ее?
— А что на конверте?
— Только наш адрес и обратный.
— Прочти адрес.
— «Мистеру Валентайну Майклу Смиту, Человеку с…»
— А! Так оно адресовано
— Нет конечно, но…
— Давай разберемся. Ты Майку не мать и не нянька. Если Майк хочет читать что-то, адресованное ему, включая всякую чушь, он волен это делать.
— Он читает большинство таких писем. Но вы же не хотите, чтобы он увидел эту гадость! Он же
— Да ну? Напомни-ка, сколько человек он убил?
Джил выглядела несчастной.
— Если ты хочешь помочь ему, — продолжал Джубал, — постарайся убедить его, что местное общество не одобряет убийство. В противном случае он будет бросаться в глаза, когда выйдет в мир.
— Я не думаю, что он так уж хочет «выйти в мир».
— Я хочу выкинуть его из гнезда, как только он научится летать. Я не имею права изолировать его от мира, словно арестанта. Да что там, просто я
— Я слышала о ней.
— Там содержатся самые здоровые в мире животные, но они не могут оставить лабораторию. Деточка, Майк должен познакомиться с «гадостью»… и выработать иммунитет. Когда-нибудь он встретит девицу, которая написала это, — или ее духовных сестер. Черт возьми! С его-то славой и взглядами он может провести всю свою жизнь, перескакивая из одной постели в другую. Ни ты, ни я не сможем помешать этому: решать предстоит Майку. Более того, я и не хочу мешать, хотя, по-моему, глупо гробить на это свою жизнь — одни и те же упражнения, снова и снова, я имею в виду. А что
— Я… — Джил покраснела.
— Может, ты и не находишь их однообразными… в любом случае, это не мое дело. Но если ты не хочешь, чтобы Майк сделался профессиональным бабником, не перехватывай его почту. Такие вот письма будут держать его настороже. Пусть читает всю эту кучу, а ты ответь на его вопросы и попытайся не краснеть.
— Босс, ваша логика просто бесит!
— Вот-вот, нечего тебе возразить.
— Я порву эту фотографию, как только Майк посмотрит на нее!
— Не надо!
— Что? Она нужна
— Боже упаси! Но Дюк коллекционирует такие фотографии. Если она не понадобится Майку, отдай ее Дюку.
—
— Он такой и есть.
— Но… я не понимаю.
Джубал глубоко вздохнул.
— Я мог бы объяснять тебе это целый день, но ты бы так и не поняла. Моя дорогая, у секса есть такие аспекты, которые, как правило, не обсуждаются между полами нашего народа. Иногда они грокаются интуитивно через пропасть, которая нас разделяет, но лишь исключительно одаренными людьми. А слова тут бесполезны. Так что просто поверь мне: Дюк — истинный рыцарь, и ему понравится эта фотография.
— Я не хочу сама отдавать ему эту фотографию… он может неправильно меня понять.
— Маменькина дочка. Есть в почте что-нибудь сенсационное?
— Нет. Серая масса, которая хочет, чтобы Майк что-нибудь субсидировал или рекламировал «Официальный поставщик Человека с Марса». Один тип выпросил пятилетнюю монополию, свободную от арендной платы, и хочет, чтобы Майк ее тоже финансировал.
— Я восхищаюсь простодушными ворами. Ответь ему, что у Майка нет никаких налоговых льгот. Сколько он хочет?
— Вы серьезно, босс?
— Нет, а то все жулики сбегутся сюда со своими семьями. Но ты подала мне идею для рассказа.
Майк заинтересовался «гадкой» фотографией. Он грокнул (теоретически), что символизировали письмо и фото, и изучил фотографию с тем восторгом, с каким изучал бабочек. Он находил бабочек и женщин потрясающе интересными — весь мир приводил его в восторг, и он хотел вдохнуть его так глубоко, чтобы грокнуть во всей полноте.
Майк представлял механические биологические процессы, предлагаемые в таких письмах, но ему было интересно, почему аборигенам нужна его помощь для того, чтобы снести яйцо. Майк знал (без грокинга), что люди часто выполняют ритуал сближения; наподобие водной церемонии. Ему не терпелось грокнуть и это во всей полноте.
Но он не спешил, «спешку» он не мог грокнуть. Он был склонен к точному распределению времени, но с марсианским подходом; расчет времени достигался ожиданием. Он заметил, что его земным братьям не хватает его восприятия времени, отчего они порой вынуждены были ждать быстрее, чем приходилось ждать марсианам. Но он не был в претензии к землянам из-за этой их неуклюжести, он учился ждать быстрее, чтобы покрыть их недостаток. Иногда он ждал так умело, что сторонний человек решил бы, что несется сломя голову.
Майк принял эдикт Джил о том, что он не должен отвечать на эти братские предложения от женщин, но принял это как ожидание… возможно, столетие спустя оно окончится. В любом случае, сейчас было не время: ведь брат Джил всегда говорила правильно.
Майк согласился, когда Джил предложила отдать фотографию Дюку. Так было правильно. Майк уже видел коллекцию Дюка, просмотрел ее с интересом, пытаясь грокнуть, почему Дюк сказал: «Вот эта лицом не вышла, но посмотри на ножки,
Что касается лица, то у Джубала было самое красивое лицо из всех, что Майк когда-либо видел, свое собственное. Едва ли можно сказать, что эти земные женщины из коллекции Дюка имели лицо. Все молодые женщины были на одно лицо… разве могло быть иначе?
Майк всегда без труда узнавал лицо Джил. Она была первой женщиной, кого он увидел, и первой женщиной — водным братом. Майк знал каждую пору ее носа, каждую зарождающуюся морщинку на ее лице, и восхвалял каждую из них в счастливом созерцании. Но хотя он и отличал Энн от Доркас, а Доркас от Мириам по лицам, это пришло не сразу. Майк различал девушек по размеру, расцветке и по голосу, так как голоса никогда не бывали одинаковы. Иногда бывало так, что все три девушки одновременно молчали, и тогда становилось ясно, что Энн была намного больше, Доркас маленькая, а Мириам больше, чем Доркас, но меньше, чем Энн. Тем не менее можно было не ошибиться насчет другой, если Энн и Доркас отсутствовали, так как у Мириам были волосы, называемые «красными», хотя когда так говорилось, имелся в виду совсем другой цвет.
Майк знал, что каждое английское слово имеет несколько значений. Это был факт, к которому следовало привыкнуть, как и к одинаковости лиц девушек… а после ожидания они уже не казались одинаковыми. Теперь Майк мог вызвать в памяти лицо Энн и сосчитать поры на ее носу так же легко, как и на носу Джил. По существу, даже яйцо было уникально само по себе, отличное от всех других яиц везде и всегда. Поэтому каждая девушка изначально имела свое собственное лицо, и не имело значения, насколько мала разница.