«Лучше умереть под домом, чем на клыках этой твари по команде хозяина», – решил Олюнин и снова побрел к балкону. Потом вдруг подумал о том, что хозяину, чтобы попасть в собственную квартиру, незачем звонить. Как бы в подтверждение этой мысли раздался второй звонок. Кажется, это понял и пес, появившийся из прихожей. Олюнин обмер – он стоял посреди комнаты.

«Нужно было ползти до первого этажа»...

Собаке надоело заниматься глупостями, и она припала на передние лапы.

Хвост ее дергался из стороны в сторону, и огромная задница болталась вместе с ним.

«Целится», – понял Миша-Федул.

Мастино дернул головой и прыгнул в сторону, отчего на столе покачнулась ваза. Потом он повторил свой маневр, только в другую сторону. Еще секунда, и он ринулся в прихожую, сбивая по пути куртки с вешалки и расшвыривая в стороны тапки.

Сердце Олюнина едва не выпрыгнуло из груди, когда он услышал этот вой, после чего в проеме двери показалась огромная башка с горящими глазами.

«Сэр Генри умер не от разрыва сердца, – вдруг пришло в голову Олюнину, лучшим другом которого в тюрьмах были книги, – он умер от поноса...»

В зоне собаку могли в любой момент остановить мусора. То есть нужно было лишь чуть-чуть потерпеть. Здесь же ждать милости не от кого. И эти мусора, которые могли помочь, теперь одурачены и найдут его только тогда, когда черная тварь догложет его последнюю кость.

Миша-Федул приоткрыл глаза и увидел невероятное. Пес крутил головой, рычал и держал в пасти исцарапанный зубами, потерявший расцветку, накачанный до отказа футбольный мяч...

Он хотел поиграть с Олюниным...

В футбол, наверное...

Первым делом, убрав от себя слюнявую морду, Олюнин полез в холодильник. Нашел там несколько бутылок, вытянул ту, где плескалась самая прозрачная жидкость, и с удовольствием приложился.

Вскоре собака потеряла к нему интерес. Легла посреди комнаты, положила морду на лапы и маслинами любопытных глаз разглядывала нового в ее жизни человека только тогда, когда тот появлялся в ее поле зрения.

А человек тем временем подошел к двери, посмотрел в «глазок», остался удовлетворен увиденным и проверил замки. Замки были нехорошие. В том смысле, что для хозяина-то лучше и быть не могло: их открыть можно было как снаружи, так и изнутри только ключом, а выломать практически невозможно. Проникнет вор через окно, наберет добра, а выйти не сможет. Прыгать высоковато, а с ценностями, такими как этот телевизор с плазменным экраном или компьютером, – просто глупо. Разве что по мелочовке набрать?

Произведя планомерный осмотр всех комнат и набрав по мелочовке толстую, перетянутую резинкой пачку долларов и с полкило золота, Олюнин выглянул в окно.

Ситуация была пиковая. Задержать его на улице менты не смогли. Поймать в доме – тоже. Поэтому они наверняка организовали засаду перед подъездом и за домом, ожидая его появления. Подумав, Олюнин выбрал из выброшенных на пол вещей добротную кожаную куртку с меховой подстежкой, шапку, джинсы и осенние ботинки. Сменил одежду и даже побрился в ванной. Сколько он ни думал, водя лезвием по давно не бритым скулам, вывод напрашивался только один, и только он был единственным, верным.

Не нужно больше лазать по стенам, подогревая адреналин в крови МУРа. Скоро в квартиру вернется хозяин, и он вряд ли ждет гостей. Его нужно впустить и правильно «принять». Потом выйти из подъезда и вразвалочку пересечь двор. Вряд ли кто-то из преследователей, ориентированных на небритого бомжа в майке, будет останавливать и устанавливать личность хорошо одетого, пахнущего дорогим одеколоном мужчины.

Включать телевизор Олюнин не стал. Нашел на кухне узкий нож для разделки мяса, отточенный, как лезвие, положил на пол и уселся в кресло. Он находился в квартире уже полтора часа.

Ровно в четверть четвертого он заметил, как заволновался огромный, подружившийся с ним пес. Вскинув над лапами огромную морду, он напряг уши и тут же вскочил. Посмотрел в сторону коридора, чуть дернул хвостом.

Олюнин прислушался, после чего готов был поставить на кон все, что у него есть, против утверждения о том, что в подъезд кто-то вошел.

Через неколько секунд в замочной скважине раздался характерный звук вставляемого ключа.

– Какая умная тварь! – восхитился шепотом Олюнин и быстро встал из кресла.

Место, где нужно будет резать барыгу, он определил давно – это выемка в стене гостиной. Хозяин входит в квартиру, продвигается по коридору и останавливается как вкопанный, увидев в квартире следы профессионально выпотрошенной ворами квартиры.

И в этот момент нужно резать. Именно в этот, и ни секундой позже, потому что ровно через секунду хозяин поймет, что вор не мог выйти через дверь, и напряжется. Напряженного человека резать трудно. Олюнину пришлось резать готовых к отражению нападения девчонок, и сейчас он вынужден был признать, что это весьма трудное занятие. Вертятся под руками, крутятся, как выдры в зоопарке. А мужик будет посерьезнее. Набор мясных подуктов в холодильнике свидетельствует о том, что здоровья у него побольше, чем у девочек, да и размер одежды, который Олюнину был чуть великоват, говорил о многом. Так что резать нужно именно сейчас, когда мужик вошел, остановился на пороге и выдавил:

– В душу мать...

Резко взмахнув рукой снизу вверх, Миша-Федул засадил нож для мяса по самую рукоятку в живое, теплое тело. По его расчетам, лезвие должно было пройти под ребрами вверх, не оставив барыге никаких шансов.

Так оно и вышло. На судорожно сжатый кулак, удерживающий рукоятку ножа, хлынул поток горячей лавы, барыга округлил глаза, вытянул губы трубочкой и сделал какой-то смешной шажок назад. Белки его мгновенно налились кровью, лицо покраснело, словно он тужился, и так, на ноже, Олюнин ввел его в гостиную.

– Сявка позорная... – прохрипел барыга и встал на колени.

Еще мгновение, и он повалился лицом на пол.

Удивленный пес вильнул хвостом и подошел к хозяину. Посмотрел на него, на Олюнина, принял это за условия новой игры и лег рядом, вытянув перед собой лапы. И только сейчас Миша-Федул заметил, насколько огромна собака, испугавшая его. Барыга лежал, поджав под себя ноги, и абрис его фигуры был вдвое меньше, чем собаки.

Выдернув из кармана приготовленный платок, Олюнин вытер рукоятку ножа, прошел на кухню, вымыл нож и вставил его в гнездо подставки – там, где он находился раньше. Там же вымыл руки и вытер их полотенцем. Теперь действовать нужно было быстро и решительно.

Забрав из руки барыги ключи от квартиры, Олюнин вышел на площадку, закрыл дверь и спустился пешком до первого этажа, сбросив по пути связку «мальчишек» [14] в мусоропровод. Распахнул дверь, и в лицо ему ударил хоть и холодный, но показавшийся ему горячим луч света. Если этот день закончится так же удачно, как начался, то Олюнин уже сегодня ночью покинет Москву. С такими деньгами, что у него в кармане, можно безбедно жить в Туле, Твери, Костроме или Суздале. Сейчас главное – выбраться за пределы этого Северо-Восточного округа. А там пусть дают свои ориентировки, не привыкать. Эрнест Олюнин сумеет уйти из Московской области.

Сивого взяли на выходе из подъезда.

Придя в себя, он долго осматривал комнату, не в силах понять, что происходит. Прикрыв балконную дверь – от холода, несущегося из нее, он и очнулся, – Сивый уселся на стул и стал восстанавливать хронологию недавних событий.

Они с Федулом собрались выпить. Тот пришел, как всегда, неожиданно и, как обычно, не с пустыми руками. Поставили на стол бутылку, Сивый нашел на кухне засохшие огурцы и вдруг вспомнил о кастрюле с капустой, стоящей на балконе.

– Охота была за ней на балкон идти, – недовольно сказал Федул, но пошел.

Едва он прикрыл за собой дверь, какой-то придурок свистнул в дверной «глазок». Сивый решил, что это кто-то из своих, и пошел проверять. Помнит – подошел к двери. Помнит – склонился над «глазком». Больше