(хотя он и знал, что мать может быть поразительно нечувствительной к происходящему вокруг), Кристин, казалось, не замечала, какой натянутой стала атмосфера. С бокалом «Бристоль Крим» в руке она продолжила разговор, начатый сыном, и стала восхищаться мебелью и вещами в доме Арнэма. То и это славно, все очень славно, ковры особенно милы и такого хорошего качества. Филипп поражался прозрачности ее намеков. Она говорила, как человек, покорно благодарящий за неожиданный роскошный подарок.

Резкая реплика Арнэма разрушила ее воздушные замки.

— Все будет продано. У меня есть предписание суда: все должно быть продано, а выручку надлежит поделить между бывшими супругами, — он глубоко вздохнул и продолжил стоически: — А теперь предлагаю поехать куда-нибудь поужинать. Не думаю, что можно приготовить что-нибудь здесь. Как насчет местной бифштексной?

Он посадил их в свой «ягуар». Машина большая, так что все уместились без труда. Филипп думал, что надо быть благодарным Арнэму за приглашение на ужин, да еще за его счет, но благодарности не чувствовал. Он считал, что Арнэм должен был сказать правду, сказать, что ждал одну Кристин, а потом посвятить время только ей, как изначально планировал. Ни Черил, ни Фи не возражали бы. Они тоже предпочли бы уехать (по крайней мере, Филипп так считал), чем сидеть в тусклом свете расположенного над супермаркетом второсортного ресторана, стилизованного под загородное поместье, и пытаться завязать разговор с человеком, который определенно мечтал о том, чтобы гости ушли.

Людям поколения Арнэма не хватает прямоты, думал Филипп. Они не честны. Они лукавят. И Кристин такая же: никогда не говорит того, что думает, ей кажется, что это грубо. Филипп не мог спокойно смотреть, как мать нахваливает каждое блюдо, будто Арнэм сам его приготовил. По дороге в ресторан Арнэм стал поразговорчивее, любезно беседовал со всеми, спрашивал Черил, чем она теперь, после окончания школы, собирается заниматься, интересовался, кем работает жених Фи. Он, очевидно, уже поборол разочарование и злость, которые испытывал вначале. Увидев интерес Арнэма, Черил стала рассказывать об отце. Это, как казалось Филиппу, был самый неподходящий предмет для разговора, однако из троих детей именно Черил была ближе всех к отцу и до сих пор не оправилась после его смерти.

— Да, так примерно все и было, он это любил, — немного смущенно отозвалась Кристин на слова Черил о том, что отец был игрок. — Но имей в виду, это не вредило никому. Он всегда брал нас с собой. И мы ведь выигрывали, правда? Множество славных вещей мы купили на эти деньги.

— В свой медовый месяц они поехали в путешествие на папин выигрыш на скачках, — продолжала Черил. — Но папа интересовался не только лошадьми, правда, мам? Он ставил на все подряд. Если бы вы ждали с ним автобуса, он поспорил бы, какой придет первым — 16 или 32. Звонил телефон, и он говорил: «Черил, мужской или женский голос? Пятнадцать пенсов». Мы часто ходили вместе на собачьи бега, я их обожала. Было здорово: сидишь, пьешь колу, может даже, ешь что-нибудь — и смотришь, как собаки бегут по кругу. Папа никогда не злился. Когда у него было плохое настроение, он говорил: «Так, на что бы нам поставить? На лужайке две птички — дрозд и воробей, спорим на фунт, что воробей улетит первым».

— Вся его жизнь была наполнена игрой, — вздохнула Кристин.

— И нами, — настойчиво добавила Черил. Она выпила два бокала, и вино уже слегка ударило ей в голову. — Сначала мы, а потом уже ставки.

И это была чистая правда. Даже его работа являлась своеобразной игрой — на бирже. Все продолжалось так до тех пор, пока однажды, когда он сидел в кресле, держа телефонную трубку в одной руке и сигарету в другой, его сердце не остановилось внезапно. Наверное, это произошло в результате постоянных волнений и стресса, беспрерывного курения и недосыпания. Исход болезни, долгой, но тщательно скрываемой от жены и детей, оказался летальным. Жизнь отца не была застрахована, семья во всех отношения была плохо обеспечена, и кредит на дом в Барнете, к тому же незастрахованный, не выплачен. Не имея на то никаких оснований, отец рассчитывал прожить еще много лет и своей игрой заработать состояние, на которое жена и дети могли бы существовать после его смерти.

— Мы даже Флору нашли благодаря игре, — стала вспоминать Кристин, — на медовый месяц мы были во Флоренции, шли по улице, где много антикварных магазинов, и вдруг в витрине я увидела Флору и сказала: «Не правда ли, она красивая?» Рядом с домом, который мы построили, был садик, не такой большой, как в Барнете, но все равно славный, и я сразу себе представила там Флору, стоящую около пруда. Черил, расскажи, что случилось потом. Так, как ты слышала от папы.

Филипп заметил, что Арнэма история заинтересовала: он улыбался. В конце концов, он сам говорил о своей бывшей жене, так почему Кристин не вспомнить покойного мужа?

— Мама говорила, что статуя жутко дорогая, но папу никогда не волновало, сколько стоит вещь. Он утверждал, что лицо у Флоры точь-в-точь как у мамы, но, по-моему, это не так. А вы как думаете?

— Может быть, немного похоже, — ответил Арнэм.

— В любом случае, папа всегда вспоминал, что статуя ему приглянулась потому, что напоминала маму. «Вот что я тебе скажу: давай поспорим, — предложил он. — Спорю, что это — Венера, богиня Венера. Если нет, то я покупаю ее тебе».

— А я думала, что Венера — это звезда, — вставила Кристин, — Стивен сказал, что нет, что Венера — это богиня. Вот Черил знает, они в школе проходили.

— Так что они пошли в тот магазин, и какой-то человек, говоривший по-английски, объяснил отцу, что статуя не Венера: Венеру почти всегда изображают обнаженной по пояс, с открытой грудью.

— Об этом можно было бы и не говорить, Черил!

— А папа мне всегда спокойно все рассказывал, ведь это искусство, правда? В магазине ему сказали, что это копия Флоры Фарнезской, богини весны и цветов, и ее цветок — боярышник, который она и держит в руках. Папа купил статую, хотя она стоила дорого — сотни тысяч этих… не знаю, как называется их валюта. Ее отправили домой посылкой, потому что в самолет статую нельзя было проносить.

Разговор вернулся к тому, с чего и начался еще в доме, когда Арнэму подарили статую. Наверное, это и стало для него сигналом: он попросил счет. Когда Черил закончила рассказ, Арнэм произнес:

— После всего, что я услышал об этой статуе, мне уже кажется, что не нужно было принимать такой подарок. — Он как будто считал что-то в уме, наверное, переводил лиры в фунты. — Да, я действительно не могу принять этот подарок, он слишком дорогой.

— Нет, Джерард. Мне хочется, чтобы Флора была у тебя, — сказала Кристин, когда все вышли из ресторана. Было уже темно. Филипп слышал слова матери, несмотря на то, что она шла в отдалении от детей, взяв Арнэма за руку. Или это он взял ее за руку. — Для меня очень важно, чтобы статуя была у тебя. Ну пожалуйста. Я буду счастлива, думая о том, что она стоит там.

Почему Филипп подумал, что Арнэм довезет их только до Бакхерст-Хилл? Об этом никто не говорил. Возможно, Арнэм действительно влюблен в Кристин и, само собой разумеется, хотел ей угодить. Или он чувствовал себя обязанным, приняв подарок? Филипп заметил, что от былой неловкости не осталось и следа. Мать сидела впереди, разговаривала с Арнэмом о районе, где он живет, о местах, где сама жила когда-то и где живет теперь, и о том, стоит ли ей снова начать работать парикмахером, как до замужества. Ведь семье нужно «немного денег». Она обсуждала это так простодушно, что Филипп даже поморщился. Действительно, казалось, что она вешается Арнэму на шею. Кристин и вправду хотела понять, получится ли что-то с ним, прежде чем решаться работать на дому.

Арнэм говорил о своих планах с легкостью. Дом и мебель будут проданы. Все пойдет с молотка, он договорился с бывшей женой. Еще Арнэм надеется, что аукцион состоится в его отсутствие, когда он поедет в город по делам. Квартира — это не для него, так что придется покупать другой дом, только в этом же районе или где-нибудь неподалеку. Нравился ли Кристин Эппинг?

— Когда я была маленькой, мы часто устраивали пикники в Эппинг-Форест.

— А я сегодня был недалеко от Эппинг-Форест, — заметил Арнэм, — но я думаю о самом Эппинге. Или даже о Чигвелле. Может, удастся найти что-нибудь в Чигвелл Роу.

— Всегда сможешь к нам приезжать, — сказала Кристин.

Кристин имела в виду Криклвуд, хотя теперь, овдовев, она с детьми должна была переехать в Гленаллан-Клоуз. Даже самые оптимистичные риэлтеры не назвали бы это место привлекательным. Филипп вспомнил, что Арнэм уже был у них в Криклвуде, так что его не должны особенно шокировать дома из красного кирпича с металлическими рамами на окнах, изогнутыми черепичными крышами, заборами из железной сетки и убогими садиками. Темнота и тусклый свет уличных фонарей, окутанных листьями,