– Да, – прошептала она.

– Какая?

– Не… небольшая.

Взяв ее за подбородок, Спейд поднял ее голову. Он рассмеялся в ее мокрые от слез глаза и сказал:

– У нас вся ночь впереди. Я приготовлю еще кофе с коньяком, и мы начнем все сначала.

Она потупилась.

– Я так устала, – сказала она дрожащим голосом, – так устала от всего, от себя, от своего вранья, от придумывания небылиц, от того, что уже не знаю, где правда, а где ложь. Лучше…

Она взяла лицо Спейда в свои ладони, прижалась полуоткрытым ртом к его губам, прильнула к нему всем телом.

Спейд обнял ее так, что вздулись мышцы под синими рукавами его пиджака, одну руку он запустил в ее рыжие волосы, другой ласкал хрупкую спину. Глаза его горели желтым огнем.

Спейд проснулся, когда рассвет еще едва брезжил. Рядом с ним глубоко и ровно дышала во сне Бриджид О'Шонесси. Спейд тихо встал с кровати, осторожно вышел из спальни и закрыл за собой дверь. Одевался он в ванной. Потом внимательно осмотрел одежду спящей девушки, взял из кармана ее пальто плоский медный ключ и вышел на улицу.

Добравшись до «Коронета», от отпер дверь ее квартиры. Шел он уверенно и не таясь, так что ничего странного в нем заметить было нельзя. Необычным было только то, что ходил он почти бесшумно.

Включив все лампы, он обыскал номер девушки самым тщательным образом. Его глаза и пальцы двигались вроде бы неспешно, но зато ни на чем долго не останавливались, не колебались и не возвращались к уже осмотренному – они методично и с профессиональной уверенностью исследовали, проверяли, ощупывали. Он открыл все ящики и шкафы, дверцы, коробки, сумки, чемоданы – как запертые, так и не запертые – и осмотрел их содержимое. Он проверил каждую складку одежды, нащупывая утолщения и прислушиваясь, не зашуршит ли бумага. Он снял с кровати постельное белье. Заглянул под ковры и под мебель. Опустил жалюзи, чтобы убедиться, что ничего в них не спрятано. Высунулся из каждого окна, чтобы удостовериться, что ничего не висит снаружи. Потыкал вилкой во все баночки с пудрой и кремом на туалетном столике. Подержал против света каждую бутылочку и пульверизатор. Обнюхал и ощупал все тарелки, сковороды, продукты. Вывалил на газету содержимое мусорного ведра. Снял крышку сливного бачка в туалете, спустил воду и заглянул внутрь. Осмотрел и проверил металлические заглушки на ванне, раковине, на водопроводных кранах и вводах.

Он не нашел черной птицы. Он не нашел ничего, что бы имело к ней хоть малейшее отношение. Единственным документом, который ему удалось обнаружить, была копия счета за квартиру недельной давности на имя Бриджид О'Шонесси. Единственное, что привлекло его внимание и на время приостановило обыск, была пригоршня довольно-таки изысканных украшений в раскрашенной шкатулке, которую хозяйка держала в запертом ящике туалетного столика.

Закончив обыск, он сварил и выпил чашку кофе. Потом открыл кухонное окно, поцарапал шпингалет перочинным ножом, открыл в комнате ближайшее к пожарной лестнице окно, взял свои шляпу и плащ с кушетки в гостиной и ушел из квартиры тем же путем, которым и пожаловал в нее.

По дороге домой он зашел в магазин – его как раз открывал толстенький дрожащий от холода бакалейщик с опухшими глазами – и купил апельсинов, яиц, булочек, масла и сливок.

В свою квартиру Спейд вошел тихо, но едва он закрыл за собой входную дверь, как услышал крик Бриджид О'Шонесси:

– Кто там?

– Добрый дядюшка Спейд принес завтрак.

– Как ты испугал меня!

Дверь в спальню, которую он закрыл перед уходом, была открыта. Девушка сидела на краю кровати, ее била дрожь, правую руку она засунула под подушку.

Спейд положил свертки на кухонный стол и вошел в спальню. Он сел на кровать рядом с девушкой, поцеловал ее гладкое плечо и сказал:

– Я решил проверить, на месте ли мальчишка, и купить чего-нибудь на завтрак.

– Ты видел его?

– Нет.

Она вздохнула и прижалась к нему.

– Я проснулась – тебя нет рядом, и вдруг я слышу, что кто-то входит в квартиру. Я испугалась до смерти.

Спейд откинул ее рыжие волосы со лба и сказал:

– Прости, ангел. Я надеялся, что ты не проснешься до моего прихода. Ты что, всю ночь держала пистолет под подушкой?

– Нет. Ты же знаешь, что нет. Я вскочила с постели и схватила его, только когда поняла, что ты ушел.

Пока она мылась в ванной и одевалась, он приготовил завтрак и опустил плоский медный ключ в карман ее пальто.

Она вышла из ванной, насвистывая мелодию «En Cuba»1.

– Убрать постель? – спросила она.

– Сделай милость. Яйца будут готовы через пару минут.

Когда она пришла на кухню, завтрак уже был на столе. Они сели так же, как и накануне вечером, и с аппетитом принялись за еду.

– Ну что, поговорим о птице? – предложил он, пока они ели.

Она положила вилку на стол и посмотрела на него, нахмурив брови и сложив губы трубочкой.

– И у тебя хватает наглости просить меня об этом в такое утро! – возмутилась она. – Не хочу и не буду.

– Стерва ты упрямая, – сказал он грустно, отправляя в рот кусок булки.

Когда Спейд и Бриджид О'Шонесси вышли из парадного и сели в ожидавшее их такси, мальчишки- филера поблизости не было. За такси тоже никто не следил. Ни недомерка, ни других праздношатающихся личностей они не заметили и около «Коронета».

Бриджид О'Шонесси не захотела, чтобы Спейд поднимался с ней наверх.

– Возвращаться в вечернем платье в этот час подозрительно даже и без спутника. Надеюсь, мне никто не встретится.

– Поужинаем вместе?

– Хорошо.

Они поцеловались. Она вошла в подъезд. Он сказал водителю:

– Отель «Бельведер».

В «Бельведере» он тут же заметил мальчишку-филера, который сидел в холле на низком диванчике, откуда хорошо просматривались все лифты. Мальчишка читал газету.

У портье Спейд выяснил, что Кэйро в отеле нет. Он нахмурился и ущипнул себя за нижнюю губу. В глазах его заплясали желтые искорки.

– Спасибо, – тихо сказал он дежурному и отвернулся. Вразвалочку он пересек холл, подошел к диванчику, откуда хорошо просматривались лифты, и сел рядом с молодым человеком, который читал газету.

Молодой человек от газеты не оторвался. Вблизи он выглядел явно моложе двадцати лет. Черты его лица были мелкими, но пропорциональными. Кожа поражала белизной. Одежда его не отличалась новизной или особым качеством, но носил он ее со строгой мужской опрятностью.

Высыпая табак на согнутую коричневую бумажку, Спейд, как бы между прочим, спросил: