Однако по их виду было ясно, что помнят они меня отлично — но не так, как хотелось бы. Меня обожгло разочарование. Все осталось по-прежнему!

Хелен засмеялась.

— Странная они парочка! Но выглядят чудесно, правда? Просто пышут здоровьем, словно и не болели никогда. Нет, что ни говори, а это показывает, как целебен свежий воздух.

— Еще бы! — согласился я с кривой улыбкой. — Особенно, если под рукой есть личный ветеринар.

Я вылез из машины, чтобы открыть ворота фермы, и с изумлением уставился на странное сооружение, примыкавшее к каменной стенке у дороги. Куски брезента, натянутые, по-видимому, на металлические дуги, образовывали подобие юрты. Но зачем тут юрта?

Пока я смотрел, мешки, занавешивавшие вход, разделились, и наружу выбрался высокий седобородый мужчина. Он выпрямился, огляделся, почистил ветхий сюртук и водрузил на голову головной убор, напоминавший высокие котелки, столь модные в викторианскую эпоху. Словно не замечая моего присутствия, он несколько секунд глубоко дышал, созерцая вересковый склон, уходивший далеко вниз к ручью. Затем обернулся и торжественно приподнял котелок.

— Желаю вам доброго утра, — произнес он голосом, который сделал бы честь и архиепископу.

— Доброго утра, — ответил я, скрывая изумление. — День обещает быть чудесным.

— О да! — Его благородные черты озарились улыбкой, а затем он нагнулся и раздвинул мешки. — Иди, иди, Эмили!

К вящему моему удивлению, из юрты грациозными шажками вышла кошечка, и, когда она с наслаждением потянулась, старик пристегнул поводок к ошейнику у нее на шее, а потом обернулся ко мне и снова приподнял шляпу:

— Желаю вам всего доброго!

После чего неторопливо зашагал рядом с кошечкой по дороге к деревне, чья колокольня вставала за деревьями милях в двух от места нашей встречи.

Я открывал ворота довольно долго, провожая недоуменным взглядом удаляющиеся фигуры. Возникло ощущение, что я брежу. Здешние места были мне мало знакомы, так как наш верный клиент Эдди Карлесс переехал на ферму почти в двадцати милях от Дарроуби, но сделал нам большой комплимент, попросив, чтобы мы остались его ветеринарами. И мы, конечно, согласились, хотя такие далекие поездки нас не слишком прельщали — особенно глубокой ночью.

От ворот ферму отделяли два луга. Въезжая во двор, я увидел Эдди — он спускался по ступенькам амбара.

— Эдди! — сразу же начал я. — У меня была очень странная встреча…

Он засмеялся.

— Понимаю! Вы видели Юджина.

— Юджина?

— Ну да. Это Юджин Айрсон. Он живет там.

— Что-о?

— Ага. Это его дом. Он сам его построил два года назад и поселился в нем. Вы же знаете, это ферма моего отца, и он мне про него много рассказывал. Явился неведомо откуда, соорудил себе этот шалаш и с тех пор так и живет в нем со своей кошкой.

— Да как же ему разрешили построить себе жилье на обочине?

— Не знаю, но только никто вроде бы не гнал его оттуда. И знаете, что еще? Юджин образованный человек. Говорят, он много попутешествовал на своем веку, жил во всяких диких странах, навидался всяких приключений, а потом все-таки вернулся в Северный Йоркшир.

— Но почему он живет в этом нелепом сооружении?

— Никто не знает. Но вроде бы он в своем шалаше счастлив и всем доволен. Мой отец очень его привечал, и старичок иногда захаживал на ферму пообедать и помыться. Да и теперь заходит. Но он человек гордый. Ни у кого не одалживается. И в положенные дни спускается в деревню за припасами и пенсией.

— И всегда с кошкой?

— Ага! — Эдди засмеялся. — Обязательно с кошкой.

Мы отправились в коровник начать туберкулинизацию, но все время, пока я выстригал шерсть, измерял и делал инъекции, из памяти не шла эта странная парочка.

Три дня спустя я снова остановился у ворот фермы, куда направлялся узнать результаты туберкулинизации. Мистер Айрсон сидел в плетеном кресле на солнышке и читал, а кошечка свернулась клубком у него на коленях.

Когда я вылез из машины, он вновь вежливо приподнял котелок.

— Добрый день. Чудесная погода!

— Да, превосходная! — Услышав мой голос, Эмили соскочила на траву и подошла поздороваться со мной, я почесал ее под подбородком, и она, изогнувшись и мурлыча, потерлась о мои ноги.

— Какая прелесть! — сказал я.

К неизменной вежливости старика добавилась сердечная теплота.

— Вы любите кошек?

— Очень. И всегда любил. — Я несколько раз погладил Эмили по спине, а потом шутливо потянул ее за хвост. Она задрала симпатичную мордочку, и мурлыканье достигло крещендо.

— Ну, вы понравились Эмили до чрезвычайности. Впервые вижу, чтобы она так открыто ластилась к незнакомому человеку.

Я засмеялся.

— Она понимает, как я к ней отношусь. Кошки всегда это знают. Очень мудрые животные.

Мистер Айрсон улыбнулся и кивнул.

— Но, по-моему, я вас уже видел? Какое-нибудь дело к мистеру Карлессу?

— Да. Я его ветеринар.

— А-а-а… Вот, значит, что. Так вы ветеринар и одобряете мою Эмили?

— Ну а как же? Она настоящая красавица.

Старик просто засветился от благодарной радости.

— Вы чрезвычайно добры! — Он замялся. — Может быть, мистер… э…

— Хэрриот.

— Может быть, мистер Хэрриот, вы, когда кончите свои дела у мистера Карлесса, не откажетесь выкушать со мной чашечку чая?

— С большим удовольствием. Думаю, управлюсь за час.

— Превосходно, превосходно. Так я вас жду.

Коровы Эдди прошли проверку наилучшим образом. Ни единой положительной реакции или хотя бы сомнительного случая. Я занес все данные в журнал туберкулинизации и быстро покатил назад к воротам, у которых мистер Айрсон уже ждал меня.

— Что-то прохладно для чаепития под открытым небом, — сказал он. — Так милости прошу! — Он подвел меня к юрте, откинул мешки и пригласил внутрь со старомодной учтивостью.

— Прошу, садитесь. — Он указал на потертый кожаный диванчик, который явно вступил в жизнь в качестве автомобильного сиденья, а сам опустился в плетеное кресло, которое я уже видел.

Пока он расставлял две кружки, снимал чайник с примуса и разливал чай, я оглядывал интерьер юрты. Раскладушка, битком набитый рюкзак, стопка книг, керосиновая лампа, низенький шкафчик и корзинка, в которой почивала Эмили.

— Молоко, мистер Хэрриот? Сахар? — Старик любезно наклонил голову. — Ах, так вы пьете без