отказывали себе во всем из страха выдать местонахождение нашего святилища. Для нас существовал только мрак ночи и мрак наших мыслей при виде предательски оккупированной родины.

— Брат, — сказал слепой лама, о чьем присутствии я почти забыл, углубившись в собственные невеселые мысли. — Брат, нам пора.

Оба мы сели в позу лотоса и начали медитировать на том, что нам предстояло сделать. Ласковый ночной ветерок тихо и восторженно посвистел, играя в скальных расщелинах и выступах и нашептывая что-то у нашего окна. Одним довольно приятным броском, который так часто сопровождает подобное высвобождение, слепой лама — а теперь уже не слепой — и я взлетели над нашими земными телами в простор иной сферы.

— Хорошо снова стать зрячим, — сказал лама, — потому что начинаешь ценить зрение лишь тогда, когда его теряешь. И мы поплыли вдвоем знакомым путем к тому месту, которое мы называли Залом Памяти. Войдя в его тишину, мы увидели других, также занятых исследованиями в Хрониках Акаши. То, что видели они, для нас осталось неведомым, так же как и наши картины будут невидимыми для них.

— Откуда мы начнем, Брат? — спросил старый лама.

— Мы не хотим никакого вмешательства, — ответил я, — но нам надо знать, с каким человеком нам придется иметь дело.

Некоторое время между нами царило молчание, а перед нашими глазами открывались четкие и ясные образы.

— Эх! — воскликнул я, в замешательстве вскакивая на ноги. — Да ведь он женат. А мне что с этим делать? Я ведь монах, давший обет безбрачия! Нет, я отказываюсь.

И я было отвернулся, охваченный тревогой, но замер, увидев, как старец буквально трясется от смеха. Его веселье было столь велико, что некоторое время он не мог вымолвить ни слова.

— Брат Лобсанг, — с трудом выговорил он наконец, — ты очень оживил мои последние дни. Я было подумал, что на тебя набросились целые сонмища дьяволов, — так высоко ты подпрыгнул. Так вот, Брат, никакой проблемы здесь нет, но сначала позволь мне дружески тебя «уколоть». Ты рассказывал мне о Западе и тамошних странных верованиях. Позволь же мне процитировать тебе это: «Брак у всех да будет честен» (Евр. 13, 4). И снова его одолел приступ смеха, и чем мрачнее я на него смотрел, тем больше он смеялся, пока не смолк в изнеможении.

— Брат, — продолжал он, когда снова мог говорить, — те, кто нами руководит и нам помогает, учли и это. Ты и эта женщина можете жить вместе, сохраняя чисто дружеские отношения, ибо разве не живут временами так же наши монахи и монахини под одной крышей? Не будем же искать трудностей там, где их нет. Вернемся к Хронике.

Я покорно кивнул, не удержавшись от глубокого вздоха. Слов у меня просто не было. Чем больше я обо всем этом дума;! тем меньше мне это нравилось. Я подумал о моем Наставнике, ламе Мингьяре Дондупе, о том, как он сидит где-нибудь в блаженном покое Страны Золотого Света. Выражение моего лица становилось, должно быть, все мрачнее, потому что лама снова начал смеяться.

Наконец оба мы успокоились и стали вместе смотреть живые образы Хроники Акаши. Я увидел человека, в чье тело, как планировали, я должен был войти. С возросшим интересом я заметил, что он занимается изготовлением хирургических инструментов. К моей радости, он явно хорошо разбирался в своем деле, был толковым техником, и я невольно одобрительно кивал, глядя, как он управляется в сложных случаях.

Один образ сменялся другим, и мы увидели Англию, город Лондон, как бы смешавшись с толпой прохожих. По улицам с ревом сновали в потоке машин огромные красные автобусы, битком набитые людьми. Вдруг раздался адский вой сирен, и мы увидели, как люди бегут прятаться в странных каменных сооружениях, возведенных прямо на улицах. Часто затарахтели зенитки, и по небу промчались истребители. От одного самолета отделились бомбы, с воем понеслись вниз, и мы инстинктивно пригнулись. На мгновение зависла глухая тишина, затем — адский грохот! Подпрыгнув в воздух, несколько домов обрушилось в туче обломков и пыли.

Внизу, в глубоких туннелях метро, люди вели странный пещерный образ жизни, прячась по ночам в убежища, а по утрам, как кроты, выползая на поверхность. Жили там, по-видимому, целыми семьями, спали на нарах и, чтобы хоть немного укрыться от чужих взглядов, цепляли одеяла к любому выступу в облицованных кафелем стенах.

Я как бы стоял на железной платформе высоко над лондонскими крышами и хорошо видел здание, которое все называли «Дворцом». Из туч вывалился одинокий самолет, и три бомбы понеслись прямо на дом английского короля. Я огляделся. Просматривая Хронику Акаши, все «видишь» глазами главного героя, так что и старый лама, и я, — оба мы видели так, словно сами были этим главным героем. Мне казалось, что я стою на пожарной лестнице, перекинутой над лондонскими крышами. Мне уже доводилось видеть их прежде, но моему спутнику пришлось объяснять их назначение. Потом меня осенило: он — тот человек, за которым я следил, — вел наблюдение за воздухом, чтобы заранее предупредить тех, кто внизу, о приближении вражеских самолетов. Снова взвыли сирены, этот раз отбой воздушной тревоги, и я увидел, как наш персонаж спускается по лестнице и снимает стальную каску наблюдателя ПВО.

Старый лама обратился ко мне с улыбкой:

— Это очень интересно. Я не следил за событиями на Западе, мои| интересы всегда ограничивались пределами своей страны. Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Посмотрим еще.

Продолжая просматривать Хронику, мы увидели затемненные лондонские улицы. По ним разъезжали автомашины с фарами, свет которых пробивался сквозь узкие щели специальных заслонок. Люди натыкались на фонарные столбы и друг на друга. В поездах метро перед выходом на поверхность гасился обычный свет и включались тусклые синие лампочки. Лучи прожекторов рыскали по ночному небу, временами высвечивая серые бока аэростатов воздушного заграждения. Старый лама не мог на них надивиться. В астральных путешествиях он знал толк, но эти серые чудища на длинной привязи, беспокойно колыхавшиеся на ночном ветру, привели его в полное изумление. Признаюсь, я нашел, что выражение лица моего спутника было не менее интересно, чем сама Хроника Акаши.

Мы вместе с этим человеком вышли из метро и пешком побрели по затемненным улицам, пока не добрались до огромного жилого дома. Мы видели, как он вошел, но за ним не последовали. Вместо этого мы обратили внимание на царившую на улице суету. Дома были разрушены прямыми попаданиями бомб, и люди все еще копались в развалинах, отыскивая живых и погибших. Спасательные работы были прерваны воем сирен. Высоко в небе вражеские самолеты, словно мечущиеся вокруг лампы мотыльки, попались в скрещение лучей прожекторов. Наши любопытные взгляды были привлечены блестящими капельками, которые оторвались от одного самолета. Потом мы увидели, что «капельки» — это летящие вниз бомбы. Одна тяжело врезалась в стену большого жилого дома. Яркая вспышка и град кирпичных обломков. Из дома потоком хлынули люди, ища сомнительной безопасности на улице.

— В Шанхае было хуже, Брат мой? — спросил старый лама.

— Намного хуже. — ответил я. — У нас не было никакой противовоздушной обороны и очень мало других средств защиты. Как ты знаешь, меня завалило в разрушенном бомбоубежище, и лишь много позже мне с большим трудом удалось спастись.

— Переместимся чуть дальше во времени? — спросил мой спутник. — Нам нет нужды без конца смотреть на это, ведь оба мы слабы здоровьем.

Я живо с ним согласился. Мне надо было всего лишь узнать, что за человек был тот, в чье тело я собирался перейти. У меня не было никакого желания копаться в личных делах других. И мы понеслись вперед, то и дело останавливаясь наугад и затем двигаясь дальше. Утренний свет был закопчен дымами многих пожарищ. Ночные часы были сущим адом. Половину Лондона, казалось, охватило пламя. По усыпанной обломками после тяжелой бомбардировки улице шел наш человек. У временной баррикады его остановил полицейский-резервист.

— Дальше идти нельзя, сэр, эти здания опасны.

Мы увидели, как к человеку, за жизнью которого мы наблюдали, подошел управляющий и заговорил с ним. Сказав что-то полицейскому, они нырнули под канат ограждения и вместе пошли к полуразрушенному зданию. Из разорванных труб повсюду хлестала вода. Электрические провода и водопроводные трубы скрутило в тугие узлы, словно моток шерсти, с которым вдоволь наигрался котенок. Над самым краем огромной дыры висел сейф, готовый вот-вот упасть. На ветру жалко болтались какие-то мокрые тряпки, а хлопья горелой бумаги из соседних домов порхали в воздухе, словно черный снег. Даже мне, повидавшему войну и выстрадавшему больше многих, стало не по себе при виде этого бессмысленного разрушения. А Хроника шла своим чередом.

Безработица в Англии во время войны! Наш человек пытался вступить в полицию военного резерва. Все напрасно. В его медицинских справках была указана четвертая группа — к службе негоден. И вот, оставшись без места в результате бомбежки, он брел по улицам в поисках работы. Одна фирма за другой отказывались его принимать. Казалось, не было никакой надежды, никакого просвета во мраке его невзгод.

Наконец, благодаря случайному визиту в заочную школу, где он когда-то учился и где запомнился остротой ума и изобретательностью, ему предложили работу в одном из ее временных отделений за пределами Лондона.

— Это чудное местечко, — сказал тот, кто предложил ему это место. — Поезжайте туда пригородным автобусом. Слышишь, Джо, там он будет к часу дня, но остальные