– Андреа, – подсказывает Дим имя жены сидящей напротив даме с тонкими поджатыми губами.

– Так вот, – менторски кивнув, продолжает представитель опеки. – Ваша решимость, Андреа, очень похвальна. И государство, я не сомневаюсь, пойдет вашей паре навстречу, несмотря на отсутствие российского гражданства у жены.

Дама держит театральную паузу, разглядывая лежащие на столе бумаги. Бурчит себе под нос:

– Свидетельство о браке, вид на жительство, выписка из финансово-лицевого счета. – Поднимает взгляд на Андреа: – Все это очень хорошо, но мой долг предупредить вас: это не просто родной, любимый ребенок. Это несчастная судьба, изломанная психика, отставание в развитии, целый букет непростых диагнозов. У ста процентов отказников. – Чиновница обводит чету буравящим взглядом. Андреа не по себе от такого недружелюбного приема, но ее рука ощущает теплое пожатие Дима, она успокаивается и легко выдерживает натиск тонкогубой «опекунши». – Я повторяю, у ста процентов брошенных детей патологии центральной нервной системы, мозговая дисфункция, задержка речевого развития, плохая память. Вы готовы бороться с бесконечными болячками, расстройством питания, атопическим дерматитом, обструктивным бронхитом, другими тяжелыми инфекциями? Здоровых детишек в детских домах нет. Не рассчитывайте! Отказники – в основном дети алкоголиков, наркоманов и других социально опасных элементов.

– Мы знаем, – решается Андреа вставить слово в поучительный монолог.

– Знать – это одно, а понимать…. – Дама встает и резким жестом одергивает пиджак. Начинает вышагивать по комнате за спиной у посетителей так, что им приходится выворачивать шеи, чтобы видеть нелюбезную собеседницу. – Понимать – совершенно другое. Понимать, что вас ждет не безоблачное счастье, а долгая, изнурительная борьба за него. И даже если медицинские характеристики ребенка и дурная наследственность вас не испугают, вы не сможете закрыть глаза на недостатки воспитания. За малышами до года очередь, и, если вы не хотите ждать, значит, вам придется взять в дом сложившуюся личность. И это будет не милый сынок и не лапочка-дочка, а самый настоящий волчонок, озлобленный на весь мир. И придется потрудиться, чтобы растопить такое сердечко, заслужить доверие.

– Мы готовы! – Андреа уже устала от этой бессмысленной, на ее взгляд, словесной атаки.

– Да? – Женщина оборачивается. В ее глазах, наконец, мелькают теплые искорки, которые она спешит сменить на жесткий прищур. – И как же вы собираетесь это делать, позвольте полюбопытствовать?

– Любовью, терпением, добротой. Я… Я просто хочу иметь ребенка, и я буду хорошей, самой лучшей мамой! – В голосе Андреа – вызов и уверенность.

Чиновница неожиданно улыбается и возвращается за стол.

– Ну, хорошо. Вот перечень необходимых документов. Начните со справки об отсутствии судимости, у нас ее ждать полтора месяца. Что касается испанского государства, ничего не могу вам сказать. Самое главное, помните: все документы, выданные в другой стране, должны быть переведены на русский язык и заверены нотариально. Теперь – медицинские заключения. Справки действительны только три месяца, так что комиссию проходите, когда соберете все остальное. И еще. Будьте готовы к тому, что в любое время без предварительного оповещения вас навестит представитель опеки, чтобы дать свое заключение относительно жилищных и санитарных условий, в которых вы намерены содержать ребенка.

– У нас большая новая квартира, – гордо заявляет Дим.

– Прекрасно, – тут же откликается «опекунша». – Имейте в виду, что, становясь усыновителями, вы обязаны наделить ребенка собственностью и одарить его частью вашей большой новой квартиры. Вот, пожалуй, и все. Вопросы?

Вопросов нет.

– Что ж, – хозяйка кабинета недвусмысленно показывает на дверь. – Тогда прошу меня извинить. Собирайте документы, и, – она вновь смягчается и впускает в глаза теплые огоньки, – удачи.

– Какая она неприятная, – шепчет Андреа мужу, очутившись в безопасном коридоре.

– Не бери в голову. Это ее работа – пугать и отговаривать. Лучше скажи, кого ты хочешь?

– Не знаю, – мечтательно улыбается Андреа, – мальчика, девочку, обоих. А ты?

– Мальчика.

– Значит, у нас будет мальчик.

– И что у нас здесь будет? – Олег заглядывает в комнату, пространство которой пристально изучает Андреа.

– Ваш музыкальный салон.

– Андреа, я уже два месяца прошу перейти на ты, – кипит от возмущения он. – И потом, я уже неоднократно говорил, что хочу расположить коллекцию в доступном месте, а не заставлять гостей подниматься на второй этаж.

– Тогда бассейн из подвала поднимите, а то вашим гостям спускаться придется.

«Ну, и характер у этой малявки! Палец в рот не клади. Всю душу вымотала. Ведь зацепила чем-то, а чем, он и сам не поймет. Ну что за жизнь у человека? Работа, дом, облезлая кошка. По понедельникам и четвергам – всегда какие-то дела. Не иначе женатый любовник. Да, точно. Тридцать лет, семьи нет, на ухаживания не реагирует. Значит, занята. Уж он и так пытается, и этак: в рестораны водит, соглашается неохотно только после заверений об исключительно деловом ужине, цветы дарит, берет без радости, вежливо улыбается, даже кошку ее иногда выгуливает, так она думает, что ему кошки нравятся. Чушь собачья! Она ему нравится! А ей? А ей нравится декорировать его дом. Это очевидно. Только о работе и говорит: стили, архитектура, пространство, детали… Сдвинуться можно. Даже он сам не думает столько о своем доме, сколько эта маленькая женщина. А на музыкальном салоне просто помешалась. Надо ей сто лет хранить чистоту звучания инструментов. Да какая ему разница! Он и играть-то ни на чем не умеет, и друзья его тоже. Это ведь так, шикануть. Кто-то охотничьи трофеи собирает, кто-то – оружие, кто-то – марки, а он вот музыкальный салон решил устроить. Тянет его к прекрасному. А она все расспрашивает и расспрашивает: какие инструменты, какой возраст, где изготовлены? Хоть бы когда-нибудь что-то о нем спросила: чем занимается, сколько лет, семейное положение. Да, семейное положение – это первый вопрос всех знакомых особей женского пола моложе шестидесяти. Нет, пожалуй, возрастной ценз можно снять. Те, кто старше, могут интересоваться для дочерей или для знакомых. А когда узнают про отсутствие жены, тут же начинают окольными путями выяснять состояние финансов: где в этом году отдыхали, какой спортивный клуб предпочитаете, как вам номера в дубайском «Парусе»? Все предсказуемо до мелочей. Только не с этой. Может, испанки все такие нелюбопытные? Нет, не может. Бабы, они и в Африке бабы. Только эта какая-то недоделанная. Ничем не интересуется. Хотя нет, про Гауди расспрашивала: что да как? А все просто. Были с компаньоном в Барселоне, очень впечатлились. Партнер потом на своем участке маленькую копию Саграды поставил и сделал в ней оранжерею. Хорошо не часовню. А Олег решил подойти к вопросу основательно. Память у него хорошая, плохая банкирам ни к чему. Почитал пару книжек, посмотрел картинки, ну и понес свои идеи архитекторам, чтобы проект до ума довели. Он еще, помнится, какие-то планы с начальником охраны обсуждал, так тот вообще считает, что абсолютно все шеф сам придумал. А чертежи комнат он тоже профессионалам вез, просто по пути заехал к знакомому мебель посмотреть и приехал, остановился. И никак теперь с мертвой точки не может сдвинуться. И Гауди ему ничем не помог, как раз наоборот.

– То есть все это не из поклонения таланту мастера, а ради того, чтобы утереть другу нос? – недоумевает Андреа.

– Ну, можно и так сказать, – теряется Олег перед прямолинейностью испаночки (так он называет Андреа про себя).

– Странное сочетание. – Открытое разочарование.

– Простите?

– Я говорю, странное сочетание великой архитектуры с низменными инстинктами.

Вот так. Умыла так умыла. И все. Официальные отношения дизайнера и заказчика. Шаг в сторону – виновен без суда и следствия, приговаривается к немедленному расстрелу.

– Значит, вы категорически отказываетесь переносить музыкальный салон?

– Категорически.

– Ну, а я не собираюсь смотреть, как вы гробите предметы искусства. Я здесь больше не работаю!

Андреа выходит на улицу, старается побыстрее добраться до калитки, но путь, как обычно, преграждает