узнать об этом от других — и в более неприятной форме.

Доктор Стюарт пришел около четырех часов, бережно неся свой саквояж. Он открыл его у порога и показал мне дюжину крупных желтых яиц, лежавших среди пузырьков с лекарством.

— Настоящие деревенские яйца, — произнес он с гордостью. — Не имеют ничего общего с теми инкубаторскими, которые вы покупаете в магазине. Они даже еще совсем теплые. Попробуйте. Сделайте для мисс Луизы гоголь-моголь.

Глаза его сверкали. Он был доволен, а перед уходом настоял на том, чтобы пойти в буфетную и самому сделать ей гоголь-моголь. Пока он взбивал яйца, я почему-то вспомнила о докторе Виллоубэе, невропатологе, и представила, как он взбивает гоголь-моголь. Я решила, что он даже не может прописать такое плебейское, но такое вкусное лекарство.

— Я сказал миссис Стюарт, — откровенничал доктор со мной, взбивая яйца, — когда, пришел тогда домой: говорю, мисс Иннес, наверное, подумала, будто я старый сплетник, зачем только я рассказал ей о мисс Луизе и докторе Уолкере?

— Ничего подобного, — запротестовала я.

— Дело в том, — продолжал он, оправдываясь, — что я получил эту информацию оттуда, откуда мы часто ее получаем: из кухни. Шофер молодого Уолкера, а Уолкер очень современный молодой человек и ездит к пациентам на машине, приходит в гости к нашей служанке. И он-то как раз и поделился с ней этой тайной… Я решил, что это вполне возможно: прошлым летом Уолкер проводил здесь очень много времени. Кроме того, Риггс, это шофер Уолкера, рассказал о том, что доктор строит дом на своем участке, как раз у подножия холма. Дайте мне, пожалуйста, сахару.

Гоголь-моголь был готов. Доктор накапал в него немного спиртного, еще немного взбил, понюхал и сказал:

— Настоящие яйца, настоящее молоко и немного хорошего виски.

Он направился в спальню, но на пороге остановился.

— Риггс сказал, что план дома делал архитектор Хьюстон. Поэтому я, естественно, ему поверил.

Когда доктор спустился вниз, я приготовила для него вопрос.

— Доктор, живет ли где-нибудь поблизости женщина по фамилии Каррингтон? Нина Каррингтон?

— Каррингтон? — Он сморщил лоб. — Каррингтон? Нет, я не помню семьи по фамилии Каррингтон. Раньше здесь жили Ковингтоны, у ручья.

— Нет, нет, Каррингтон, — сказала я, и разговор закончился.

В этот вечер Луиза спала, а Гертруда и Хэлси долго гуляли. Время текло медленно, и я, по выработавшейся у меня в последнее время привычке, села и стала думать. В результате этих моих размышлений я внезапно поднялась и пошла к телефону. Мне очень не нравился этот доктор Уолкер, которого я никогда не видела и о котором в деревне говорили как о женихе Луизы Армстронг.

Я хорошо знала Сэма Хьюстона. Было время, когда Сэм был значительно моложе. Тогда он и женился на Энн Эндикот. Я с ним общалась в то время довольно близко. Поэтому сейчас без колебаний позвонила ему. Но когда к телефону подошел один сотрудник, потом передал трубку другому, более высокопоставленному, который, в свою очередь, удостоился соединить меня со своим начальником, я несколько растерялась, не зная, с чего начать.

— Хэлло! Как поживаешь, Рэчел? — приветствовал меня своим звонким голосом Сэм. — Собираешься строить дом в Рок Вью? — Это была шутка тридцатилетней давности.

— Когда-нибудь, возможно, и соберусь, — ответила я. — А сейчас хочу тебе задать один вопрос, который, в общем-то, по логике, меня не касается, но тем не менее…

— Как я вижу, Рэчел, ты совсем не изменилась, хотя прошло четверть века. — Это должно было быть еще одной любезностью с его стороны. — Спрашивай. Расскажу тебе обо всем, кроме моих домашних дел.

— Постарайся быть серьезным. Ваша фирма делала недавно какие-нибудь планы дома для доктора Уолкера из Казановы?

— Да, делала.

— А где должен быть построен дом? У меня есть причины этим интересоваться.

— Кажется, в имении Армстронга. Мистер Армстронг сам консультировался со мной. Дело в том, и я в этом совершенно уверен, что речь шла о доме для его дочери, Луизы, которая помолвлена с доктором Уолкером.

Когда архитектор, спросив о здоровье членов моей семьи, наконец повесил трубку, я была уверена в одном: Луиза Армстронг любит Хэлси, а замуж выходит за доктора Уолкера. Более того, это решение принято давно. Этому должно быть какое-то объяснение. Но какое?

В тот вечер я прочла Луизе текст телеграммы. Она все поняла. Но более печального лица, чем у нее в тот момент, я никогда не видела. Такие лица, вероятно, бывают у смертников, которые до конца надеялись на помилование, подавая всевозможные апелляции, но им было отказано… Смертная казнь оказалась неминуема.

На следующий день, в пятницу, Гертруда сообщила Луизе о смерти отчима. Она подбирала слова, подготовив девушку сначала: мол, он очень тяжело болел, а потом все же умер. Луиза восприняла это сообщение довольно странно. Гертруда была шокирована.

— Она лежала и так смотрела, на меня, тетя Рэй, будто рада этому, рада! Она слишком честный человек, чтобы притворяться. Что представлял собой этот мистер Пол Армстронг?

— Он был грубиян и преступник, Гертруда. Убеждена в одном: теперь Луиза захочет увидеть Хэлси и они помирятся.

Нужно сказать, что до этого Луиза отказывалась видеться с Хэлси, и он буквально сходил с ума.

Мы около часа спокойно, беседовали с Хэлси в тот вечер. Я рассказала ему, что нас просили покинуть Солнечное, рассказала о телеграмме, пришедшей на имя Луизы. О том, что ходят слухи о предстоящей свадьбе девушки с доктором Уолкером…

Он сидел, откинувшись на спинку мягкого кресла, лицо его было в тени. Сердце мое разрывалось — так мне было его жаль. Он такой большой, но еще совсем ребенок! Когда я закончила, он глубоко вздохнул.

— Как бы Луиза ни вела себя, — сказал Хэлси, — я не верю, что она не любит меня, тетя Рэй. Два месяца назад, когда она со своей матерью отправилась на Запад, я был счастливейшим из людей. Потом что-то произошло. Она написала мне, что ее семья против того, чтобы она выходила за меня замуж, что ее чувства ко мне не изменились, но произошло что-то такое, что изменило ее отношение к будущему. Она просила меня не писать ей, пока я не получу письма от нее. Но что бы ни случилось, я продолжаю ее любить. Это кажется загадкой. Когда я увидел ее вчера, то понял: все остается по-прежнему, даже хуже.

— Хэлси, ты не знаешь, о чем говорили Луиза и Арнольд Армстронг в ночь, когда он был убит?

— Они кричали друг на друга. Томас говорит, что даже хотел войти в комнату, потому что беспокоился за Луизу.

— И еще, Хэлси, — спросила я, — ты когда-нибудь слышал от Луизы имя Нины Каррингтон?

— Нет, никогда, — уверенно ответил он. Хотели мы этого или нет, но мысли наши все время возвращались к той несчастной субботе, когда было совершено убийство. Любой разговор сводился к этому. И мы чувствовали, что мистер Джеймисон плетет свои сети, стараясь найти доказательства того, что убийцей является Джон Бейли. То, что детектив перестал к нам ходить, вряд ли могло нас успокоить. Видимо, у него было много работы в городе.

В газетах писали, что кассир Торгового банка болен и лежит у себя дома. И в этом не было ничего удивительного. Вина умершего президента не вызывала сомнения. Было сообщено о том, какие облигации пропали и что некоторые из них нашлись. Они были использованы как залог под заем больших денежных сумм. Предполагалось, что таким образом было получено не меньше полутора миллионов долларов. Тех