В. Лановой родился 16 января 1934 года в Москве. Его родители приехали в столицу с Украины, спасаясь от голода. Устроились на один из химических заводов и первое время жили в общежитии. Вскоре у них родилась дочь Валентина, а затем Василий и Людмила.

Когда дети немного подросли, родители стали отправлять их летом на Украину, в деревню Стрымба Одесской области, где жили родители отца — Семена Ланового. Не изменили они своему правилу и летом 1941 года. 23 июня дети сошли с поезда па станции Абамеликово (недалеко от деревни), где их встретил дедушка. Он и сообщил им, что вчера рано утром объявили о начале войны с немцами. А месяц спустя немцы появились в самой Стрымбе.

Вспоминает В. Лановой: «Люди стояли у околицы и молча смотрели на приближающихся автоматчиков на мотоциклах. Немцы ехали, не опасаясь встретить здесь сопротивление, нагло, в открытую, с губными гармошками, в касках, несмотря на летнюю жару, пели, что-то кричали, ели яблоки, молочные початки кукурузы, показывали в нашу сторону и хохотали. Доехав до центра села, развернулись, постреляли вверх, им никто не ответил, и тогда дали ракету своим, что, мол, путь открыт, можно двигаться дальше. А сами подъехали к колодцу и по-наглпому, беспардонно разделись догола на виду у всего села, начали обливаться водой, изредка поглядывая по сторонам с видом завоевателей…»

Колонны немцев шли через село в течение двух недель. На третью неделю в Стрымбе остановился немецкий отряд и разместился в нескольких домах. Не избежали подселения и Лановые. Однако немцы вели себя весьма мирно и никого из местных жителей не задирали. Они ели яйца (живых кур в деревне уже не осталось), воду заставляли пить сначала местных жителей, боясь, что их отравят. Некоторые из немцев даже угощали малышей шоколадом, показывали фотографии своих детей и плакали от умиления. Однажды один из немцев, остановившихся в доме Лановых, подозвал к себе Васю и подарил ему свой ремень. Мол, носи на здоровье. Однако этот подарок едва не стоил жизни будущему народному артисту.

Вспоминает В. Лановой: «Случилось это на току… Подъехал немец, увидел меня с этим ремнем и кричит: «Ком хер, ком хер!» Я подошел. Тогда он показал, чтобы я отдал ему ремень. А я говорю: «Не дам, мой ремень». Тогда этот детина снял автомат и при всех, над самой головой дал очередь. До сих пор слышу свист пуль у самого уха. Бабушка моя сразу упала в обморок, а дед застыл в оцепенении; как он потом говорил, остолбенел и слова сказать не мог. После этого я молча снял ремень и протянул его немцу. Внешне все это я перенес спокойно, но долго еще и после войны продолжал заикаться и с большим трудом избавился от этого недуга…»

В том же году Василий пошел в первый класс сельской школы. Тогда же он впервые познакомился с книгой Николая Островского «Как закалялась сталь». Знакомство это произошло благодаря учителю, который таким образом прививал ребятам ненависть к врагу и веру в скорую победу над ним. Книгу учитель читал, соблюдая все меры предосторожности, заранее предупреждая учеников, чтобы они никому об этом не рассказывали. Узнай немцы, и участь учителя была бы печальной.

В 1942 году в лесах под Стрымбой появились партизанские отряды. Они нападали на немецкие посты, выводили из строя коммуникации, пускали под откос эшелоны. Немцы никак не могли справиться с партизанами и, чтобы обезопасить свои тылы, стали минировать окрестные поля. Однако страдали от этих мин чаще всего не партизаны, а ни в чем не повинные дети. Однажды жертвой мины-ловушки едва не стал Василий. С двумя приятелями, которые были чуть старше его, они пасли скот недалеко от деревни. Дело близилось к вечеру, когда они погнали коров обратно. Ребята были уже почти у цели, когда кто-то из них разглядел в траве металлический кругляк. Мальчишеское любопытство оказалось сильнее чувства страха, и ребята решили проверить, что же это за штуковина. Василия спасла от гибели чистая случайность. От стада отбилась одна из коров, и его, как самого младшего, отправили завернуть ее обратно. Он довольно легко справился с этим заданием и уже подходил к приятелям, когда раздался мощный взрыв. Все осколки приняла на себя заблудившаяся корова, а Василия взрывной волной отбросило на несколько метров в сторону. А вот оба его приятеля погибли.

Между тем в апреле 1944 года по Стрымбе вновь промаршировали колонны немцев. Только на этот раз они двигались в обратную сторону и выглядели совершенно иначе, чем три года назад. Не было в них ни былого лоска, ни веселья. Уже наученные горьким опытом местные жители спрятали своих детей по подвалам и держали их там все дни, пока немцы шли через село.

Тем временем родители Василия продолжали жить в Москве, находясь в полном неведении о судьбе собственных детей. Они по-прежнему работали на химическом заводе, который считался вредным производством (там разливали жидкость для противотанковых гранат). За десять лет работы на этом заводе они заработали себе инвалидность: отец третью группу, мать — вторую. Когда Совинформбюро сообщило об освобождении советскими войсками Украины, мать загорелась желанием отправиться, на поиски детей. Причем, несмотря на то что ходить на практически не могла, а муж не мог покинуть производство. Мать решилась отправиться в дальнюю дорогу в одиночку. И муж ее отпустил. Он довез ее до Курского вокзала, посадил в поезд и, рассказав попутчикам о том, какая причина вынудила отправиться в нелегкий путь его супругу, попросил приглядеть за ней, а в случае надобности помочь. Видимо, этот рассказ настолько потряс пассажиров, что они всю дорогу только и дела: и, что опекали маму Василия.

За несколько дней до отъезда жены Семен Лановой отправил на родину письмо, в котором просил отца, если он жив, встретить супругу. Так что о приезде матери Василий знал заранее. И все равно, когда двоюродная сестра Нила прибежала во двор, где он играл с мальчишками, и сообщила, что мама с дедом подъезжают к деревне, эта новость ошеломила его.

Василий Лановой впоследствии вспоминает: «Я обогнал сестру и бежал уже первым. Пробегая мимо тока, увидел, как все, кто там работал, остановились и, не скрывая слез, провожали меня сочувственными взглядами. Пробежав уже больше полпути, увидел, как навстречу движется лошадь, запряженная в телегу, а на ней сидит какая-то совсем незнакомая, худющая женщина, только два глаза застыли неподвижно и смотрят на меня. Я ее, конечно, не узнал и пробежал мимо, как вдруг слышу, дед, который вез ее, окликнул меня: «Василь, да то ж твоя мамка, куда ж ты…» А она впилась в меня своими огромными, жутко серьезными и даже мрачными глазами, не в силах сдвинуться с места. Сойти не может, подняться тоже не может, смотрит на меня сверху долгим, неподвижным взглядом. Наконец она не выдержала. «Да подсади ж мне его», — обратилась она в отчаянии к деду. Он взял меня и посадил к ней на телегу. А я тоже смотрел на нее и не знал, что делать, но тут подбежали сестра, кто-то из родственников, крестьяне. Все окружили нас. Слезы, рыдания, крик — все слилось воедино. Рев стоял многоголосый, открытый, никто не стыдился в проявлении своих чувств…

Мама, увидев нас живыми и здоровыми, успокоилась, пришла в себя. Побыла в деревне около месяца, поправилась, ожила—и физически, и духовно. Провожало нас также все село…»