оградительных тумб, усеивавших подъезд с перекрестка. Его патрулировали «Тысяча журавлей» и десяток частных охранных предприятий. Когда я беспрепятственно проехал в ворота, я отметил про себя, что там проходит по крайней мере один благотворительный теннисный турнир, а также свадебный прием в отеле «Бель-Эйр» и выставка собак в загородном клубе.

Я выбрал небольшое поместье, поскольку в справочном листке «Тысячи журавлей» говорилось, что оно не занято и защищено системой сигнализации и их же патрулем, и пересек его. Полчаса я просидел за полосой деревьев, в задней части поместья, рассматривая расположенную за ним территорию Афронзо. Я заметил только одного пешего патрульного. И даже не в пиджаке, как можно было ожидать, а в синей ветровке. У него был фонарик, которым он от скуки светил на землю перед собой. Сначала я беспокоился, что там будут собаки, но, к счастью, их не оказалось. С собаками трудно иметь дело. Это маленькие и быстрые мишени; может понадобиться три выстрела, чтобы застрелить собаку из пистолета, когда она бросается на тебя лоб в лоб.

Как только охранник удалился, я вышел из-за деревьев; плохо держась на ногах, пересек газон, который смотрелся совсем недурно, учитывая, что в большей части земного шара царила засуха, подошел к освещенному окну гостевого коттеджа, заглянул в него и увидел человека примерно моего возраста, который сидел в поддельном колониальном кресле с бутылкой чересчур дорогого коньяка под рукой и книгой на коленях, глядя в коричневую жидкость на дне бокала. Я выстрелил трижды. Он сидел в профиль ко мне, поэтому я целился в голову, а не грудь. Три пули, как правило, гарантируют отсутствие сюрпризов. Случайное отклонение пули из-за оконного стекла, рикошет от изгиба черепа, попадание в область мозга, которая отвечает только за работу какого-нибудь аппендикса, — все это вполне допустимо при наличии второй и третьей пули. Такое не случается три раза. Я стрелял из пистолета «хеклер-и-кох» МК23 45-го калибра с глушителем из моего дорожного комплекта. Три пули в голову из оружия такого калибра означали смерть. Удовлетворенный, я направился к главному зданию.

Мне не нужно было долго думать, чтобы догадаться, где искать младшего Афронзо. К задней части дома присоединялась коническая башня, и это архитектурное дополнение отвечало его вкусам, какими я их себе представлял.

Там находился превосходнейший гараж для ремонта и обслуживания целого парка роскошных автомобилей, припаркованных у кругового разворота за домом у подножия башни. Одна из дверей была поднята на метр. Внутри стояла «субару» Хааса с открытыми дверцами, вещи раскиданы, запасная шина на полу, пустая. Я пролез внутрь гаража и нашел внутреннюю дверь, откуда попал в прачечную, оттуда на кухню, во вторую столовую и коридор, который оканчивался винтовой лестницей.

Наверху были Имелда и Магда. Они сидели у единственной двери на перекрашенной церковной скамье со спинкой и с подушками из золотого бархата. Магда держала «Блэкберри» так, чтобы они обе видели экран.

Имелда рукой зажимала рот:

— О господи. Ты мне не говорила, что он такой неприличный.

Магда нажала кнопку.

— А то. Вот это прочитай.

— О боже мой. Он правда такой?

Магда кивнула:

— Он целиком подтверждает. А еще любит присылать картинки.

— Покажи, покажи.

Обе расстегнули свои бронежилеты на липучках, похожие на корсеты, и приоткрыли их, чтобы можно было нагнуться и сесть.

Я застрелил Имелду в сердце. Магда отшатнулась от крови и невольно сдвинула «Блэкберри», дав мне возможность беспрепятственно выстрелить ей в сердце. Я выстрелил. Подошел ближе и выстрелил в них обеих еще по одному разу, в голову.

Дверь была не заперта.

Комната за дверью охватывала 270 градусов окружности башни с окнами по внешней стене. Кейджер, видимо, приглашал игрового дизайнера, как в «Денизоне». Постапокалиптический средневековый ренессанс.

Он сидел на имитации кресла Имса, сделанной, похоже, не из многослойной древесины, а из окисленной меди. Правая рука точно входила в эргономический контур блестящего черного игрового устройства. Другая рука держала телефон, большой палец прыгал по кнопкам, когда он время от времени отводил взгляд от настенного ЖК-дисплея, чтобы читать текстовые сообщения, которые то и дело объявляли о своем приходе первыми тактами темы из «Космической одиссеи-2001». На экране элегантная фигура в нелепо длинном развевающемся черном плаще носилась и прыгала на плоскости едва различимой конфигурации, отзываясь на малейшие движения его пальцев и ладони на устройстве. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что его персонаж танцует, воссоздает сонный танец Сид Чарисс с ветром в «Поющих под дождем».

На полу рядом с креслом лежала стопка из нескольких предметов. Внешний диск. Журнал. Резервная флешка, которую Парк носил на шее. Диск, который я отдал ему, с записью массового убийства на голдфарме. И часы его отца.

Я твердо закрыл дверь.

Он не поднял глаз.

— В чем дело?

Я подошел, чтобы он мог видеть меня периферийным зрением.

— Мне нужно знать, что случилось с полицейским Паркером Хаасом.

Он поднял глаза.

— Вы тот самый тип.

Он снял руку с устройства, достал расческу и пригладил волосы.

— У вас очень сердитый вид. По-моему.

Он убрал расческу.

— Это странно.

Я не был жесток. У меня были вопросы, и я их задал. Если он не торопился отвечать, так как не привык быстро делать то, что от него требовалось, я демонстрировал ему преимущества краткости. Но я не был жесток. Ни когда я добывал нужную мне информацию. Ни даже когда я убил его. Тремя пулями. Как отца, так и сына.

Суматоха стала раскручиваться, когда я ушел через несколько минут. Кто-то что-то увидел на мониторе наблюдения в глубине дома. Несколько синих ветровок собрались у гостевого коттеджа. Они направили свою энергию на поместье.

И все-таки один в ветровке заметил меня, когда я выходил из гаража. Он окликнул меня. Я продолжал идти поперек парковки сквозь машины, которые уже как будто покрылись патиной пережитков прошлого века. За собой я услышал быстрые шаги двух человек. Я прикинул расстояние до деревьев. Не останавливаясь, я заглядывал в окна машин, не осталось ли где ключей в зажигании. Не осталось. «Хеклер-и-кох» сидел в своей плечевой кобуре под надетой на мне черной спортивной курткой. У меня еще оставалось два патрона в пистолете и запасная обойма на двенадцать выстрелов. Но больше при мне ничего не было. Раны на ногах не позволят мне бежать. Когда преследователи догонят меня, я обернусь и выстрелю по разу в каждого, поменяю обойму и, может быть, успею обезоружить их. После этого мне нужно будет найти укрытие, прежде чем меня атакуют всеми силами. Я высматривал машину потяжелее на парковке, как вдруг на подъездную дорогу въехали два легких ударных автомобиля «Тысячи журавлей». Я изменил курс и направился к ним. Четыре «журавля», сидевшие в обеих машинах, выпрыгнули и разбились на пары и пробежали мимо, не обратив на меня никакого внимания. Тогда мои преследователи, по примеру специалистов, которые явно знали, кто я такой и зачем я там, остановились и повернули обратно, дав мне беспрепятственно пройти вдоль всего Мадроно и опять вернуться туда, где я оставил «кадиллак». «Тысяча журавлей» успешно игнорировали мою машину, меня самого и все происходящее в непосредственной близости от них в течение шестидесяти минут между 11 часами и полночью. Как я об этом просил и как распорядилась леди Тидзу в обмен на чудо, каким была Люцифра.

С дневником Парка и другими его вещами я отправился на юг за концом истории.