старательно изображал из себя взрослого и был в светло-коричневом костюме, при галстуке-бабочке и тщательно причесан.

В 1958 году Петросян предпринимает первую попытку утвердиться на самодеятельной сцене. Он приходит в клуб Шаумяна, где набирали самодеятельную эстрадную труппу, и читает фельетон «Человека забыли». Присутствующий на экзамене артист Георгий Какалов вполне удовлетворен его способностями и произносит знаменательную фразу: «Вы далеко пойдете, молодой человек, потому что умеете держать актерскую паузу». Петросян плохо представляет себе, что такое «актерская пауза», но на душе у него становится приятно от этих слов. В труппу его принимают, несмотря на то что он самый младший — ему всего лишь тринадцать лет. Вскоре состоялось его первое боевое крещение на публике, причем читать ему пришлось все тот же фельетон «Человека забыли».

Вспоминает Е. Петросян: «Потрясающе! Первый раз вышел на сцену настоящего клуба. Меня объявили: «Выступает Евгений Петросян!» Я подошел к микрофону, яркий свет ослепил меня. В рампе были очень сильные лампочки. Смотрю в зал, а там только огромное черное пятно. Но понимаю, что это ничего не значит, публика видит меня хорошо — вот главное. Фельетон «Человека забыли» начинается серьезно — про Фирса из «Вишневого сада», а потом о современном Иване Ивановиче Фирсове, вселившемся в новую квартиру. А строители, когда строили, забыли о том, что человек в этой квартире должен жить.

Незабываемое ощущение смеющегося зала. Мне окончательно ясно, что жить без этого я не смогу…»

Стоит отметить, что родители не очень одобряли увлечение сына сценой, считая актерскую профессию несерьезной. Поэтому каждое лето мама будущего комика, устраивала его на работу в качестве ученика то к слесарю, то к столяру, а однажды и сам Евгений втайне от матери пошел работать грузчиком на лимонадный завод. Именно тогда он заработал свои первые большие деньги — 50 рублей. По этому случаю мама устроила банкет — накупила на этот «полтинник» разных деликатесов и позвала гостей. Но самому Петросяну это празднество было не нужно. Он тогда с досадой подумал: «Как же так? Я полмесяца трудился, как ишак, а она за один вечер все потратила!..».

Отыграв год на сцене самодеятельной труппы в клубе Шаумяна, Петросян затем попадает в эстрадную труппу Дома культуры моряков, которую возглавляла знаменитая бакинская комедийная артистка Маргарита Шамкорян. Говорят, послушав Петросяна, Шамкорян сказала, что «Божья милость посетила этого юношу». Первой серьезной ролью Петросяна в этом коллективе был Афанасий Иванович в отрывке из «Сорочинской ярмарки». Затем он исполнял роль мнимого слепого-попрошайки в эстрадном обозрении «Кто не работает, тот не ест».

В конце 50-х Петросян вел довольно активную жизнь на бакинской эстраде. Кроме работы в труппе Дома культуры моряков, он был занят в одном из спектаклей кукольного театра при местной филармонии, а также конферировал в концертах эстрадного оркестра. Он играл сцену из «Сорочинской ярмарки», читал «Курочку Рябу», несколько басен, фельетон «О будущем», исполнял репризы.

В 1960 году Петросян поступил в труппу Народного драматического театра под руководством Валентина Валентинова. Его первыми ролями там были: инспектор полиции в пьесе «Доброго пути, Долорес» и старый рабочий Уста-Мурад в пьесе «Осенние листья». С последней ролью связано первое упоминание фамилии Петросяна в прессе. Случилось это 29 ноября 1961 года, когда в одной из бакинских газет некий корреспондент написал: «…И рядом с ними блеснул настоящим комическим дарованием самый молодой артист, десятиклассник Е. Петросян, играющий оператора Уста-Мурада».

В том же году Петросян окончательно определился с выбором — он поступит в театральный институт, а если поступить не удастся, то будет работать на сцене без института — кем угодно и где угодно. К примеру, в Тульской филармонии, куда Петросян в том же году отослал фотографии со своих выступлений. Однако вскоре из Тулы пришел ответ: мол, вы не аттестованный артист, поэтому взять вас на работу нельзя. Однако Петросян не расстроился, он подумал: «Если не получилось попасть на эстраду с запасного входа, будем идти через главный». Весной 1962 года он отправился в Москву — поступать в театральный институт. Собирая его в дорогу, мать, которая не верила в успех этого мероприятия, напутствовала его так: «Сынок, быть плохим артистом, да еще эстрады, — большое горе: мало того, что ты плохой специалист, так еще сколько свидетелей приходят ежевечерне на твой позор. А хорошим артистом ты вряд ли станешь».

В Москву Петросян приехал с репертуаром, который состоял из трех «разделов». Он знал множество стихотворений, басен, рассказов, подготовленных специально и не специально для поступления в институт; затем у него имелся именной репертуар, и, наконец, он знал эстрадную драматургию — насколько ее вообще можно было узнать из печати и по выступлениям артистов, приезжавших в Баку на гастроли. Чтобы увеличить вероятность успеха, Петросян подает документы сразу в три вуза: в Школу-студию МХАТа и театральные училища имени Щепкина и Щукина (в последнем у него был блат — концертмейстер Театра имени Вахтангова, к которой получил рекомендательное письмо от бакинского коллеги). Однако ни в одно из этих заведений Петросян так и не попал. В Школе-студии после второго тура ему сказали: «Мы обычно не беседуем с абитуриентами, а вот с вами… Мы долго спорили о вас. Вы уже сложившийся актер, а нам нужен сырой материал, из которого мы могли бы лепить то, что нам нужно…»

В Щепкинском училище после экзамена ему сказали совершенно противоположное: «Вы настолько молоды, что нам очень трудно определить сейчас: актерские ли это задатки или всего лишь детская непосредственность? Если все это вы сохраните через год, мы вас обязательно возьмем!»

В «Щуке» Петросяну вообще ничего не сказали, даже не допустили до следующего тура. Ситуация была аховая, но, на счастье, у Петросяна имелось в запасе последнее оружие — еще одно рекомендательное письмо, на этот раз от бакинской актрисы Павловской к примадонне Театра оперетты Татьяне Саниной.

Вспоминает Е. Петросян: «У служебного входа Театра оперетты — теперь не помню, как я узнал о времени, когда должна выйти примадонна, — дождался Татьяну Леонидовну Санину. Я знал ее в лицо (Петросян все дни своего пребывания в Москве ходил по театрам и смотрел все премьеры. — Ф. Р.) и решил от безысходности побороть стеснение и подойти к ней. Первым вышел улыбающийся артист Карельских, за ним Санина. Константин Дмитриевич бархатным голосом, известным на всю страну (он часто дублировал зарубежные фильмы), сказал: «Таня, ты меня чуть не поцеловала!» Я опешил. Оказывается, речь шла об их автомобилях — рядом впритык стояли две новенькие «Волги». Увидев, что Санина направляется к машине, я сделал усилие над собой.

— Татьяна Леонидовна, здравствуйте, у меня к вам письмо! Помогите, пожалуйста, если можете…

Санина быстро прочитала письмо от своей подруги.

— Кем вы хотите стать?

— Артистом эстрады!

— Мой приятель Леонид Семенович Маслюков открыл эстрадную студию. Она находится на ВДНХ в Зеленом театре. Я позвоню ему, он вас посмотрит и, если вы понравитесь…

Спасибо Татьяне Леонидовне, я ведь не знал о существовании этой студии!

…Ко мне вышел высокий, с выразительным лицом, голубоглазый человек. Он тихо проговорил:

— Здравствуйте. Какой у вас жанр?

Маслюков разговаривал со мной, как со взрослым артистом. Я не знал, какой у меня жанр. Вспомнилась реплика моих родственников: «…как талантливо трансформируется Райкин». Вот я и ответил:

— Я трансформатор.

Для того, кто разбирается в терминологии, этот ответ выглядел весьма комично, так как артисты- трансформаторы работают в цирке, с помощью ассистентов за одну-две секунды меняют костюмы. Поэтому Маслюков спросил:

— А где ваш реквизит и помощник?

— Реквизит мне не нужен, — сказал я, — а помощников у меня нет!

Ни один мускул не дрогнул на лице Маслюкова:

— Что ж… Интересно… Пойдемте, покажите мне, что вы умеете.

— Наверное, тридцать-сорок минут я читал Леониду Семеновичу эстрадные тексты, он молча внимательно слушал. Не смеялся, как обыкновенный зритель. Но я понял: это потому, что передо мной