незнакомец — близкое и дорогое существо. Словно яркий свет вспыхивает там, где мы ожидали найти лишь тьму».
Я перевернул страницу, но на этом месте притча кончилась. В чем же была суть? Я вопросительно посмотрел на Наттану.
Она сидела неподвижно, положив руки на колени, и в упор глядела на меня. Ее зеленые глаза горели, а лицо, залитое пунцовым румянцем, было виноватое и встревоженное. Я в изумлении воззрился на нее, не понимая, что происходит.
Взгляд ее блуждал, она потупилась, потом снова взглянула на меня, сердце мое сжалось, и я ощутил его медленное, болезненное биение. И все же, смущенный происходящим с Наттаной, я задал вопрос, который собирался задать:
— В чем же суть притчи, Наттана?
Неожиданное облегчение выразилось в ее взгляде.
— Довольно туманная, не правда ли? — сказала она.
— Значит, вы тоже не поняли?
— Думаю, он нашел друга.
— А вам не кажется, что он нашел нечто большее?
Вдруг у меня мелькнула догадка. Несколько месяцев назад, у Андалов, из книги выпал листок, который мог быть закладкой. А незадолго до того я рассказал Наттане про Дорну… Но неужели она могла решиться подсказать мне, какую именно притчу прочесть? Неужели я показался ей похожим на мужчину, который открыл свои чувства другой женщине?
Наттана никогда не должна узнать, что я все понял.
— Решительно не вижу никакого смысла, — сказал я.
— Я тоже! — воскликнула девушка.
— Почитать вам еще?
— Да, да, пожалуйста!
Я стал читать дальше, Наттана вновь принялась за шитье. Больше мы не пытались выяснить суть историй, а просто говорили, нравятся они нам или нет. Стемнело, и я зажег свечи — две для Наттаны и две для себя.
Девушка отложила работу и встала.
— Еще есть время постирать и переодеться, — пояснила она, — и спасибо вам большое, что почитали мне.
И только когда она ушла, я понял, что наш вместе проведенный день кончился. Пока я читал жалостливую притчу о мужчине, поверявшем сердечные тайны своей подруге, все шло гладко. Потом этот предательский румянец… Но почему она так внезапно ушла? Счастливые, мы отдавались ровно текущему потоку, но вот воды его взволновались, и все, что было пережито, казалось, просто пригрезилось.
Наступил день, когда Толли принимали гостей, и за ужином Мара спросила, не хочет ли кто из нас навестить их вечером. Пойти вызвался муж Мары, к нему присоединилась Наттана, бросив на меня через стол быстрый взгляд, но, как мне показалось, не ожидая ответа. У меня не было особого желания проводить вечер в переполненной комнате за докучными разговорами, и я сказал, что, пожалуй, лучше останусь дома, пожалев об этом, когда увидел, как Наттана весело отбыла в сопровождении своего престарелого спутника.
Некий темный и злобный инстинкт подтолкнул меня наказать Наттану, но еще более наказанным оказался я сам, проведя вечер в тревоге, рассеянно отвечая на вопросы Мары и дожидаясь возвращения Наттаны. Она вернулась поздно, глаза ее блестели, щеки разрозовелись. От нее и от Файна исходил слабый запах сладкого вина. Когда она стояла, греясь у очага, вид у нее был самый нераскаявшийся, и держалась она несколько вызывающе. Вечер, как она заявила, она провела прекрасно. Ей очень понравились дочери Кетлинов и дочь Ларнела, с которой она договорилась повидаться еще. И еще они долго говорили с молодым Ларнелом. Он тоже такой славный!
Она едва удостаивала меня взглядом.
— Пойду-ка я ложиться, — сказала она. — В доме было так тепло, и вино, а потом прогулка по морозу — я совсем засыпаю… Мара, завтра я буду шить для вас!
Когда она проходила мимо скамьи, на которой я сидел, юбка ее задела мои колени, а кончики пальцев едва не дотронулись до них. Было ли это намеренно или она нетвердо держалась на ногах?
— Хиса, — сухо промолвила Мара, — ты и так уже сшила все, что мне было нужно.
Лицо Наттаны, когда она выходила из комнаты, показалось мне недовольным… Или все-таки она была под хмельком?
Двадцать пятого мне исполнилось двадцать восемь лет. Ветер стих, немного потеплело, но небо по- прежнему было ясным. Наттана не появилась к началу завтрака, не вышла она и когда я уже поел. Что было мне делать: отправляться, как обычно, по своим делам или слоняться по дому, ожидая, пока она не соизволит явиться? Сегодня был мой последний шанс.
Пока я обдумывал, какое решение принять, сверху раздался голос Наттаны:
— Джонланг, Джонланг!
Я вышел в гостиную и взглянул на верх каменной лестницы.
— Не уходите, я хочу, чтобы вы на меня посмотрели. — В голосе ее слышался легкий упрек.
— Я не ухожу, Наттана! — воскликнул я и остался ждать ее внизу. Сначала она спускалась медленно, но под конец уже неслась по ступеням, оживленная, яркая и, как всегда, еще более милая и любимая, чем была в мыслях.
Косы она расплела, и волосы ее были уложены необычным образом — такого мне еще не доводилось видеть, — что делало ее старше. Она пристально посмотрела на меня и улыбнулась.
Она спускалась навстречу мне — неузнаваемая, прекрасная, впервые обнажив свою оказавшуюся на удивление стройной шею с горделивой, изящно посаженной головой. И вдруг я понял, что, если не отступлю в сторону, ей придется либо остановиться, потому что я стоял прямо у нее на пути, либо подойти и поцеловать меня. Но Наттана, не замедляя шага и не выказывая намерения остановиться, все так же шла вперед. У меня перехватило дыхание. Она шла подняв голову, понимая,
Из столовой раздался голос Мары, звавший Наттану. Я инстинктивно сделал шаг в сторону; из жара меня бросило в озноб. Наттана пробежала мимо, на щеках горел румянец, а глаза блестели, и мне показалось, что я прочел в них: «Ах, какое невезение!» Я перевел дыхание и последовал за ней.
Они громко спорили с Марой, которая мягко выговаривала ей за то, что она заставляет себя ждать. Было очевидно, что несостоявшийся поцелуй совершенно не смутил ее, однако я тут же вспомнил, что поцелуи для нее, в отличие от меня, дело не новое. Да и, похоже, она вообще не придавала этому такого значения, как я. Обескураженный, я присел на скамью, а Наттана, опережая Мару, которая собиралась принести ей завтрак, сама побежала на кухню… А может быть, она была так беспечна, потому что не догадалась, что я хочу ее поцеловать? Но я все равно собирался поцеловать ее — или хотя бы попытаться, прежде чем она уедет! Приняв решение, я успокоился: теперь у меня была цель.
Наттана вернулась.
— Можно, я посижу с вами, пока вы завтракаете? — спросил я.
— Я ждала, что вы это предложите.
Все в ней было внове для меня: и округлая белизна шеи, и непривычно открытые уши.
— Вам, наверное, любопытно, почему у меня так уложены волосы, Джонланг?
— Да.
— Вам нравится?
— Нравится, но я пока еще не привык.
— Я хотела прогулять свою лошадь, а косы мешают.
Но ведь она ехала в город, а оттуда к Файнам, не расплетая кос.
— Возьмите Фэка тоже, — сказала Наттана.
— Поедем вместе?
