изнасилованием.

А вот и дело четвертое. Возбуждено прокуратурой Восточного округа тем же следователем, что и в первом случае, и – о, чудо! – у него хватило наконец-то ума передать дело в Генеральную прокуратуру. Это кто же такой сообразительный в прокуратуре Восточного округа? Через пять или шесть листов Кряжин нашел фамилию и, не узнав, пожал плечами.

До обнаружения трупа в ночь под Рождество в лесопосадках Измайлова этот следователь складировал у себя все четыре дела. Все, кто возбуждал последующие уголовные дела, видели связь с предыдущим, и дело отправлялось к следователю, осматривавшему труп в лесопарке.

Кряжин пожевал губами и откинулся на спинку кресла. Он сейчас готов биться об заклад, что этот следователь, поняв, что второй труп – не последний, и увидев характерный почерк маньяка, не одну неделю потратил на то, чтобы выяснить, не было ли подобного случая до того злополучного дня, когда его вызвали описать в протоколе картину неподалеку от остановки девяносто седьмого автобуса в Измайловском лесопарке.

Но следователь ничего не нашел и взвалил себе на спину крест. Потом пришлось присоединять дело с трупом в лесопосадках Тропарева – третье по счету. А после – с трупом в лесопосадках Измайлова. И вот тут он мог вздохнуть с облегчением. Налицо был тот случай, когда под давлением не столько закона, сколько общественности пора было передавать кипу уголовных дел в Генеральную прокуратуру. Так кипа оказалась у Вагайцева.

А потом в Северном округе в лесопосадках близ стадиона «Молния» была убита очаровательная семнадцатилетняя девочка.

А потом – еще одна. В Юго-Восточном округе, в лесопосадках Жулебина. Дело было без четверти десять вечера двадцать второго февраля, а через час МУР задержал Разбоева.

Больше убийств не было.

Отодвинув от себя дела, Кряжин встал и прошел к окну. За ним, кружась под неслышимую человеческому уху музыку, танцевали мириады снежинок. Чуть дальше, за белесой пеленой, сотканной танцем, виделась ограда, за ней – торопящиеся попасть в теплые помещения люди.

По привычке он подошел к карте Москвы и осторожно загреб из картонного ящика, чтобы не уколоться о булавки, несколько красных флажков.

Последний раз он, советник, так «флажковал» людоеда Саина. Нет, тот не ел людей. Предпочитал телячьи отбивные, запиваемые «Киндзмараули». Но людей Саин угробил столько, что иначе как людоедом его не назовешь.

Саин резал в Бирюлеве, в Медведкове, в Химках и Нижних Котлах. Резал ради сережек, колец, сотовых телефонов и пары сотен рублей в кошельках. Уроженец Украины упрямо шел на мировой рекорд по количеству уничтоженных человеческих жизней, но не дотянул и до национального. На двенадцатой по счету жизни он почувствовал гон и вдруг решил снова стать украинцем. Затосковал по родине и засобирался в дорогу, на ридну Черниговщину. Но был снят Кряжиным с фирменного Москва – Киев за две минуты до отправления.

Тогда он его лежку огораживал теми же флажками. Было это два года назад.

Когда на карте появился рисунок, Кряжин сел на стол и закурил.

Да, теперь можно сказать точно: помотало бедолагу по столице. О Разбоеве речь. Всмотревшись еще пристальней, Кряжин вдруг наклонил вбок голову, что означало крайнюю степень задумчивости, и снова полез в карман за сигаретами. Привычка носить пачку в кармане даже в кабинете тоже отрабатывалась годами. Сколько раз он, молодой следователь, будучи срочно вызванным, оставался на весь день без сигарет...

– Интересное кино, – пробормотал он, разглаживая перед картой подбородок. В зубах его дымилась сигарета, и дым этот нестерпимо выедал глаза. – Очень интересное. А Вагайцев говорит, что с Разбоевым можно и не встречаться. Как же тут не встретиться?..

– А где он, кстати, жил до «Красной Пресни»? – тут же спросил он сам себя.

Ответ советник нашел в последней папке за подписью Вагайцева. Перепроверил его с документами в первых папках, и вышло: улица Парковая, с домом и квартирой.

– Парковая? – наморщил виски Кряжин. – Парковая...

Очень хотелось подойти к карте и прекратить натужное воспоминание, но он заставил себя высидеть на месте и через две минуты пошел проверять свою память.

И с удовлетворением отметил, что оказался прав. Улица Парковая находится как раз в Восточном округе, неподалеку от мест первого и четвертого убийств.

– А вот это кино уже не столь интересно, сколь удивительно, – он снова уселся на стол и на ощупь поискал за спиной пепельницу. – Как же тут не встретиться?

И уже не обращал более внимания на карту. Раскидал по столу тяжелые папки и стал распахивать их на том месте, где было хоть одно стороннее мнение о Разбоеве. Таковых оказалось мало, все больше мнения казались специально подготовленными для обвинительного приговора суда, а потому он обратился к тем документам, которые обязан собрать каждый следователь перед тем, как передать дело прокурору на подпись для отправки его в суд.

«Характеристика» – именовался документ из МГУ, где совсем еще молодой Б.А. Разбоев готовился стать физиком-теоретиком. «Для предъявления по месту требования». Такое впечатление, что это не Вагайцев запрос делал, а сам Разбоев отпросился из «Пресни» у «хозяина» («Мне за характеристикой сходить»), пришел в альма-матер и сказал: «Дайте мне реноме для кое-куда».

Ага... Кряжин растер пальцами подбородок и принялся искать истоки формирования нынешних коварных помыслов маньяка в анналах истории...

Из первых же фраз в документе становилось ясно, что тот, кто характеристику давал, не вспоминал бывшего студента, а думал, как побыстрее избавиться от севшего на шею прокурорского.

После прочтения вынужден был согласиться с тем, что характеристика давалась не бывшему учащемуся, а уже нынешнему обвиняемому. Делается это так: приезжает следователь и говорит: «Здравствуйте. Мы по поводу одного вашего бывшего студента. Он сейчас маньяк. Не могли бы вы дать ему объективную, беспристрастную характеристику?» После этого поди напиши, что маньяк проявлял недюжинный интерес к истории Средних веков и художественной самодеятельности.

Кстати, зачем Вагайцеву понадобилась характеристика из юности подозреваемого? Искал корни преступности в младых порывах души убийцы? Тогда где характеристика из школы? Где из детского сада? Воспитательница, вспомнив Разбоева, должна была вспомнить и такую сценку:

– Боря, ты зачем на ромашке гадаешь?

– Я не гадаю, Марьванна. Я выдираю из нее лепестки.

Эх, эти следственные старания, не доведенные до конца, а потому лучше бы их не было в деле вовсе. Торопился Вагайцев в Гагры, ох, торопился... Кряжин поморщился. Полужестов он не любил. А непоследовательность в работе просто презирал.

А это что? Ага... Кряжин саркастически оскалил золотой «глазной» зуб, потому что прочел текст еще раньше, чем разгладил складку между листами.

«А вот последнее замечание в сем документе для суда явно не явится позитивным мазком на портрете Разбоева, – подумал Кряжин. – Маньяки с дурными компаниями как раз и не водятся и акционерных обществ для реализации своих планов не организуют. Их больше прельщает индивидуальное частное предпринимательство».

И опять, как и в случае с первой характеристикой, возникает настоящая лава вопросов. Если, к примеру, Б.А. Разбоев гонял голубей и кошек в седьмом классе средней школы, то это одно дело. Если же научный сотрудник Разбоев Б.А. занимался этим вплоть до ареста, то – совершенно другое. Но семь этих росписей,