из рук. Теперь, когда Алкивиад уплыл, он гонял нас на учения вдвое чаще. Лисий и некоторые из молодых триерархов, которые действительно хотели чему-то научиться, не возражали; но другие, которые сами были владельцами своих кораблей, страшно злились, что должны мотаться туда-сюда по приказу какого-то кормчего, и готовы были съесть его без соли. В недолгом времени он решил, что нам нужен наблюдательный пост на Дождливом мысу, по другую сторону пролива, на тот случай, если Лисандр попытается проскользнуть на север и перехватить Алкивиада на обратном пути. Отобрал десятка два кораблей и поместил их за проливом, в Ионии.

Мне это казалось глупостью. В глубине Самоса хватало высоких гор, с вершин которых видны обширные морские просторы, сливающиеся с небом, и острова, ныряющие в облаках, словно дельфины. Мы держали там дозорных, и те могли в любой момент сообщить нам, что затевает противник в Эфесе. И в самом деле, именно один из этих людей, загнав своего мула, примчался в Самос с известием, что прямо перед эфесской гаванью идет морское сражение.

Ему потребовалось несколько часов, чтобы спуститься с горы. Мы подготовились к бою, сняв мачты и весь такелаж, и ждали в полной готовности. Потом с восточных холмов прибыл другой дозорный и доложил, что над Дождливым мысом поднимается огромный столб дыма, словно бы там развели костер из трофеев.

Нам не пришлось долго оставаться в неведении. В подтверждение этих новостей на юг через пролив доковыляли охромевшие корабли, те, что уцелели, с полупустыми скамьями для гребцов и расшатавшимися брусьями набора, с усталыми и прибитыми бедой людьми; палубы их были переполнены ранеными и полуутопленниками, спасенными с тонущих кораблей. Мы помогли выгрузить на берег раненых и послали за дровами, чтобы устроить огненное погребение мертвым.

После трех лет непрерывных побед мы уже позабыли вкус поражения. Мы были войском Алкивиада; когда мы входили в таверну, все прочие воины расступались перед нами, а то и вовсе уходили, если им довелось недавно показать спину в бою, ибо мы не со всяким садились пить - и не делали из этого тайны.

Корабль за кораблем вползал в гавань, подтверждая историю, в которую мы сперва не хотели верить. В то утро Антиох отплыл со стоянки - в дозор, как он сказал, - с парой кораблей, спустил парус перед входом в эфесский порт и на веслах двинулся в гавань, проходя прямо по носам боевых кораблей Лисандра, вытащенных на берег, выкрикивая оскорбления, пока самые готовые к бою не бросились в погоню за ним. Афиняне на Дождливом мысу, видя, что началась схватка, послали несколько кораблей на помощь; спартанцы прислали подкрепление своим, и так до тех пор, пока оба флота не ввязались в бестолковую драку, по частям и вслепую, и, конечно, исход получился именно тот, какой можно было предвидеть, учитывая хотя бы просто их численное превосходство.

На берегу в Самосе уже собиралась грозная толпа, дожидающаяся, пока вернется в порт Антиох. И если бы его начали побивать камнями, думаю, кое-кто из триерархов и пальцем не шевельнул бы.

Что же до меня и Лисия, то мы, хоть и потеряли в этом деле хороших друзей, печалились не только о них. Мы понимали, что Антиох, который в течение двадцати пяти лет был верен Алкивиаду при всех переменах судьбы, сейчас ведет его к падению. После стольких месяцев безделья доверие афинян к нему не выдержит нынешнего бедствия. Его враги получат наконец то, чего им не хватало… Так мы вдвоем и ждали там, наверное, слегка стыдясь своего любопытства, - нам хотелось взглянуть, какой будет вид у человека, который так подвел своего друга, да еще должен доставить ему весть об этом.

– Он что, ума лишился? - спрашивал я. - Он кого угодно мог обойти, держась близко к ветру; разумно задуманное нападение даже при неравных силах дало бы ему хорошую возможность.

– А как ты думаешь, сколько триерархов последовало бы за ним в нарушение приказа, если бы он спросил у них заранее?

– Говорят, он годами приставал к Алкивиаду, чтобы тот дал ему командование. Думаю, он ради своего друга придал этой истории вид случайности, чтобы не нарушать его приказов открыто.

Лисий покачал головой.

– Тут каждого найдется в чем обвинить. Алкивиада - за то, что передал ему командование то ли по лености, то ли по слабости, - видел, как им пренебрегают, и пожалел. И триерархов, которые подзуживали его, пока он не зарвался, словно зеленый мальчишка, только-только надевший доспехи и желающий доказать, что он не хуже других. Но больше всех - его самого: за то, что купил себе удовольствие такой ценой, какую платить было нельзя. Триерархи ненавидят его, но все же встали рядом с ним, чтобы спасти от последствий его глупости; в этом случае даже худшие из них показали себя лучше, чем он. Все эти годы мы считали делом своей чести стоять плечом к плечу, выполнять внезапные приказы, не задавая вопросов, никогда не оставлять попавший в беду корабль без помощи. И все это, доверенное ему, он растратил впустую из-за собственных обид; и вот этого я не могу простить, хоть мне и жаль его… И все это нам отзовется незамедлительно, вот увидишь.

Наконец из-за мыса вывернулся корабль - полузатопленный, он едва ковылял на расщепленных веслах. Он втянулся в гавань, приткнулся к берегу, а толпа ворчала и ждала. Раненым помогли сойти на сушу, других вынесли, а Антиох все еще не показывался. А потом на берег снесли мертвое тело, уложенное на доске. Бриз поднял морской плащ и открыл лицо. Думаю, когда он увидел, каким будет конец, то перестал беречь свою жизнь. Он никогда не боялся смерти, да и людей он не боялся, ни одного - кроме Алкивиада.

Несколько дней спустя показался флот, возвращающийся с Геллеспонта. Когда Алкивиад сошел на берег, его окружила огромная толпа, а я оказался где-то в самых задних рядах; но он был такой высокий, что головы окружающих не скрывали его лица. Я видел, как он озирается вокруг, удивляясь тишине; потом, видно, ему сообщили новости, и я мог бы точно назвать момент, когда он сказал: 'Пришлите ко мне Антиоха' - и услышал ответ.

Он стоял совершенно неподвижно, голубые глаза, уставившиеся в одну точку, были пусты. Что толку ему было прятать лицо, когда хотелось спрятать сердце? И тут мне пришла в голову история об их первой встрече, услышанная когда-то от Крития. В орхестре [98] Театра, насколько я запомнил, стоял стол, за которым сидели в ряд седые трапезиты-менялы [99]; чопорные богатые граждане входили по очереди со своими дарами для общественной казны, торжественно вышагивая вдоль прохода; казначеи подсчитывали, глашатай объявлял сумму, даритель отвешивал поклон и отправлялся выслушивать восхваления от своих друзей и сикофантов. Затем появился Алкивиад, откуда-то сбоку, ступая по пыльной траве, - он услышал шум и полюбопытствовал узнать, кого это так приветствуют, если его там нет. Он прошел между сосен, показался наверху, над