— Прошу вас, не уезжайте! — сказала Дорна и расплакалась молча, ее плечи вздрагивали, она спрятала лицо в ладонях и отвернулась от меня.
Вновь пораженный силой ее чувств, я раздумывал, уместны ли сейчас мои утешения, и несколько отстраненно наблюдал это небывалое зрелище — рыдающую Дорну.
Глядя на далекие равнины, я с удивлением сознавал, что благодаря Дорне земля эта действительно отчасти моя. Однако ее предложение одновременно означало конец визита: настало время покидать Фрайс.
Я снова взглянул на Дорну. Она уже успокоилась, но сидела по-прежнему отвернувшись. Я решил, что лучше подождать, пока она окончательно не придет в себя. Откинувшись назад, я попытался представить себя в роли островитянина и понял, что в некотором смысле это для меня вполне естественно, однако бoльшая часть моих чувств пребывала в смятении.
Горячий, душный запах соломы, слепящий блеск солнца не давали сосредоточиться.
Дорна принадлежала мне. Ее дар снял с тайны наших отношений последние покровы. Какая разница, что право обладать ею, воспитывать ее детей принадлежало другому? Если мужчине и женщине хоть на мгновение случалось проникнуться друг к другу подлинным интересом — они снова принадлежат друг другу, стоит им оказаться вместе, сколь ни были бы крепки социальные узы, связывавшие их в прошлом или будущем с остальными людьми. Дорна принадлежала мне, а я — ей в самом глубоком, сокровенном смысле.
Протянув руку, так что Дорна не могла этого видеть, я осторожно взялся большим и указательным пальцами за краешек ее юбки. Одно легкое прикосновение, но вместе с ним в душу мою снизошел покой, теперь мне немного надо было: чуть погодя вернуться в домик, упаковать свои вещи, оседлать лошадь и отправиться к Файнам, если успею до темноты.
Дорна вздохнула с облегчением. Сейчас оба мы были готовы к тому, что ожидает нас дальше, грядущее уже не беспокоило и не тяготило нас. Все самое важное было сказано. Мы пережили череду изумительных озарений, и никакие недомолвки уже не могли причинить нам вред. Пришло наше время — время, когда мы могли просто помолчать вместе, и, право, для нас это было сладостнее любовных утех.
Дорна тоже легла, заложив руки за голову, и так мы и лежали, следя за мягко плавающей в глубоком синем небе сосновой ветвью. Тело мое каждой клеткой впитывало живительное тепло прогретой солнцем земли, сосновых игл, мелких камешков, а местами — выпирающего корня или камня покрупнее, молча дававших мне понять, что это такое естественное, покойное и мягкое ложе все-таки не дело рук человеческих.
Долго пролежали мы так, не обменявшись ни словом, прежде чем возвращавшийся с охоты Тор, проходя мимо, заметил нас, подошел и присел рядом. С ним вернулось ощущение реальности мира, жизнь в котором требует бодрости мысли и решительных действий. Дорна была довольна уже тем, что уверилась: теперь я понимаю, что она хочет, чтобы я остался в Островитянии, с меня же было довольно и сознания, что это возможно. Однако, когда, снова поднявшись, Дорна рассказала Тору о своем предложении, он переспросил меня, что же я намерен делать.
— Ланг только-только узнал, что может стать одним из нас, — сказала Дорна. — У него не было времени принять решение.
Однако решение уже не вызывало сомнений.
— Я люблю Островитянию, — ответил я. — Вполне возможно, мне захочется провести остаток дней именно здесь, но было бы жаль принимать излишне скоропалительные решения. Я хотел бы посетить свою страну — пусть это будет нечто вроде испытательного срока, — пожить там, скажем, год. Тогда я смогу решить что-либо окончательно.
— Не следует торопиться, — ответил Тор. — Сначала мы попросим, чтобы Совет пригласил вас поселиться в Островитянии, если вы этого пожелаете. Полагаю, и вам нужно время взвесить все «за» и «против».
Теперь я ждал, что скажет Дорна.
— Если вы вернетесь домой, что вы будете там делать? — В вопросе ее не слышалось и тени разочарования или удивления.
— Устроюсь на работу, как и предполагал. Дядюшка мне поможет. Отказываться от его помощи я не стану.
— Вы можете и не вернуться, — ласково заметила она.
— Справедливо, Дорна, однако если это и произойдет, то потому, что я решу, где именно я хочу жить.
— Ланг прав, — сказал Тор. Затем, помолчав, продолжал: — Дорна стоит на том, что идея пригласить вас исходит от нее, а я — что это моя мысль.
Дорна слегка покраснела.
— Приглашение вы получите в любом случае, — снова заговорил Тор, — и мы оба будем ждать вас с надеждой и нетерпением.
Слова его, я знал, не были простой учтивостью.
— Если я вернусь, — сказал я, — то, надеюсь, буду достойным островитянином и верным подданным — вашим и Дорны.
— Безусловно, — быстро ответил Тор, но у Дорны было свое мнение.
— Это неважно. Островитяния — всего только слово, Джонланг. Будьте верны вашей
Тор рассмеялся:
— Мы, все трое, говорим об одном и том же.
Я кивнул, однако Дорна промолчала.
Немного погодя Тор заговорил снова. На следующий день утром он предполагал отбыть в столицу и надеялся проделать путь за два дня. При первой же возможности он повидается с лордом Дорном и обсудит с ним, как преподнести Совету дело о приглашении для Ланга остаться в Островитянии. Совет собирается девятого. Тор не сомневался в конечном успехе (глаза его сверкнули), противиться никто не станет. И все же разрешение Совета являлось необходимой формальностью.
Он ласково тронул руку Дорны:
— Мы будем рады, когда вопрос решится окончательно, не так ли?
— Да, — ответила она, слегка поджав губы…
Не важно, кому первому пришла в голову эта идея, — он, Тор, позаботится ее осуществить.
— Вы пробудете у нас до тех пор, пока не завершится Совет, я надеюсь? — спросил король.
Когда главное решено, многое упрощается.
— Думаю отбыть в середине декабря, — ответил я, чувствуя на себе взгляд Дорны. — Разрешите поехать завтра с вами?
Тор ответил не сразу. Его прозрачные серые глаза внимательно изучали меня.
— А может быть, еще ненадолго останетесь с Дорной?
Оба ждали ответа. Лицо Дорны было безучастно, да я и не ждал от нее подсказок: настало время уезжать.
— Хочу вскорости повидать Файнов, — сказал я. — Их усадьба стала для меня вторым домом. До отплытия меньше двух месяцев. И еще мне хотелось бы повидать Дорна, Некку и остальных.
Глядя прямо в глаза Тору, я как можно более ровным голосом сказал, что хотел бы отправиться вместе с ним. Глаза Тора скользнули в направлении Дорны, но по выражению его лица, нисколько не изменившемуся, я понял, что и ему было отказано в помощи.
— Стало быть, поедем вместе, — сказал он. Итак, мы разрешили и этот вопрос.
Дорна продолжала хранить молчание, и немного погодя мы вместе вернулись в дом.
Все, что могли выразить слова, было сказано, и тем не менее во мне осталось смутное чувство неудовлетворенности, словно некая внезапная трещина появилась в наших отношениях с Дорной.
За ужином в тот вечер она была очень ровна, однако принятое мною решение с каждой минутой упрочивалось во мне и казалось все более правильным. Беседу главным образом поддерживал Тор, уделяя
