Я обомлел. В углу на балалайке бренчал мой приятель Сергей Саркисов — парикмахер с железнодорожного вокзала, он аж присвистнул. Клиент в кресле подчеркнуто хмыкнул.
Когда Чермен разглядел его в зеркале, то моментально исчез. Высоцкий, однако, виду не подал, после стрижки протянул трояк, хотя я, как мог, упирался, чтобы не взять, и собирался на выход. Но тут же обратился к Сергею:
— Можно мне тоже на балалайке поиграть?
Я воспользовался паузой и придумал, как вину Чермена загладить.
— Владимир Семенович, — говорю, — ради бога, не обижайтесь. Если время позволит, может, по стопочке? — а сам достаю початую бутылку «Сибирской», которую тогда только у нас в гостинице можно было достать.
— Ни одной, — категорически отвечает Высоцкий.
А я ее прямо на стол. Он же, как увидел бутылку, сразу подобрел:
— Ну ладно, давайте по одной.
На каждого из нас пришлось граммов по семьдесят. После этого Высоцкий отправился в номер. Мы еще пару минут посудачили с Сергеем, но тут Высоцкий опять возвращается:
— Знаете что, я решил с вами продолжить знакомство, — и ставит на стол бутылку водки вместе с вареной курицей. — Давно играете на балалайке? — спрашивает моего приятеля.
— Деточка, мне иногда кажется, что я и родился с ней, — отвечает Сергей.
— Давайте старую тбилисскую песню споем, — предлагает Высоцкий.
Вот под эту песню мы бутылку и распечатали.
— Очень люблю кавказские мелодии. Давайте что-нибудь еще споем, — говорит Высоцкий.
За песнями бутылка и кончилась. Вдруг раздался громкий стук в дверь.
— Владимир Семенович, я вас уже полчаса ищу, пора на концерт ехать. — Это был голос администратора.
— А вы скажите, что я заболел, придумайте что-нибудь, — отвечает тот через дверь.
Я, конечно, моментально усек, что хорошим наше представление не кончится. И правда, через пару минут стучится в дверь сам директор гостиницы:
— Баранов! — кричит. — Открой немедленно!
Что делать? «Под мухой» с директором не хотелось общаться, да еще в присутствии Высоцкого. К тому же мысль мелькнула: вдруг меня заставят неустойку за сорванный концерт платить. Пришлось капитулировать через черный ход.
Чем дело наверху закончилось, мне после Сергей рассказал. Двери директору все-таки открыли. Корить он никого не стал, лишь пообещал мне трепача задать. Администратор, поняв, что концерта сегодня не будет, от Высоцкого отстал, а тот, в свою очередь, предложил Сергею и еще одному нашему общему другу, который ко мне подошел до того, как мы заперлись, прогуляться по набережной Терека. Вышли они из гостиницы и наткнулись на фотографа Моисеенко. Вот тогда он их и сфотографировал возле суннитской мечети вместе, а потом поодиночке.
После бродили по городскому парку, пока не наткнулись на открытые двери ресторана «Нар». Продолжили знакомство. Через час получили от официантки счет на 87 рублей. Сергей потянулся за бумажником и вдруг услышал над собой зычный голос капитана Жеглова:
— Сидеть всем на месте и не шевелиться!
Высоцкий встал, отсчитал девять червонцев официантке…
Выйдя из «Нара», Высоцкий сослался на усталость и отправился в гостиницу…»
Во время пребывания в Северной Осетии Высоцкий едва не удостоился звания народного артиста. Дело в том, что, несмотря на всю свою фантастическую популярность, он не имел никакого звания, что, конечно же, было несправедливо, учитывая ту славу, какую он имел в стране. Однако мечтать о том, что в родной Москве чиновники от культуры позволят ему стать хотя бы заслуженным артистом РСФСР, было бы по меньшей мере наивно, так как, во-первых, в отношении Высоцкого существовала определенная предубежденность, во-вторых — в этом деле соблюдалась строгая иерархия и деятели искусства удостаивались подобной чести по прошествии определенного времени, то есть стоя в длинной очереди. Исключения, конечно, были (когда артисты получали высокие звания раньше положенного срока), но они были крайне редки, что называется, наперечет. И Высоцкий под это исключение вряд ли подпадал (как, например, и его коллега Валерий Золотухин, который удостоится звания заслуженного в 81- м).
Между тем у эстрадных артистов имелась возможность ускорить этот процесс посредством получения званий не в Центре, а в республиках, особенно мелких. Дело в том, что там своих популярных артистов было не очень много и поэтому «делать план» (то есть зарабатывать деньги) местные филармонии могли с трудом. Для чего там и была введена в практику такая мера, как «привязка» к филармониям популярных артистов из Центра посредством присуждения им республиканских званий. После подобного награждения артисты обычно легко соглашались приезжать в эти регионы и «делать план» как на благо себе, так и на благо местного бюджета. Именно такой вариант и подразумевало собой награждение званием заслуженного артиста Владимира Высоцкого.
Вспоминает Н. Тамразов: «В Северной Осетии, где я проработал много лет, министром культуры был тогда Сослан Евгеньевич Ужегов, по работе мы хорошо знали друг друга. Когда я стал работать в Москве, наши отношения не прерывались, в республике меня „держали за своего“. К этому времени Сослан Евгеньевич работал уже заместителем председателя Совета министров Северной Осетии. Звоню ему:
— Такой человек, как Высоцкий, работает в нашей республике, работает по всей стране от Вашей филармонии. Примите нас…
— Приходите, — отвечает Ужегов.
Мы пришли в его кабинет втроем: Володя, Гольдман (организатор концертов Высоцкого.
— Никаких проблем. Нам будет приятно, что такой человек носит имя нашей небольшой республики.
Он дал команду заполнить документы, и на этом мы с Ужеговым расстались. Документы такие: Высоцкого — на заслуженного артиста, меня — на заслуженного деятеля искусств.
Выходя из кабинета, Володя говорит:
— Тамразочка, ты представляешь, я — заслуженный артист Северной Осетии. Как-то смешно…
— Действительно, смешно. Вот — народный…
Я вернулся в кабинет:
— Сослан Евгеньевич! Уж давать так давать! Это же Высоцкий — его вся страна знает. Я уже не говорю, сколько он нашей филармонии денег заработал…
— Но мы же говорили о заслуженном… Народного? Почему нет?
Он тут же позвонил и переиграл ситуацию: в филармонии стали заполнять документы на народного.
А что произошло дальше? Я думаю, что для реализации этой идеи Ужегову пришлось выходить на обком партии, а там это дело задавили. Скорее всего эти перестраховщики из обкома подумали: как это так — в Москве Высоцкому не дают, а мы — дадим?! А может быть, и позвонили «наверх», не знаю. Но чтобы Высоцкий сам отказывался — этого я не помню…»
Отметим, что в Орджоникидзе Высоцкий выступил в нескольких местах: во Дворце спорта, в ДК «Металлург», а также в двух режимных учреждениях: в Высшем зенитно-ракетном командном училище ПВО имени И. Плиева и училище МВД имени С. Кирова.
12 октября Высоцкий уже в Москве — пришел пообедать в ресторан Дома литераторов. Вот как об этом рассказывает свидетель событий — корреспондент болгарской газеты «Народна култура» А. Абаджиев:
«12 октября. За два дня до этого я приехал в Москву в качестве корреспондента и крутился, чтобы улаживать неизбежные формальности. В обеденное время я оказался недалеко от Дома литераторов и зашел туда, чтобы наскоро перекусить. У входа на меня буквально налетели двое знакомых болгар. У них была встреча с Евгением Евтушенко, но им был нужен переводчик. Пока я пробовал отказаться, явился и сам Евгений Александрович. У него было очень веселое настроение — недавно родился
