Ева встала. Весь класс обернулся в ее сторону.

– Сосуд. Нужно нарисовать сосуд, – прошептала ей соседка по парте.

– Я прошу прощения. – Она всеми силами пыталась вспомнить имя учительницы. – Я не слышала задания.

Молодая, довольно симпатичная темноволосая женщина глубоко вздохнула и обратилась к ученице, сидевшей за первой партой:

– Дарья, повтори, пожалуйста, задание для Карауловой, а то она сидит так далеко, что звук моего голоса до нее не долетает.

– Вы, Ольга Вячеславовна, попросили нарисовать сосуд любой формы, выбранной из тех, которые стоят на столе, или воспроизвести по памяти любой другой.

– Правильно, Даша. А также я сделала акцент на то, что сосуд должен быть грамотно расположен в пространстве и бросать соответствующую ему тень. Караулова, может, у тебя есть вопросы?

– Нет, Ольга Вячеславовна. Задание мне понятно: сосуд в пространстве.

– Можешь приступать.

Ева взяла в руки карандаш и долго смотрела на него. Затем она нарисовала овал, а за ним плоскость таким образом, что он находился к ней под наклоном. По всем законам физики этот овал должен был сейчас же укатиться в правый нижний угол картины. «У него должна быть опора, – подумала Ева – Трудно болтаться в пространстве и быть кому-то нужным. – Девушка провела две тонких линии, слегка расширяющихся книзу. – Вот теперь другое дело!»

К концу урока каждый из десяти учеников выходил к доске, чтобы показать свое произведение. Все дружно обсуждали ошибки и недочеты композиций и выставляли оценки. Последней вышла Ева. Когда она развернула свою картину, по аудитории прокатился шепот недоумения.

На картине была изображена человеческая голова. Точнее, такая голова скорее могла принадлежать какому-нибудь инопланетному существу. Абсолютно лысая, с огромными миндалевидными глазами, расположенными на разном уровне, она представляла собой удивительное зрелище. Нос был прямой и длинный, такой рисуют на древних египетских фресках, а рот напоминал что-то вроде крана, из которого, должно быть, вытекала жидкость. Правое ухо чудо-головы было приспособлено сразу под две вещи. Во- первых, это была ручка, а во-вторых, на этой самой ручке все еще присутствовала ушная раковина, куда, должно быть, по задумке автора и заливалась жидкость. Левое ухо отсутствовало вовсе. Надо заметить, что вся эта конструкция держалась на подставке в виде достаточно толстой шеи и бросала на плоскость абсолютно логичную, выдержанную по всем художественным законам тень. Придраться было не к чему.

Гул стих, и около минуты в аудитории царила полная тишина. Нарушила ее Ольга Вячеславовна:

– И ты думаешь, Караулова, что ты выполнила задание?

– Уверена, – ответила Ева.

– И как же называется данное произведение?

– Еще не знаю... Возможно, я назову его «Мой сообщающийся сосуд».

В классе захихикали.

– Видите ли, уважаемая Ольга Вячеславовна, в моей голове творится то же самое, что в этом сосуде – какие-то чудеса. Я слышу только половину того, что мне говорят, и помню только то, что мне хочется помнить, поэтому здесь только одно ухо. А еще я стараюсь пропускать все через сердце. Не знаю почему, но мне кажется, что оно живет там, внутри сосуда, и поэтому ему здорово достается. Я стараюсь говорить только правду, но иногда смесь жидкостей, то есть сомнений, которые попадают в мою голову, дают неправильную химическую реакцию, и тогда я начинаю врать. Для этого и существует этот краник, перекрывающий бессмысленный лживый поток.

Класс замер в ожидании реакции учительницы. Ольга Вячеславовна обошла рисунок кругом и еще раз внимательно посмотрела на девушку:

– Не кажется ли тебе, Караулова, что ты слишком много на себя берешь? Кого здесь интересует содержимое твоей головы? Почему мы должны выслушивать всякий бред про твои жидкости и краники? Я дала простое задание, и ты должна была его выполнить. Это понятно?

– Но я выполнила его! – попыталась возразить Ева. – По-моему, все пропорции и тени соблюдены. Если здесь есть ошибки, прошу, укажите мне на них, и я постараюсь их исправить.

– Не строй из себя пай-девочку! Я не знаю, чему там учили вас в вашем дурдоме, то есть детдоме, но это не дает тебе право ставить свое мнение выше других.

– Вовсе нет! – Ева искренне удивилась такой агрессии.

– Думаешь, я не знаю, что ты детдомовская невоспитанная выскочка? – Голос учительницы постепенно переходил на крик. – Запомни, что учитель здесь я! И ты либо делаешь то, что я говорю, либо будешь рисовать за дверью.

Холод злости и обиды охватил Еву. Она почувствовала, что теряет над собой контроль. Ее не поняли и оскорбили абсолютно незаслуженно. И все это из-за того, что она другая. Ей никогда не смыть печать воспитанницы приюта. Люди всегда будут считать ее ненормальной лишь из-за того, что у нее не было родителей, которые дарили бы ей ласку и тепло. И хотя в самой Еве было предостаточно этих качеств, никто не поверит в это, от нее всегда будут ждать грубости и хамства – ответной реакции на ее обездоленность.

Не отдавая себе отчета в том, что сейчас делает, Ева взяла со стола указку и проткнула ею глаза своего сосуда. «Вот так тебе! Еще, еще!» – Она продолжала уродовать то, что создала. – Теперь вы довольны?! – Она окинула взглядом всю аудиторию. На губах у нее застыл почти звериный оскал.

Мария решила начать поиски работы с позиций, где бы она смогла проявить себя как руководитель или организатор. Она была уверена, что сумеет справиться с любым штатом работников. Может, она и не была знакома с делопроизводством, но вот что касается работы с кадрами, то тут уж она точно знала, как себя вести: кому-то нужно сказать ласковое слово, для кого-то найти мотивацию, кого-то как следует пристыдить, а кому-то, наоборот, указать на потенциал, которого может вовсе и не быть. Но человек, поверивший в себя, сделает гораздо больше, чем тот, кто постоянно сомневается в своих возможностях. Что может быть интереснее, чем управлять людьми? Чувствовать, как они готовы пойти на все, чтобы угодить тебе. Власть – вот что ей нужно. Единственная на ее взгляд проблема заключалась в том, что ей было не в чем пойти на собеседование. Ну кто всерьез воспримет управляющего, одетого так бедно, как она? Те вещи, которые ей удалось купить на отложенные средства, годились разве что для прогулок по парку, ну уж никак не для устройства на работу. Она постаралась разузнать, где можно купить приличный костюм и туфли на высоком каблуке. Вторая проблема заключалась в том, что ей не у кого было занять денег. Соседки по комнате напрочь отказались ей помочь, сославшись на то, что денег у них просто нет. Мария хоть и знала, что у каждой из них спрятана заначка, уговаривать не стала. «Упрашивать кого- либо – вообще недостойное дело. Они просто не верят в мою победу. Ну и черт с ними! Главное, что в нее верю я!»

В голове у Марии начал созревать план: «Можно, например, просто зайти в примерочную, снять магнитные ярлыки и вынести вещи в сумке или прямо на себе». Если отвлечь внимание продавца интимным вопросом, то никто не будет пересчитывать количество рубашек и юбок, которые она возьмет с собой за ширму. Это был очевидный в ее положении, но достаточно рискованный ход. Второй вариант заключался в том, чтобы прикинуться работницей модного журнала и набрать вещей на съемку. Она видела, как такое проделывали в фильмах. Но в этом случае тоже было несколько трудных моментов: во-первых, она должна была предъявить какой-либо документ, которого у нее не было, во-вторых, менеджеры магазина могли связаться непосредственно с главным редактором журнала, чтобы удостовериться, что вещи будут взяты по назначению. Для такой операции требовался сообщник, что было крайне нежелательным. Итак, нужно было найти третий, более искусный способ, как раздобыть вещи и не попасться в руки милиции. Воспоминания о холодной, плохо пахнущей камере все еще доставляли Марии неприятные эмоции.

Решение пришло само собой. Блуждая по огромному торговому центру, Мария заметила, что практически весь персонал ходит в одинаковой одежде, причем тех же марок, продавцами которых они являются. Например, джинсы и футболки с длинными рукавами можно было наблюдать как на стенде продаж, так и на молодых продавщицах, стоящих возле кассы и примерочных. Такая реклама товара могла сыграть ей на руку.