тревога; и он заметил, что при встрече с ним они переговариваются тихо и бросают па него вопрошающие взгляды.

Тогда, видя по их лицам, что они пребывают в смущении и страхе, Рама обратился к старейшему из отшельников, сложив почтительно ладони. «О премудрый, — сказал он, — не нарушил ли я закона прежних государей в глазах этих святых людей, что привело в смятение их души? Или брат мой Лакшмана совершил что-либо его недостойное? Или жена моя Сита не оказала вам должного почтения, как то приличествует женщине?»

И ответил ему старец, дряхлый и согбенный, тряся головою: «Мог ли нарушить закон благочестивый и щедрый покровитель отшельников? Нет, сын мой, причина их тревоги другая. Это страх перед ракшасами угнетает их, об этом ведут они речи между собою. С тех пор как ты поселился у нас, ракшасы, ненавидящие тебя, не дают покоя нашей округе. Кхара, младший брат Раваны, и с ним другие дерзкие и кровожадные демоны-людоеды преследуют отшельников, являясь им в чудовищных и отвратительных личинах, наводящих ужас; они забрасывают святых отшельников нечистотами, во время жертвоприношений опрокидывают сосуды с жертвенной пищей и льют воду на священный огонь. Невидимками подкрадываются они к нашим хижинам и похищают жителей, мучают их и убивают. О Рагхава, мы не можем больше оставаться в лесах Читракуты, кишащих бесами; мы решили покинуть эту обитель! Недалеко отсюда есть цветущая лесная страна, изобилующая плодами и съедобными кореньями. Туда ухожу я со своим народом; уходи и ты с нами! Негоже тебе оставаться здесь в безлюдье, среди враждебных духов».

И вскоре отшельники ушли с Читракуты. Тогда Рама стал размышлять и решил, что не останется долее в этих местах. «Здесь виделся я последний раз с моею матерью, с Бхаратой и горожанами; память об их слезах и горе не покидает меня. К тому же слоны и кони благородного Бхараты истоптали все кругом, и местность уже не радует взора. Нам следует уйти отсюда». Так думал Рама, и он поведал о своем решении Лакшмане и дочери Видехи.

В тот же день они оставили склоны Читракуты и к вечеру достигли обители благочестивого Атри, который принял Раму, как родного сына. Там провели они ночь, а наутро собрались продолжить путь. У отшельников, свершавших утренние обряды, Рама спросил, кто населяет леса, начинающиеся за оградой обители. И он узнал, что леса кругом полны хищных зверей и ракшасов, питающихся человеческим мясом; что нередко гибнут в лесу путники-отшельники, когда не соблюдут они должной осторожности или пренебрегут обрядами. Жители пустыни указали Раме тропу, проложенную отшельниками, и вместе с Ситой и Лакшманой он углубился в дремучий лес, подобно тому как скрывается солнце в непроглядных тучах.

В лесу Дандака на яркой поляне среди прозрачных водоемов, покрытых божественными цветами лотосов, Рама увидел хижины из травы и бересты. В них жили отшельники. Полы и стены хижин были покрыты оленьими шкурами, а по углам лежали связки хвороста, плоды, коренья и стояли сосуды с водой. В каждой хижине был небольшой алтарь для разведения священного огня. Древние старцы, одетые в платье из коры деревьев и оленьи шкуры, нараспев читали молитвы и заклинания, и все вокруг было мирно и тихо.

Рама опустил свой лук и направился к отшельникам, которые с восторгом воззрились на пришельцев: на Раму, подобного луне, на Лакшману, стройного станом и отважного лицом, на Ситу, прекрасную, как Лакшми, богиня счастья. Святые старцы благословили их от чистого сердца, предложили им кров и все, чем были богаты сами. Громко восславили они Раму, своего покровителя и друга.

Рама отдохнул у радушных брахманов, а потом с Лакшманой и Ситой пошел в глубь леса, кишевшего дикими и хищными зверями. Сыро, темно и мрачно было там, и путь им преграждали деревья, опрокинутые свирепой бурей и могучим лесным зверем.

Вскоре в лесной чаще путники заметили людоеда, огромного, как горная вершина. Рык его был подобен грому, и видом он был ужасен: с одним глазом, с бездонным брюхом, с телом, измазанным кровью, с широко раскрытой пастью.

Когда людоед увидел Раму, Лакшману и Ситу, прекрасную дочь царя Митхилы, он пришел в ярость и кинулся на них так, как Разрушитель Мира бросался на все живое в час гибели Вселенной. Воплем своим сотрясая землю, он схватил Ситу, посадил ее к себе на бедро и, отскочив в сторону, крикнул Раме и Лакшмане: «Эй вы, бродяги в берестяных одеждах! Эй вы, слабосильные людишки! Зачем вам, тощим подвижникам, оружие и женщина? Вы — скверные и похотливые нечестивцы! Вы позорите праведных отшельников! Я — грозный и свирепый ракшас, и зовут меня Вирадха. Лес Дандака принадлежит мне, и я брожу по нему и пожираю дичь и благочестивых отшельников. Эта неземная красавица не для вас, она станет моей женой, а тела ваши будут мне сегодня пищей».

Услышав эти речи Вирадхи, Сита затрепетала от страха, как трепещет дерево, сотрясаемое ветром. Рама взглянул на нежную Ситу, несомую на бедре кровожадным ракшасом, лицо его побледнело от горя, и он сказал Лакшмане: «О милый брат мой, посмотри на Ситу, мою верную и непорочную супругу. Прекрасная царевна, вскормленная в роскоши и неге, — на бедре у людоеда! О Лакшмана! Вот чего добивалась для нас жестокая Кайкейи! Этой корыстолюбивой царице, моей второй матери, не довольно было отнять у меня царство, ей хотелось еще и погубить нас в лесных дебрях.

О сын Сумитры! Ничто — ни холодность отца моего, ни потеря царства, ни жизнь в лесах — не может причинить мне больше горя, чем прикосновение чужого человека к Сите, моей супруге».

С глазами, полными слез, говорил Рама эти горестные слова своему верному брату, и Лакшмана загорелся гневом. Яростно, как слон, пришедший в неистовство, закричал он: «Почему же ты, повелитель Вселенной, предаешься печали, как будто ты всеми покинут, как будто нет меня рядом с тобой? Земля упьется кровью этого мерзкого пожирателя мяса, когда он падет бездыханным, лишенным жизни 'моей стрелою! Я обрушу на него весь гнев, накопившийся во мне с того дня, когда лишили тебя родины и власти».

Вирадха, услыхав грозные речи Лакшманы, громко засмеялся: «Эй вы! Оставьте свои надежды и убирайтесь отсюда, пока целы. Всемогущий Брахма наградил меня великим даром — никто в мире не может причинить мне вреда оружием. Не берут меня ни мечи, ни стрелы, ни дротики, ни секиры».

Тогда Рама с лицом, пылавшим гневом, ответил людоеду: «Ты, видно, ищешь смерти, и ты найдешь ее сегодня в битве». Он натянул лук и всадил в ракшаса острую стрелу, а за ней еще семь стрел, украшенных павлиньими перьями, блеснувших в воздухе, как языки пламени.

Меткие стрелы Рамы пронзили тело Вирадхи и упали на землю, покрытые дымящейся кровью. Ракшас пришел в ярость от боли, посадил Ситу на землю и, высоко подняв дротик, метнул его в Раму.

Ливень стрел обрушили Рама и Лакшмана на людоеда, но он только смеялся, отшвыривая от себя стрелы руками. Тогда братья бросились на ракшаса с острыми мечами, подобными черным губительным змеям. И когда они приблизились к Вирадхе, он схватил их своими длинными руками и, посадив на плечи, понес их в глубину леса, сотрясая деревья и землю своим страшным криком.

Сита, увидев, что лесное чудовище уносит ее возлюбленного супруга и его благородного брата, горестно закричала, простирая руки к небу: «О Рама, сын Дашаратхи, сильный, чистый, правдивый! Тебя уносит злой ракшас, тебя и Лакшману! А меня растерзают медведи, тигры и пантеры! О ракшас, возьми лучше меня Я склоняюсь перед тобою, только отпусти Раму и Лакшману!»

Когда Рама и Лакшмана услышали крик Ситы, их терпение истощилось, и для ракшаса наступил последний час. Лакшмана схватил Вирадху за левую руку, Рама — за правую, и в могучих ладонях братьев- царевичей руки ракшаса переломились, как сухие щепки. Огромный, как туча, он потерял сознание от боли и рухнул на землю, как холм, развалившийся под ударами молний. А Рама и Лакшмана бросились на людоеда и