– Заткнись, не обращай внимания на женщин, – сказал Дигби. – Когда ты с мусульманами, не подходи к их женщинам.

– Надо думать, что ты прав, приятель, – согласился Бедди. – А жаль. Вон там сидит такая девочка, что просто прелесть, и смотрит на меня по-настоящему… Хитрая девчонка… Что делать, нельзя же ради этого драться с индейцами… Эх, прямо беда… – И он тяжело вздохнул.

Я мог бы написать несколько томов о наших приключениях в Сахаре, которую мы в качестве туарегов исколесили от Французского Судана до Британской Западной Африки.

Мы ехали на юго-запад, когда могли, и на северо-восток, когда нам приходилось, например, когда нас взяли в плен туареги к северу от Лира и повели к границе Марокко. Мы путешествовали в течение целого года и за это время описали почти полный круг. Однажды мы были в Эль-Хилли, в двухстах милях от Тимбукту, в другой раз мы подошли к Агадему, вблизи озера Чад, а потом оказались в пятистах милях севернее Бильма.

Иногда жажда и голод заставляли нас присоединяться к караванам соли и даже к караванам работорговцев. Обычно эти караваны шли совсем не туда, куда нам было нужно, но приходилось идти с ними, чтобы не погибнуть в безводной пустыне.

Иногда за нами охотились туареги, иногда в деревнях нас встречали залпами, принимая за грабителей. Бывало и хуже: несколько раз мы, совершенно изнуренные, подходили к оазисам и встречали там французских солдат. Нам, конечно, приходилось поворачивать и уходить. Мне кажется, что никто из европейцев не видал тех доисторических развалин, которые видали мы. Это были развалины городов, погибших задолго до создания всех тех, о которых мы слыхали.

Мы не встретили королевы Атлантиды и не нашли неизвестной белой расы греческого происхождения, управляемой женщиной в короткой юбке и с бурным темпераментом. Увы, ничего подобного мы не встретили. Мы видели только страшно бедный первобытный и грязный народ, с которым нам приходилось жить и общаться.

Конечно, мы никогда не добрались бы до конца без Хэнка и Бедди. Они еще в Америке имели опыт путешествия по пустыне. Только благодаря их храбрости и изворотливости, а также благодаря нашему знанию арабского языка мы смогли выжить весь этот страшный год. Когда мы встречались с арабами, то становились необычайно набожными. Хэнк и Бедди были марабутами, взявшими на себя обет молчания, а мы были сенуситами, с таинственными целями отправлявшимися в Тимбукту из города Куфра в Ливийской пустыне. К счастью для нас, мы ни разу не встретили настоящих сенуситов. Кроме того, наша задача в значительной степени облегчалась огромным количеством разных сект, дервишей и прочих фанатиков, а также разнообразием различных диалектов арабского языка. Но, вероятно, больше всего нас спасали наши винтовки, наша нищета и заносчивое поведение.

Мы страдали от лихорадки, страшной жары, ядовитой воды, плохой и недостаточной пищи, и наша жизнь была сплошной военной кампанией. Временами мы были на самом краю гибели. Так, однажды наши верблюды пали и мы пешком добрались до колодца, который оказался высохшим. У этого колодца нас чуть не убили проезжавшие туареги…

Как я уже говорил, описание нашего отступления потребовало бы больше места, нежели понадобилось Ксенофонту. Я опишу лишь несколько наиболее характерных инцидентов, иначе мой рассказ будет так же длинен и утомителен, как было это путешествие.

Однажды мы открыли таинственный город, в котором, судя по его виду, непременно должна была существовать «загадочная белая раса с цивилизацией, значительно более древней, нежели наша, и в некоторых отношениях значительно выше нашей, управляемая женщиной такой необычайной красоты, такой чудесной…» и т. д.

Мы въехали на гребень длинного скалистого холма и внезапно встретились с большим отрядом вооруженных винтовками людей. Их было человек пятьдесят. Мы сделали то, что не раз делали в подобных случаях. Наши святые Хэнк и Бедди мгновенно онемели, Дигби сделался посланцем Сенуси Махди, а я – его помощником. Дигби выехал вперед.

– Мир вам, братья, – сказал он торжественным голосом, и, к моему величайшему облегчению, из отряда выступил седобородый старик и на странном арабском языке ответил:

– Привет и мир.

Оказалось, что этот почтенный джентльмен принял нас за авангард разбойников и был очень обрадован нашим мирным поведением. Дигби дал ему подробный отчет о нас, называя Хэнка и Бедди людьми необычайной святости, давшими строжайший обет молчания. О себе и обо мне он говорил, как о людях исключительной веры и добродетели и как о наследственных святых. Я не знаю, сколько поняли из его речи наши слушатели и насколько они ей поверили. Во всяком случае они были очень рады, что мы не были авангардом большого отряда туарегов.

Они пригласили нас к себе, и мы последовали их приглашению, несмотря на то, что нам вовсе не было с ними по пути. Их было пятьдесят человек, а нас четверо, их винтовки были у них в руках, а наши были у нас за спиной. Иначе поступать не приходилось. Итак, мы поехали, будучи номинально гостями, а фактически пленниками. Дигби ехал рядом со старым шейхом и уверял его, что, не смотря на нашу святость, мы были воинами и что если в одной руке мы несли Коран, то в другой мы умели держать саблю, а потому были готовы сражаться с его отрядом против туарегов.

Старик поблагодарил и ответил, что скоро отряд будет дома, а дома им не страшны все туареги Сахары, потому что их деревня расположена в совершенно неприступном месте. Единственно, что их огорчало, это то, что когда им приходилось вести караваны верблюдов для продажи в Таннуте, они каждый раз встречали банды туарегов и должны были пробиваться с боем. Из-за этого их походы были чрезвычайно продолжительны и большинство верблюдов погибало. Увы, нет ничего более желанного для разбойников- туарегов, нежели верблюды.

– Это единственное богатство, способное передвигаться на собственных ногах, – торжественно заметил Дигби.

Часа четыре мы ехали по направлению к низким скалистым горам. Наконец, добравшись до них, вошли в узкое ущелье с высокими, отвесными стенами. Мы ехали по нему гуськом и, выбравшись из него, оказались на широкой равнине, посреди которой стояло высокое плато, по виду напоминавшее гигантский круглый сыр. В течение двух часов мы ехали к этому сыру и увидели, что это была огромная гора с совершенно отвесными скалистыми стенами и плоской вершиной с поверхностью около квадратной мили. Гора была совершенно непреступна, и мне казалось, что лишь орлы могли когда-либо попасть на ее вершину. Однако я ошибся: это была идеальная крепость, сделанная руками самой природы.