ухоженными. Даже аромат благовоний казался здесь каким-то горьким. Во дворе играли ватаги ребятишек – в Шакпори дети почти всегда работали. Почти не слышно было щелканья молитвенных мельниц – изредка их крутили старые монахи. В общем – ни чистоты, ни дисциплины, ни порядка, к которым я уже привык.
– Ну, Лобсанг, не хочешь ли ты остаться тут и вести вольную жизнь, как и все здесь? – спросил меня учитель.
– Конечно, нет! Они похожи на толпу дикарей. Мой Наставник рассмеялся:
– Семь тысяч дикарей! Не много ли? Достаточно горстки шалопаев, чтобы бросить тень на всю общину, не так ли?
– Вполне возможно, – отвечал я. – Однако название своему монастырю они дали красивое – «Живая изгородь из шиповника», хотя я бы назвал его по-другому…
Лама смотрел на меня и улыбался:
– Думаю, ты бы навел здесь порядок.
Я лишний раз убедился в том, что в нашем монастыре царила строжайшая дисциплина, в то время как в других монахи что хотели, то и делали. Хотелось им бездельничать – они бездельничали, и никто им слова не говорил.
Монастырь Сера, или «Живая изгородь из шиповника», находился в пяти километрах от Поталы и входил в систему монастырей с общим названием «Три престола». Самым большим монастырем в этой группе считался Дрэпунг с 10 тысячами монахов. Затем шли Сера с 7500 монахами и Гэндан, где было около 6 тысяч монахов. Все три монастыря походили на настоящие города с улицами, храмами, учебными заведениями, различными административно-хозяйственными зданиями. Улицы патрулировались стражниками из провинции Кам. Сейчас, разумеется, их место заняли китайские солдаты. Шакпори был небольшим, но очень влиятельным монастырем. Как «Храм Медицины», он был в те времена средоточием медицинских наук и имел внушительное представительство в составе тибетского кабинета министров.
В Шакпори нас обучали приемам дзюдо. Я употребляю слово «дзюдо» для большей ясности, поскольку тибетское название этого вида борьбы – «Сунгтру Кьен-ка-тиль де-по ле-ле-по» – невозможно перевести. Непереводим и соответствующий технический тибетский термин – «амарее». На самом деле дзюдо – лишь начальная, элементарная ступень тибетской борьбы. Не в каждом монастыре изучали борьбу, но нам, будущим ламам-врачам, знание элементов и приемов борьбы необходимо было для самоконтроля, а также в качестве средства обезболивания или выключения сознания пациента (скажем, при хирургическом вмешательстве). Эти же навыки бывали очень кстати во время поездок в опасные районы – ведь куда только ни приходилось ездить ламам-медикам…
Старый Тзу был настоящим профессором дзюдо, возможно, лучшим борцом в Тибете. Начав обучать меня с четырех лет, он раскрыл мне многие секреты этой борьбы, известные лишь ему одному. В сущности, он передал мне все, чем сам владел, – ради удовлетворения хорошо выполненной работой. По нашим понятиям, борьба – средство самообороны и самоконтроля человека, а не способ завоевывать призы. В Тибете говорят, что сильный человек может позволить себе быть мягким и добрым, а бузотерство, бахвальство и задиристость – удел слабых.
Наше дзюдо позволяет усыплять человека во время врачевания перелома кости или удаления зуба, чтобы он не чувствовал боли. Мы умели без особого труда и риска ввести человека в бессознательное состояние на несколько минут или часов. Он об этом даже не догадывался, а очнувшись чувствовал себя как обычно. Было любопытно наблюдать за таким пациентом. Если он говорил в момент потери сознания, то, проснувшись, продолжал разговор с прерванной фразы. Очевидно, что такие методы анестезии таят в себе определенную опасность, поэтому ими разрешают пользоваться только тем, кто прошел строгие квалификационные испытания. Эти методы включают в себя и приемы дзюдо, и элементы мгновенного гипноза. Специалисты, прошедшие подобную подготовку, подвергаются также специальному гипнотическому блокированию, которое исключает попытки злоупотребления полученными возможностями.
Ламаистский тибетский монастырь – это не просто место, где живут монахи и религиозно настроенные люди, но это целый автономный город со своими службами и своим комфортом. У нас был театр, где ставились пьесы на традиционные религиозные сюжеты. Наши музыканты всегда готовы были блеснуть своим искусством и подтвердить свое превосходство над музыкантами других монастырей. Те монахи, у которых водились деньги, могли покупать продукты, одежду, книги, предметы роскоши. Желавшие скопить деньги имели возможность положить их на счет в специальном заведении вроде банка. В каждом сообществе людей есть преступники. Наших нарушителей законов арестовывали монахи-полицейские и направляли их в суд, который и определял меру наказания. И если суд признавал человека виновным, то преступник отбывал наказание в исправительной тюрьме монастыря.
Различные школы соответствовали различным талантам и наклонностям детей. Одаренных всячески поддерживали, а бездельники могли бодрствовать или проспать всю свою жизнь – но только не в монастыре Шакпори. Вообще в Тибете считается, что на жизнь ближнего воздействовать невозможно, и есть только надежда, что при следующем перевоплощении отставший наверстает упущенное. В Шакпори было другое правило: тому, кто не добивался успехов, предлагалось покинуть монастырь и отправляться на все четыре стороны в поисках более легкой жизни.
За больными у нас был установлен хороший уход. В каждом монастыре был госпиталь, где больных лечили монахи, сведущие в медицине и в элементарной хирургии. Такие специалисты, как лама Мингьяр Дондуп, вызывались только в случаях особо сложных операций. С тех пор как я покинул свою родину, я слышал от многих западных специалистов, что в Тибете утверждают, будто у мужчины сердце расположено в левой части груди, а у женщины – в правой. Мне, конечно, смешно слышать такую чепуху: в нашем распоряжении было достаточно трупов для анатомирования. Забавляло меня и то, что за тибетцами на Западе установилась репутация «грязных людей», что у нас широко распространены венерические заболевания. Те, кто пишет и говорит подобную ерунду, наверняка не посещали свои собственные неафишируемые места в Англии или США, где гражданам предлагается «бесплатное и тайное лечение». Мы действительно не чистые – да, некоторые наши женщины, например, густо мажут лицо специальными мазями, ярко красят губы – чтобы не промахнулся тот, для кого важно их местоположение. Более того, наши женщины пользуются лосьонами, придающими волосам особый блеск или оттенок, а иногда даже выщипывают брови и красят ногти – конечно, есть все основания объявить таких женщин «грязными и легкомысленными»!
Однако вернемся к нашему монастырю. К нам часто наезжали гости – торговцы, монахи – и останавливались в монастырской гостинице. За собственный счет, разумеется! Не все монахи было холостяками. Тем монахам, которые считали, что «благость целибата» неблагоприятно сказывается на развитии их духа, разрешалось вступать в секту «Красных шапок» и жениться. Но такие составляли меньшинство. В религиозной жизни руководящий класс формировался из людей, давших обет целибата, – из секты «Желтых шапок». В специальных монастырях монахи и монахини работали бок о бок. Здесь складывалась более мягкая атмосфера и быт, чем в чисто мужских монастырях.
В некоторых монастырях печатались собственные книги. В них же изготавливалась и собственная бумага. Производство ее было вредным для здоровья, поскольку требовало применения токсичных веществ, добываемых из коры некоторых деревьев. Эти яды предохраняли бумагу от насекомых, но у людей от них сильно болела голова, иногда последствия бывали и более серьезными.
Наш типографский шрифт делается не из металла. Все печатные страницы выполняются на формах из специального дерева – сначала наносится краской текст или рисунки, после чего вся незакрашенная часть дерева вырезается на достаточную глубину. Готовая форма может оказаться весьма сложной и замысловатой. Размеры форм достигали 1 метра в ширину и 0,5 метра в высоту. Страницы даже с малейшей ошибкой отбраковываются. Страницы наших книг не похожи на страницы обычных европейских книг. У нас ширина обычно значительно превышает высоту. Страницы никогда не сшиваются, они удерживаются в виде книги только двумя деревянными обложками, украшенными гравировкой. Во время печатания форма кладется на горизонтальную поверхность. Один из монахов наносит на нее валиком ровный слой чернил. Другой укладывает лист на форму, а третий тут же проходит по нему тяжелым валиком. Четвертый монах снимает готовую страницу и передает ее ученику-печатнику, который раскладывает страницы по порядку. Очень редко лист получается смазанным или испачканным; испорченные листы никогда не попадают в книгу, они откладываются в сторону и используются в учебном процессе. В Шакпори страницы наших учебных пособий были еще больше, их размеры – примерно 2х 1, 3 метра. На такой странице может поместиться
