Как в лифте, он прижал ее к стене, наклонился к ней и стал покрывать горячими поцелуями ее шею, уши, подбородок, оттянул вниз верх платья, освободив грудь.
В этот момент Кэрри стала действовать. Ей очень хотелось опуститься на колени и делать для него то, что он только что делал для нее в лимузине. Целовать его, зная, что он смотрит на нее, так же как она смотрела на него, прижимая его голову к своим бедрам.
Она крепко схватила его за талию и развернула так, что он был прижат к стене. Где-то в глубине квартиры продолжал звонить телефон. Кэрри начала расстегивать брюки Трента. Оба тяжело дышали. В этот момент включился автоответчик:
— Мистер Тенфорд, это детектив Макгрей. Прошлым вечером вы забыли в полицейском участке свой карманный компьютер. Когда приедете за ним, пожалуйста, загляните ко мне. У меня есть к вам еще пара вопросов об этом письме и, — небольшая пауза, — о времени, проведенном вами с мисс Эндикот.
После отбоя Кэрри отступила назад, подтянула наверх платье, чтобы прикрыть грудь:
— Кто такой детектив Макгрей?
— Никто, — Трент поцеловал ее, стараясь вернуть к ласкам.
Но Кэрри не реагировала на его усилия. Ее кожа стала прохладной за считанные секунды:
— Он говорил о Мэри Эндикот?
Поняв, что их игра закончена и ничего уже не удастся вернуть, Трент вздохнул и сказал:
— Да.
Казалось, она задохнется от волнения:
— Так вот где ты был вчера ночью! В полицейском участке.
— Кэрри, успокойся.
— И тебя допрашивали по поводу ее смерти?
— Да…
— Но ведь это было самоубийство? — в панике выкрикнула она.
— Они в этом сейчас не уверены.
— Что? О боже… И ты подозреваемый? — Ее сердце бешено колотилось.
Глава десятая
Трент стоял в холле квартиры. Десять минут назад, вот здесь, на этом самом месте, он был счастлив со своей женой. А сейчас Кэрри смотрела на него обвиняющим взглядом, готовая верить в самое худшее. Но когда он заговорил, он сумел держаться холодно и спокойно:
— В полицию вызывали несколько человек из дома.
— Меня не вызывали, — с негодованием парировала она.
— Ты ее не знала.
— А ты знал?
— Да.
— Ты ведь встречался с ней, да?
Он поднял вверх руки.
— Боже мой, — ему горько и неприятно было говорить на эту тему, — два раза. Ничего не было.
Но, очевидно, Кэрри думала иначе.
— Если бы ничего не было, тебе бы не звонили из полиции и не вызывали в участок посреди ночи, — она наклонила голову набок. — Что все это значит? В участок — ночью? Должно быть, очень важные обстоятельства…
Трент чувствовал, что теряет терпенье. Почему он не сказал о письме? Все сразу стало бы просто и ясно.
Возможно, потому, что с женщинами ничего не бывает просто, особенно с этой женщиной. У него было неосознанное подозрение, что Кэрри не хочет верить ни единому его слову.
— У них были вопросы. Они спрашивали, не знал ли я что-нибудь о том, почему она решила расстаться с жизнью.
— И ты знал?
— Нет, — категорически сказал Трент.
Кэрри помолчала, и на мгновенье у него блеснула надежда, что она оставит эту тему. Как бы не так!
— Ты не говоришь мне всего, да?
— Я уже все сказал, — он принялся ходить взад и вперед.
— Подожди минутку. А как насчет того, что самоубийство, может быть, вовсе и не самоубийство?
— Спокойной ночи, Кэрри.
— Ты серьезно хочешь уйти от этого разговора?
Он резко повернулся к ней:
— Это не разговор. Это допрос с пристрастием.
— Ну, ты должен был уже привыкнуть к такому…
— Ты… — невыносимо, уже просто невозможно сдерживаться.
— Что? — продолжала приставать она, сверкая зеленью глаз.
— Невозможно поверить. Ты ведешь себя как…
— Как кто? Как жена? — прервала она.
Он смотрел на нее, всеми силами стараясь не раскричаться:
— Я хотел сказать, как сумасшедшая.
Видно было, что она немного отступила. Посмотрела вниз, прикусила губу. Когда она снова взглянула на него, он увидел слезы в ее глазах. Усталым и охрипшим голосом она сказала:
— Наверное, я действительно сумасшедшая. Если считать сумасшествием желание знать о человеке все. Когда люди женаты, они не должны ничего скрывать друг о друге.
Трента всего затрясло.
— Как ты, например, ничего не скрыла от меня о своем отце? Или о болезни своей матери? — вкрадчиво спросил он.
Его слова словно застали Кэрри врасплох. Она сразу как-то съежилась, закрылась.
— Я устала, — прошептала она и прошла мимо него в свою комнату.
Трент потряс головой:
— У-ух, и я устал…
Кэрри сидела на своей кровати в полном изнеможении. Что с ней случилось? Она чувствовала себя надоедливым, плохо воспитанным ребенком, капризным двухлетним баловнем, не дающим другим детям своих игрушек, но истерично требующим их игрушки!
Да что же такое произошло? Она никогда в жизни не вела себя так, никогда и ни к кому не относилась так неуважительно, с такой нетерпимостью.
Трент прав, она абсолютно сумасшедшая. Но, может, это из-за того, что она отчаянно влюблена?
Господи, что она натворила! Пристала к человеку, словно полицейская ищейка…
Темное летнее небо освещали огни вечернего города. Это зрелище нисколько не отвлекало ее от мрачных мыслей. Кэрри требовала, чтобы он говорил ей правду, но самой себе она могла честно признаться — ей вовсе не нужна эта правда. Ей просто неосознанно хотелось, чтобы Трент признался в чем-то настолько ужасном, что она будет вынуждена расстаться с ним.
Она обхватила голову руками. Боже, что она творит! Следует по стопам отца, который вел себя когда-то так же с ней и с ее матерью? Ищет предлог, чтобы оставить Трента прежде, чем он бросит ее?
За дверью включили телевизор, донеслись звуки передачи какой-то спортивной игры со словами комментаторов и криками болельщиков.
Она должна исправить то, что натворила. Им нужно поговорить. Если не сделать этого, то не удастся
