Продолжая думать в том же роде, он забавлялся тем, что более или менее беспристрастно изучал свою жажду мести. Будучи тем, кем он был раньше, аналитическим мыслителем, он всегда считал желание заехать кому-нибудь по зубам примитивным чувством. Теперь такое желание совсем не казалось ему совсем уж первобытным. И в самом деле, он бы стал презирать себя, если бы у него не появилось такого желания. Никто не может лишить себя основных человеческих чувств.

Да, если выпадет возможность, то он соберет всю свою силу и злость в кулак и этим кулаком вышибет напрочь чьи-нибудь зубы.

Другими словами, он был в ярости и наслаждался этим.

Ночное небо легло над городом, уличные фонари замерцали своим теплым светом, витрины магазинов ярко осветились. Это был его город, но он не шел домой: если кто-нибудь хочет встретить его, то именно дома он его и ждет, сидит и наблюдает, когда заблудшая овца вернется в стадо. Ну, они могут сидеть там, пока не пустят корни. У него еще нет никакого желания, чтобы его повязали. Что ему было больше всего надо — так это время, достаточно времени, чтобы побродить вокруг, выбрать себе цель и нанести по ней сокрушающий удар.

Он продвигался по городу быстро, но осторожно. Сотни людей, некоторые из них — служащие института, жили вокруг и хорошо знали его в лицо. Ему совершенно не хотелось, чтобы его кто-нибудь увидел, еще меньше ему хотелось, чтобы кто-нибудь с ним заговорил. Чем меньше другие будут знать о его возвращении, тем лучше. Избегая хорошо освещенных улиц и улиц с крупными магазинами, он зашел только в маленький магазинчик, чтобы купить себе расческу, зубную пасту и бритву. Его путешествие закончилось в мотеле на окраине города, далеко от его дома.

Там он привел себя в порядок и поел. Какое-то время его снедал соблазн позвонить Дороти и договориться с ней о встрече где-нибудь в кафе на краю города или в каком-нибудь укромном месте. Но детям скоро надо будет ложиться спать, и ей тогда придется искать кого-нибудь из соседей, чтобы посидеть с ними. Лучше, когда дети будут в школе. А пока ему следует позвонить Хендерсону, если тот, конечно, еще в Лейксайде. Он набрал номер, и Хендерсон ответил.

— Ты все еще там? — спросил Брансон. — Я думал, ты уже уехал.

— Поеду завтра, — сообщил Хендерсон. — Старик Элди приглядит за магазином, и от этого он в восторге. Ну, а ты связался… сам знаешь, с кем?

— Да. Они ничего не делают.

— Что ты имеешь в виду?

— Они ничего об этом не знают, и это вполне определенно.

Но Хендерсон был скептиком:

— Если они и знают что-нибудь, то совсем не обязательно, чтобы они признались в этом первому попавшемуся голосу по телефону. Более вероятно, что они постарались бы тебя прихватить. Ты дал им достаточно времени на это?

— Нет.

— Тогда ничего нельзя гарантировать.

— Мне совершенно не надо было давать им время. Они совершенно не собирались меня прихватывать.

— Почему ты в этом так уверен?

— Потому что они даже не сделали попытки затянуть разговор, — объяснил Брансон. — Более того, я предложил приехать к ним, а они стали меня от этого отговаривать. Сказали, что это будет пустой тратой времени. Они небыли заинтересованы даже увидеть меня, не то что схватить. Я говорю тебе, Хени, все это дело — фикция, и я собираюсь действовать, полностью исходя из этого предположения.

— Что ты имеешь в виду? Ты собираешься вернуться в институт?

— Нет. Пока нет.

— Тогда как?

— Поболтаться вокруг и посовать нос в разные дыры. По крайней мере, я попробую. Без труда не вытащишь и рыбку из пруда.

— У тебя есть ниточка, за которую стоит потянуть?

— Может быть, я еще в этом не уверен. — Брансон нахмурился и продолжал: — Если проверка покажет, что твои опасения беспочвенны, советую тебе подумать об обстоятельствах, при которых все это началось. Ты должен вспомнить людей, с которых все это началось. Ты должен вспомнить свидетелей событий. И их-то ты и должен подозревать. Понял, что я хочу сказать?

— Брансон, — сказал Хендерсон, ничуть не зажигаясь полученными советами, — ты можешь попытать свои шансы как частный детектив, но я свои испытывать в этой области не собираюсь. Я не подхожу для такой работы ни по образованию, ни по наклонностям.

— Равно как и я, но это меня не останавливает. Никогда не узнаешь, что ты можешь сделать, пока не попробуешь.

— Ну, делай по-своему.

— Так и делаю. Я уже устал делать что-то по чужому желанию, — он сжал кулак и уставился на него, как будто это был какой-то символ. — Хени, если ты выяснишь, что ты чист, ради всего святого, не успокаивайся на этом, не впадай в спячку ленивой счастливой собаки. Возвращайся и присоединяйся ко мне. Возможно, что нас приговорили к этому одни и те же люди. Ты можешь узнать одних, я — других. Мы можем помочь друг другу прихватить их.

— Я еще ни в чем не убедил себя, — возразил Хендерсон, инстинктивно продолжая сопротивляться песне «вернись, я все прощу». — Ты все проверил и жаждешь крови. Я еще только собираюсь проверить и надеюсь на избавление. В данный момент у нас разные позиции. Возможно, через несколько дней я тоже встану на твою позицию. Возможно, я тогда для чего-нибудь созрею и решу, что мне делать.

— Тебя нельзя будет назвать человеком, если ты после всего этого не захочешь посадить этих типов на электрический стул, — взорвался Брансон. — И тебе не надо искать помощника, я согласен быть им. И ты для меня должен быть согласен на то же самое.

— Я сообщу тебе, как у меня пойдут дела, — пообещал Хендерсон.

— Удачи тебе.

Закончив разговор, Брансон взял у клерка телефонный справочник и начал изучать его, страницу за страницей, строчку за строчкой. Время от времени он делал какие-то выписки на листке бумаги.

Он закончил свою работу, и у него на руках оказался короткий список адресов и телефонов нескольких адвокатских контор, нескольких психиатров, агентств, четырех компаний по транспортным средствам и нескольких дешевых забегаловок, в которые он раньше никогда не заходил. Большинство из этих данных могут никогда и не понадобиться, но иметь их под рукой было очень удобно. Запихав список в бумажник, он начал приготовления ко сну. Его сон в эту ночь был глубоким и спокойным.

Утром в девять тридцать, предположив, что Дороти уже вернулась домой, проводив детей в школу, он позвонил. Он был очень осторожен, организуя эту встречу: мало ли кто подслушивает телефон и рад бы узнать о встрече, поэтому он должен был назначить свидание так, чтобы это поняла только она.

— Слушай, дорогая, это срочно, и я не могу попусту тратить слова. Так что давай поговорим быстренько, ладно? Можешь ты со мной позавтракать около половины первого?

— Конечно, Рич, я вполне…

— Помнишь то место, где ты потеряла свою серебряную пудреницу, а потом ее нашла? Я буду тебя ждать там.

— Хорошо, но почему?..

Он повесил трубку, когда она еще говорила. Несомненно, это ее очень обидело, но другого выхода не было. Рирдон и те, кто стоит за ним, имеют полную возможность подслушивать телефонные разговоры и, несомненно, делают это, если считают полезным. Краткость и неопределенность были единственной защитой от этого.