вытащил два своих чемодана и сказал Анри:
— Теперь
И с этими словами я повернулся и вошел в здание вокзала.
Через двадцать минут уходил поезд на Шербур. Я купил билет, немного еды, вскоре подъехал поезд, и мы загрохотали по рельсам в густеющие сумерки. На городском вокзале Шербура я оставил свои чемоданы в камере хранения и отправился по набережной Антрепо искать пристанище на ночь. Наконец я отыскал пансион для моряков. Зайдя туда, я заказал очень скромную комнату, уплатил вперед и вернулся за багажом. Вконец уставший, я лег в кровать и заснул.
С утра я постарался как можно больше общаться с другим постояльцами- моряками, дожидавшимися своих кораблей. Счастливый случай предоставил мне возможность в течение нескольких следующих дней побывать в машинных отделениях судов, стоящих в порту. Целую неделю я осаждал пароходное агентство в поисках работы на судне, которое доставило бы меня через Атлантику. В агентстве просмотрели мои бумаги и спросили:
— Так значит, вы потратились, пока были в отпуске? И теперь хотите смотаться в рейс в один конец? Хорошо, мы будем иметь вас в виду и дадим знать, если что-нибудь подвернется.
Я тем временем все больше общался с моряками, запоминая терминологию, узнавая все, что мог, о людях. Прежде всего я постиг, что чем меньше болтаешь и чем больше слушаешь, тем выше твоя репутация умного человека.
Наконец дней десять спустя меня вызвали в пароходное агентство. Рядом с агентом сидел невысокий, плотно сбитый человек.
— Вы готовы отплыть сегодня же, если потребуется? — спросил агент.
— Я готов отплыть хоть сейчас, сэр, — ответил я.
Коротышка окинул меня пристальным взглядом, после чего выпалил в меня целый залп вопросов, говоря с акцентом, которого я почти не понимал.
— Этот главмех — шотландец, его третий механик заболел и попал в госпиталь. Он хочет, чтобы вы немедленно поднялись с ним на борт, — перевел агент. Ценой огромных усилий я понял смысл дальнейших речей шотландца и даже смог удовлетворительно ответить на его вопросы.
— Забирайте вещички, — сказал он наконец, — и поднимайтесь на борт.
В пансионе я поспешно уплатил по счету, сложил чемоданы и взял такси до причала. Это была потрепанная штормами старая посудина, вся в потеках ржавчины, с облезшей на бортах краской и прискорбно маленькая для рейсов через Атлантику. — Это точно, — сказал какой-то человек, стоящий у ближнего борта, — корыто не первой молодости, а когда выходишь в открытое море, оно так болтается на волнах, что тебе все кишки выворачивает наизнанку!
Я быстро поднялся по сходням, оставил вещи у камбуза и загремел по железному трапу в машинное отделение, где меня уже поджидал главный механик. Он поговорил со мной о судовых двигателях и остался доволен моими ответами.
— О'кей, парень, — сказал он наконец, — сейчас мы подпишем контракт. Стюард покажет тебе твою каюту.
Мы поспешили в агентство, подписали контракт и вернулись на корабль.
— Сейчас выходим в море, парень, — сказал главмех.
Так, возможно, впервые в истории тибетский лама, выдающий себя за американца, занял место на борту судна в качестве вахтенного механика. По счастливой случайности первую восьмичасовую вахту я отстоял, когда судно еще стояло у причальной стенки. Мое интенсивное чтение учебников дополнилось теперь некоторым практическим опытом, и я почувствовал, что справлюсь.
В грохоте звонков, в шумном шипении пара блестящие стальные штоки заходили вверх-вниз, вверх-вниз. Маховики вращались все быстрее, пробуждая корабль к жизни. Кругом стоял запах пара и разогретого машинного масла. Для меня это была совершенно чуждая жизнь, столь же чуждая, какой показалась бы жизнь в ламаистском монастыре главному механику, который сейчас так уверенно стоял на своем месте с трубкой в зубах и слегка опираясь рукой о блестящий стальной маховик управления. Звонок прозвенел снова, и стрелка телеграфа показала «средний назад». Едва удостоив его взглядом, главмех покрутил маховичок и щелкнул рычагом. Глухой рокот машины усилился, и весь корпус слегка задрожал. — «Стоп!» — сказала стрелка телеграфа, после чего сразу последовало: — «средний вперед». Не успел главмех покрутить ручки управления, как опять звонок и команда «полный вперед». Судно плавно двинулось вперед. Главмех шагнул ко мне:
— А, это ты, парень. Свои восемь часов ты уже отстоял. Проваливай. Будешь проходить мимо, скажешь стюарду, чтобы принес мне какао.
Какао, еда! Только теперь я вспомнил, что не ел вот уже больше двенадцати часов. Я заторопился по стальному трапу на палубу, на открытый воздух. Нос корабля, выходящего в открытое море, то и дело окатывали волны, обдавая все кругом тучей брызг. Позади таяли во мраке огни французского берега. Резкий голос за моей спиной вернул меня к действительности:
— А вы кто такой?
Я обернулся и увидел рядом с собой первого помощника капитана.
— Третий механик, сэр, — ответил я.
— Тогда почему вы не в форме?
— Я подвахтенный механик, сэр, поднялся на брот в Шербуре и сразу же заступил на вахту.
— Гм, — сказал первый помощник. — Немедленно наденьте форму, на борту должен быть порядок.
И он удалился с таким достоинством, словно был первым помощником на каком-нибудь океанском лайнере вроде «Куин Мэри», а не на грязной, ржавой, полуразвалившейся посудине.
Зайдя на камбуз, я передал заказ главмеха.
— Это вы новый третий? — раздался голос у меня за спиной. Я обернулся и увидел только что вошедшего второго механика.
— Да, сэр, — ответил я. — Я как раз иду надевать форму, а потом хочу чего-нибудь поесть. Он кивнул.
— Я составлю вам компанию. Первый помощник только что пожаловался, что на вас нет формы. По его словам, он решил было, что вы корабельный «заяц». Я ему сказал, что вы только что поднялись на борт и сразу заступили на вахту. — Он пошел со мной и показал мою каюту, которая была напротив его собственной. — Когда будете готовы, позовете меня, — сказал он, — и пойдем ужинать.
В свое время мне пришлось отдавать всю форменную одежду в переделку, чтобы она пришлась мне впору. Теперь, стоя в форме моряка торгового флота, я думал, что бы сказал мой Наставник, Лама Мингьяр Дондуп, если бы меня увидел. Я даже фыркнул от смеха, представив, какую сенсацию произвел бы в Лхасе, появившись в подобном одеянии. Я позвал второго механика, и вместе мы пошли в офицерскую кают-компанию ужинать. Капитан уже сидел за столом и лишь коротко взглянул на нас из-под кустистых бровей.
— Тьфу! — сказал второй механик, когда перед ним поставили тарелку с первым блюдом. — Все то же старое свиное пойло. Хоть бы раз приготовили что-нибудь другое для разнообразия.
—
Послышался чей-то подавленный смешок, сменившийся смущенным покашливанием, когда капитан сердито взглянул в ту сторону. Остаток ужина проходил в полном молчании, пока капитан не ушел, покончив с едой раньше нас.
— Проклятая посудина, — заметил один из офицеров. — Во время войны дед был «Первым Джимми*» и служил в британском военном флоте. Он ходил на транспорте и теперь не может отвыкнуть от прежней системы.
* Первым помощником.
— А вы тоже хороши, придурки, вечно скулите, — сказал другой голос.
— Нет, — шепнул мне второй механик, — он не американец. Он всего лишь пуэрториканец, который насмотрелся американских фильмов.
Я очень устал и перед тем, как лечь спать, вышел на палубу. С подветренного борта матросы сбрасывали в море горячую золу и прочий мусор, скопившийся за время стоянки в порту. Была небольшая килевая качка, и я ушел к себе в каюту. Переборки в ней были сплошь заклеены фотографиями голых девиц. Я сорвал все эти плакаты и швырнул в корзину для мусора. Раздеваясь и укладываясь спать, я уже не сомневался, что справлюсь и с этой работой.
— Пора! — послышался громкий голос, чья-то рука открыла дверь и щелкнула выключателем.
Неужели пора? — подумал я про себя. Да ведь я только что уснул. Но бросив взгляд на часы, я мигом вывалился из койки и, наспех умывшись и одевшись, побежал завтракать. В кают-компании в этот час было пусто, и я быстро поел в полном одиночестве. Взглянув мельком на первые лучи рассвета за бортом, я поспешил по стальным трапам в машинное отделение.
— А вы пунктуальны, — заметил второй механик. — Это мне нравится. Докладывать не о чем, только в туннеле гребного вала сейчас двое смазчиков. Ну, ладно, я пошел, — сказал он, тяжело зевнув.
Двигатели глухо рокотали, ритмично и монотонно, с каждым оборотом приближая нас к Нью-Йорку. У топок «черная братия» кочегаров следила за огнем, подбрасывая и вороша уголь, удерживая пар у самой красной черты. Из туннеля гребного вала выползли двое мокрых от пота и грязных смазчиков. Удача меня не покидала, температура была в норме, докладывать было не о чем. Мне сунули в руки промасленные бумажки, — расход угля, процентное содержание двуокиси углерода и прочие сведения. Я поставил подпись, сел и заполнил вахтенный журнал машинного отделения за свою вахту.
— Ну, как он себя ведет, мистер? — спросил главмех, гремя ботинками по сходному трапу.
— Все в порядке, — ответил я. — Все в норме.
— Хорошо, — сказал главмех. — Хотел бы я и этого… капитана привести в норму. Он говорит, что за прошлый рейс мы сожгли слишком много угля. А что я могу сделать? Приказать вам сесть на весла?
Он со вздохом надел очки в стальной оправе, прочитал записи в вахтенном журнале и расписался.
Корабль, пыхтя
