Отмечу, что в киношной тусовке к Герману всегда было сложное отношение. Многих своих коллег он отпугивал тяжелым характером, агрессивностью (эту черту характера он унаследовал от своего отца), мизантропией. К примеру, его многолетний соавтор Э. Володарский отзывается о нем следующим образом:
«Три раза я помогал своему товарищу Алексею Герману.
И он нигде и никогда меня не упомянул. Для Леши есть только «Папа и я» или «Симонов и я». Я с огромным уважением отношусь к его отцу, но надо быть справедливым, помнить добро, которое тебе сделали. Он ни разу не вспомнил, когда говорил о «Проверке на дорогах», про Вадима Гаузнера, второго режиссера, который много сделал для этой картины. Очень талантливый был человек. Он никогда не вспомнил, когда говорил про «Двадцать дней без войны» и «Моего друга Ивана Лапшина», Витю Аристова, который тоже работал на него вторым режиссером. И Андрея Болтнева нашел не Леша Герман, а Витя Аристов, который ездил по Сибири. Леша может сколько угодно плести, что кино — это сны. Но я-то знаю, что это коллективное творчество…
У Никиты Михалкова на съемках шашлыки жарят, купаются, в футбол играют, а Германа вся группа ненавидела. Однажды они пошли выбирать натуру в зоопарк. Подошли, где стояли верблюды. Лешка стал жестикулировать, показывать на верблюда. Верблюду все это не понравилось, и он плюнул. И попал Лешке в лицо. А плевок верблюда — это такая клейкая масса, которую сразу не сдерешь. Какие счастливые лица были у всей группы! Для них это был самый светлый день за весь съемочный период…»
Противопоставлять Н. Михалкова и А. Германа в последние годы стало модной традицией. Правда, и сам Герман никогда не скрывал своих натянутых отношений с кланом Михалковых. В одном из интервью он высказался на этот счет совершенно однозначно: «Я телевизор включаю только специально. Вот смотрел недавно Кончаловского, он всегда говорит хорошо, он умный. Жизнь свою он, конечно, проиграл, потому что мог стать крупнейшим режиссером нашего века, но не стал. А брата его, Никиту, мне всегда слушать неинтересно. У них странность существует: Андрон реализовал себя на 10 процентов, а Никита на все 150, если не больше. Но оба очень интересные режиссеры, без них было бы скучно, потому что никто в мире ни о ком из нас не слышал — знают только их…
Я ни в чем и ни по какому поводу не согласен с Никитой Михалковым. Мы с ним противоположные люди. Я могу с ним согласиться только по линии искусства. Например, в том, что он снял очень хорошую и во многом новаторскую картину «Свой среди чужих, чужой среди своих». Я готов согласиться, что «Механическое пианино» хорошая картина, хотя местами и вторичная, хорошая картина «Обломов». На этом Никита Сергеевич Михалков как кинорежиссер для меня кончился. А по линии общественных позиций мы с ним на разной земле живем.
В Каннах его фильм «Утомленные солнцем» поделил второй приз с китайцем. Но это решение я считаю несправедливым. Ему вообще ничего не нужно было давать. Покойный Кайдановский, который был в тот год одним из членов жюри, мне когда-то говорил, что этот приз для Михалкова выдавил он. Был бы я тогда в жюри, не дал бы этой картине ничего. Мне такое искусство не нравится. Оно не имеет никакого отношения к реальности…»
Из других интервью А. Германа: «Я всегда был мрачным. Я всегда ненавидел свое кино и всегда его дико боялся. Иногда прихожу и думаю: сейчас со страху лягу на пол. Ничего не понимаю, что я делаю. У меня два страха: один — сделать плохой фильм и другой — все остальные страхи. Но страх сделать плохой фильм сильнее…
У моей жены Светланы критический ум. И, очевидно, я бы не смог ни с каким другим человеком так работать. Светлана сидит за машинкой, я по спине Светланы чувствую, что ей не нравится, и начинаю беситься, она даже голову не повернет, но я по спине понимаю, что пошло не туда. Я не скрываю, что вряд ли смог бы стать известным режиссером без Светланы. Но и могла бы без меня Светлана писать — сказать не могу.
Таких режиссеров, как Сергеев (Виктор Сергеев снял фильмы — «Гений», «Шизофрения» и другие. — Ф. Р.), должно быть большинство. А я занимаю другую нишу — «трудного» кино, к которому относятся и «Зеркало» Тарковского, и «Рим» Феллини. Я вот не умею читать детективы — прочел как-то полстраницы, отложил и больше не брался. А жена их любит…
Я хотел бы поработать в театре. Мне это интересно. Там, конечно, гораздо меньше денег зарабатывают, но зато ситуация иная, нежели в кино. Мне надоело ходить с протянутой рукой, что-то просить, клянчить. А потом, если в кино все лопнуло, то в театре этого не произошло…»
P. S. В начале января 1999 года в Москве, в Малом театре, прошло седьмое вручение Российской независимой премии поощрения высших достижений в области литературы и искусства «Триумф». Среди пяти награжденных — статуэткой «Золотого эльфа» и премией в 50 тысяч долларов — был и режиссер А. Герман.
Александр ГРАДСКИЙ
Александр Градский родился 3 ноября 1949 года в городе Копейске, в Челябинской области. Его отец — Борис Градский работал инженером на заводе, мать — Тамара Павловна была артисткой драматического театра. В свое время ее приглашали играть во МХАТ, но она вынуждена была отказаться и уехать вместе с мужем на Урал, куда его распределили после окончания института на один из заводов. В Москву Градские вернулись в 1957 году. Однако ввиду чрезмерной занятости родителей (отец работал на заводе, мать руководила театральными кружками, а затем была литературным сотрудником в журнале «Театральная жизнь») Александр несколько лет жил за городом, у бабушки, в деревне Расторгуево Бутовского района. Только в 1961 году он переехал в Москву, на Вторую Мосфильмовскую улицу. Гранит среднего образования Градский «грыз» в школе № 76.
Проча своему сыну карьеру классического музыканта, мать отдала его в 7-летнем возрасте еще в одно учебное заведение — Гнесинскую музыкальную школу по классу скрипки. Однако через полтора года обучения педагог Градского Соколов Виктор Васильевич перевелся в другую школу — имени И. Дунаевского; следом за ним туда же перевелся и весь его класс. И все же увидеть своего сына в лучах славы Тамаре Павловне было не суждено — в 1963 году она скончалась после продолжительной болезни.
Вскоре после смерти жены отец Александра женился во второй раз, и около двух лет они жили вчетвером: отец, мачеха, бабушка (другая — московская) и Александр. Но года через два «молодые» с квартиры съехали, и Градский остался на попечении бабушки. По его же словам, несмотря на то что отношения с отцом продолжались, жили они порознь и Александру пришлось стать самостоятельным. В его жизнь навсегда вошла музыка.
Рассказывает А. Градский: «Я находился в привилегированном положении: мой дядя, танцор в фольклорном ансамбле Моисеева, часто ездил на Запад (тогда это была редчайшая возможность) и привозил оттуда настоящие пластинки. И вот в эти годы я впервые получил возможность слушать эти высококачественные пластинки на фирменной аппаратуре. Мне это сразу понравилось. Особенно Элвис Пресли тогда был очень хорош. Запомнились и первые блюзы. Была еще пластинка Луи Армстронга, и была пластинка саксофониста Стена Гетца, ну и другие вещи. Всего пять или шесть пластинок. Короче говоря, благодаря дядиным пластинкам и дядиной роскошной заграничной стереосистеме с великолепным звучанием у меня появилась возможность в лучшем виде представить себе самую модерновую, по мировым понятиям, музыку, в то время как здесь был период совершенного неведения. Я начал имитировать услышанное лет в двенадцать: ставил диски и пел вместе с Пресли и прочими. Когда мне было тринадцать, я пошел в студию «звуковых писем» на улице Горького и записал там «Тутти-Фрутти» Литл Ричарда. До сих пор эта вещь где- то у меня валяется. Но рок-н-ролл не был для меня всем. Я учился в музыкальной школе, и там мы слушали Шаляпина и Баха. Дома я «попугайничал» не только с американскими хитами, но и подпевал Леониду Утесову и даже Клавдии Шульженко. Я любил советские музыкальные фильмы, особенно «Волга-Волга», «Веселые ребята», «Карнавальная ночь».
