Josephus, Ant., XVII, 10, 10; XX, 4, 2; Bell. Jud., V, 11, 1; Апулей, Metam., III, 9; Светоний, Galba, 9; Лампридий, Alex. Sev., 23.

Тацит, Ann., III, 14.

Ин.19:14; по Марку (Мк.15:25), было всего 8 часов утра, потому что, согласно с этим евангелистом, Иисус был распят в 9 часов утра.

Мф.27:33; Мк.15:22; Ин.19:20; Евр.13:12. Ср. Плавт, Miles gloriosus, II, IV, 6-7.

Голгофа в самом деле стоит в какой-то связи с холмом Гареб и местностью Гоаф, упоминаемыми Иеремией (Иер.31:39); обе эти местности находились, по-вилимому, к северо-западу от города. Можно было бы предположительно приурочить место, где был распят Иисус, к крайнему углу, образуемому теперь стеной по направлению к западу, либо к холмам, возвышающимся над долиной Гиннома выше Биркет Мамилла. Можно также иметь в виду и пригородок, господствующий над «пещерой Иеремии».

Непрочны доказательства, которыми пытались доказать, что Св. Гроб был помещен после Константина.

Вопрос заключается в том, чтобы узнать, находилось ли то место, на которое в настоящее время указывают как на Голгофу и которое глубоко врезалось в черту нынешнего города, вне его стен во время Иисуса. В 76 метрах к востоку от традиционной местности Голгофы нашли часть иудейской стены, похожей на Гебронскую; если и она принадлежит к ограде времен Иисуса, то это укрепило бы ее традиционное приурочение за городом (De Vogue, Le Temple de Jerusalem, с. 117 и след.). Существование похоронного грота (того, что называют «Гробницей Иосифа Аримофейского») под стеною купола Св. Гроба, по-видимому, указывает (ср., однако, Мишна, Paran, III, 2; Baba Kamma, VII), что местность эта когда-то находилась вне стен; но грот, о котором идет речь, недостаточно древний (см. Vogue, там же, с. 115), чтобы позволено было предположить его древнeе оградной постройки, существовавшей во время Иисуса. Впрочем, два исторических соображения, из которых одно очень доказательно, говорят в пользу предания. Первое, что представляется странным, каким образом люди, пытавшиеся во время Константина восстановить евангельскую топографию, не остановились перед противоречием, вытекающимиз Ин.19:20 и Евр.13:12; каким образом, будучи свободными в своем выборе, они так легко обошли столь серьезное затруднение. Итак, остается вероятным, что работа набожных топографов времен Константина была серьезная, что они искали прямых указаний и, если и не избегали некоторых благочестивых измышлений, все же руководились аналогиями. Если бы они следовали только пустому капризу, они поместили бы Голгофу на каком-нибудь более видном месте, на вершине одного из соседних с Иерусалимом пригорков, в соответствии с христианским воображением, желавшим привязать смерть Христа к какой-нибудь горе. Второе соображение, поддерживающее предание, это то, что при Константине еще существовал на Голгофе храм Венеры, построенный, говорят, Адрианом, или по крайней мере сохранилось о нем воспоминание. Но это далеко не доказательно. Правда, Евсевий (Vita Const., III, 26), Сократ (H. E., I, 17), Созомен (H. E., II, 1), Бл. Иероним (Epist., XLIX, ad Paulin) говорят, что существовало святилище Венеры на месте, которое они отождествляют с местностью Св. Гроба, но недостоверно: 1) что его построил Адриан, 2) что он построил его на месте, которое в его время называлось Голгофой, 3) что у него было намерение поставить его на месте, где Иисус претерпел смерть.

Плутарх, De sera num. vind., 9; Артемидор, Onirocrit., II, 56.

Обстоятельства, упоминаемые в Лк.23:27-31, принадлежат к тем, в которых чувствуется работа благочестивого и умиленного воображения. Слова, которые влагаются здесь в уста Иисуса, могли быть приписаны ему только после осады Иерусалима.

Вавил. Талмуд, Sanhedrin, 43a; Nicolaus de Lira, In Matth., XXXVII, 34. Ср. Притч.31:6.

Вавил. Талмуд, Sanhedrin, 43a.