расстаться. В конце концов она обнаружила в себе способность признаться, что где-то внутри у нее существует нечто такое же счастливо-бесстыдное, как кошка в период течки.
Она попробовала объяснить все это Майку, выдвинув теорию о взаимодополняющих функциях эксгибиционизма и эротомании.
— Правда состоит в том, что меня заводит то, как они глядят на меня… множество мужчин, почти все мужчины. Поэтому теперь я грокнула, почему Дюк любит фотографии женщин, и чем они сексуальнее, тем лучше. Это не значит, что я хочу лечь с ним в постель, точно так же как Дюку не придет в голову лечь в постель с фотографией. Но когда они глядят на меня и говорят мне… думают про меня, что я желанна, мне делается тепло и все внутри трепещет. — Она задумалась. — Надо, чтобы с меня сделали настоящую неприличную фотографию, я отошлю ее Дюку… напишу, мол, прошу прощения, что неверно грокнула то, о чем я думала, как о его слабости. Если это слабость, то она свойственна и мне… на женский манер. Если только это — слабость. Я грокнула, что нет.
— Хорошо. Мы найдем фотографа.
Она покачала головой.
— Лучше я просто извинюсь. Я не стану отсылать такое фото. Дюк никогда не приставал ко мне… и я не хочу давать ему повода.
— Джил, ты не хочешь Дюка?
Она услышала эхом в его мозге: «водного брата?»
— Хм… Я не думала об этом. Пожалуй, я всегда считала себя «твоей вещью». Но я грокнула, что ты сказал верно. Я не откажу Дюку… и мне это будет в радость! Что ты скажешь на это, милый?
— Я грокнул в этом хорошее, — серьезно ответил Майк.
— Хм… Галантный мой марсианин, бывает так, что земные женщины больше ценят проявление ревности… Но не думаю, что ты когда-нибудь грокнешь «ревность». Милый, что ты грокнешь, когда кто- нибудь из этой публики будет зазывать меня к себе?
Майк улыбнулся.
— Я грокаю, что он исчезнет.
— Я грокаю, что так и будет. Но, Майк, послушай, дорогой. Ты обещал не делать ничего подобного за исключением случаев подлинной опасности. Если ты услышишь мой крик, и мой мозг скажет тебе, что я в беде, тогда другое дело. Но я жила среди волков, когда ты еще был на Марсе. В девяти случаях из десяти, если девушку насилуют, то в этом частично виновата она сама. Поэтому никогда не спеши.
— Я запомню. И я хочу, чтобы ты послала Дюку эту неприличную фотографию.
— Что-что? Если я обращу внимание на Дюка… А что, может быть, раз ты подал такую идею. Я лучше положу руки ему на плечи и скажу: «Дюк, как насчет этого? Я хочу. Я не желаю добиваться этого с помощью фотографии, как те отвратительные женщины, что писали тебе. Но если ты хочешь, чтобы я сделала это, о'кей».
Майк нахмурился.
— Если ты хочешь послать Дюку неприличную фотографию, пошли. Если не хочешь — не посылай. Но я надеялся увидеть, как снимают неприличные фотографии. Джил, что такое «неприличные» фотографии?
Майк был сбит поворотом воззрений Джил на 180 градусов, к тому же он с давних пор не мог понять коллекции Дюка. Блеклое марсианское понятие, аналогичное буйной земной сексуальности, не давало ему базы для того, чтобы грокнуть нарциссизм, эротоманию, застенчивость или эксгибиционизм. Он добавил:
— «Неприличность» означает небольшую неправильность, но я грокнул, что ты подразумеваешь не неправильность, а что-то хорошее.
— Ну, неприличные фотографии могут быть и такими и сякими, в зависимости от того, кому они предназначены. Так я понимаю теперь, избавившись от предубеждений. Но… Майк, я лучше покажу, я не могу объяснить словами. Задерни шторы.
Шторы сами собой закрыли окно.
— Итак, — сказала Джил, — эта поза только лишь слегка неприлична. Ее исполняет любая девушка из шоу… эта чуть более неприлична, но ее тоже принимают некоторые девушки. Но вот эта однозначно неприлична… эта —
— Если твое лицо будет закрыто, почему я этого захочу?
— Спроси Дюка. Это все, что я могу сказать.
— Я не грокнул ни неправильного, ни хорошего. Я грокнул… — он использовал марсианское слово, означающее отсутствие эмоций.
Поскольку он по-прежнему не понимал смысла этих фотографий, пришлось продолжить разговор на марсианском, когда это было возможно, поскольку он давал прекрасное разделение эмоций и значений, и на английском, потому что марсианский не мог оперировать с определенными понятиями. Чтобы разрешить эту загадку, Майк снял на вечер столик в ресторане. Джил научила его, как подкупить метрдотеля. Джил выступала в первом номере: улыбка для всех и легкое подмигивание Майку. Она обнаружила, что в присутствии Майка тепло и приятное ощущение усилились. Она подозревала, что настань полная темнота — она засияла бы внутренним светом.
Когда девушки выстроились, Майк сидел всего метрах в трех от Джил: ее переместили в первый ряд. Директор сделал это на четвертый день, сказав: «Не понимаю, в чем дело, детка. У нас есть девушки пофигуристей тебя, но что-то в тебе притягивает взгляд».
Она приняла позу и спросила мысленно Майка:
«Что-нибудь чувствуешь?»
«Я грокнул, но не полностью».
«Посмотри, куда я гляжу, мой брат. Коротышка. Он весь дрожит. Он жаждет меня».
«Я грокаю его жажду».
«Ты видишь его?» — Джил взглянула посетителю прямо в глаза, чтобы усилить интерес и, одновременно, дать Майку воспользоваться ее глазами. Поскольку она уже довольно сносно могла мыслить по-марсиански и они с Майком все больше сближались, они начали использовать это обычное марсианское удобство. Джил была еще не слишком в этом сильна, но Майк легко мог смотреть ее глазами, ему было достаточно мысленно позвать ее. Она же пока могла это делать только с его помощью.
«Мы грокаем вместе, — отозвался Майк. — Великая жажда Маленького Брата».
«!!!»
«Да. Прекрасные мучения».
Музыка напомнила Джил, что пора двигаться. Что она и сделала, с гордой чувственностью и ощущением вожделения, поднимающегося в ответ на чувства как Майка, так и коротышки. Сценарий номера заставил ее двинуться к коротышке. Она продолжала смотреть ему в глаза.
Далее случилось нечто, чего она никак не ожидала, поскольку Майк никогда не говорил, что такое возможно. Она вбирала в себя эмоции незнакомца, терзая его телом и глазами и передавая свои ощущения Майку… как вдруг увидела себя глазами коротышки и ощутила примитивное желание, возникшее при ее виде.
Она покачнулась и упала бы, если бы Майк не подхватил ее, не поставил на ноги и не поддерживал до тех пор, пока она не оказалась в состоянии двигаться без его помощи. Второй взгляд исчез.
Парад красоты прошествовал к выходу. За кулисами девушка, стоящая позади, спросила:
— Что случилось, Джил?
— Подвернула каблук.
— В жизни ничего подобного не видела. Ты была словно куколка на нитках.
«Так и было, милая».
— Надо попросить рабочих проверить это место. Наверное, из доски сучок выпал.
До самого конца представления Майк показывал, как она выглядит в глазах того или иного мужчины, всякий раз, однако, предупреждая, чтобы не застать ее врасплох. Джил удивлялась тому, насколько по- разному она выглядела в разных глазах. Один заметил ее ноги, другой восхищался ее талией, третий видел
