похитили, когда она сюда приехала. И заставили заниматься сексом с тобой и Эмили. И ты это делал, Джонатан, по доброй воле. И что ты после этого за человек?
Он бросил на меня беспокойный взгляд и снова уставился в пол.
— Я не знаю. Я не знаю, — повторил он.
— Скажи мне, что ты помнишь о ней, любой пустяк?
— На ней было кольцо. Она сняла его перед тем, как начали снимать. Камни были такими большими, что все время нас царапали.
— Какие камни?
— Красные… они не могли быть рубинами, но густо-красные. Два больших, заостренных, похожи… не знаю, на клешню краба.
«Похоже на клешню краба». Я вспомнил слова Аниты, сказанные вчера утром. Это не обручальное кольцо. Это для защиты. Талисман.
Я встал, прошелся по комнате и остановился у фотографии трех башен, составляющих Медицинский центр Говарда.
— Как ты считаешь, Джонатан, нужно строить четвертую башню? Я знаю, что этого очень хочет твоя мама.
— Разумеется, нужно. И Деннис тоже за. Это выражение уверенности в семье, преемственности, традиции. Других вариантов быть не может.
— Джессика думала иначе. И Шейн тоже не согласен.
— Шейн рано или поздно согласится, — сказал Джонатан. — Но вряд ли сегодня подходящий день, чтобы обсуждать планы такого сорта. Что-нибудь еще?
— Еще одно я хотел бы знать. Касается Эмили. Вчера она находилась в доме в Ханипарке. Она днем уходила из дому?
Джонатан кивнул.
— И когда вернулась? Как она выглядела?
Он покачал головой.
— Я понимаю, ты хочешь быть лояльным по отношению к кузине. И можешь мне поверить, я не пытаюсь вызволить твоего дядю, свалив вину за убийство матери на Эмили. Но полицейские далеко не дураки, и если они доберутся до нее первыми, ей придется несладко.
— И что, вы ее защитите? Если она это сделала, если она убила Дэвида Брэди, вы попытаетесь вызволить ее, так? Потому что я бы поступил именно так.
— Не это ли ты сделал? Дом в Ханипарке сегодня сгорел дотла. Там что-то было? Вещественные доказательства?
Джонатан снова потряс головой.
— Я видел тебя поблизости. В гостинице «Вудпарк» вместе с братьями Рейлли. Сколько времени прошло с начала пожара?
Джонатан беспокойно взглянул на меня и отвернулся.
— Мне… мне необходимо было позаботиться, чтобы они не болтали о том, что знали.
— И что такое они знали? Что Эмили убила свою мать?
— Не мать, Господи!
— Ты в самом деле думаешь, что она убила Дэвида Брэди, Джонатан?
— Я не знаю. Она так на него злилась. Ей казалось, что ее заставили сниматься в этом фильме, она была вне себя от злости. В то утро она ушла, а когда вернулась, была не в себе, как будто случилось что-то ужасное. Она пошла в ванную комнату, приняла душ, свернула всю одежду в узел и положила на дно шкафа. Затем сказала мне, что мы должны заняться сексом. В самом разгаре начала царапаться, драться. Затем плакать. Потом снова секс. Я очень сильно завелся, тоже плохо соображал. Не знал, что случилось, что вообще происходит. Это продолжалось весь день, пока вы не приехали. Какой-то кошмар.
— А одежда? Она просто оставила ее там?
— Думаю, да.
— А сегодняшний пожар?
Джонатан медленно выдохнул.
— Если они не найдут никаких вещественных доказательств, то не смогут привязать ее к убийству. Но я ничего не знаю о пожаре. Я дом не поджигал. — Он поднял на меня глаза. — А Уэнди… что случилось с ней?
— Сегодня она все еще была у тех людей, которые ее похитили, — сказал я. — Она видела, как твой друг Шон Мун убил твоих друзей Уэйна и Даррена Рейлли.
— О Господи!
— Потом она убежала. Но не благодаря тебе.
Я вышел в холл с таким ощущением, что знаю меньше, чем когда пришел.
Когда я открывал дверь, мне показалось, что я слышу, как мальчишка плачет.
Я пошел вниз по Уэстморленд-стрит к реке и некоторое время смотрел на воду, радуясь ее спокойному, уверенному течению. Компании пьяных мужчин и женщин шатались по набережной с криками и визгом. Казалось, они пытаются вернуть вечер Хэллоуина — так старались. Я им завидовал; впрочем, я завидовал всем, кто не знал того, что знал я. Я позвонил Шейну Говарду, сообщившему мне, что он дома, а не в тюрьме, и он спросил, нашел ли я мерзавцев. Я сказал, чтобы он не беспокоился, что его деньги у меня; он обрадовался и засмеялся своим оглушительным смехом, от которого я чуть не оглох, а затем дал мне номер телефона Аниты Венклова и адрес.
Анита жила на Норт-Кинг-стрит. Путаницу я отнес на счет негодования, охватившего Шейна Говарда при одном упоминании о северных районах Дублина. Такси высадило меня около цепочки унылых лавок; двери и окна большинства из них уже были закрыты металлическими ставнями. Анита жила над химчисткой, я позвонил ей, она спустилась и пригласила меня. Она и сестра находились на втором этаже в комнате, освещенной лампочкой без абажура и слишком маленькой даже для одного человека. Имелись там еще раковина, газовая плита на две конфорки и два пластмассовых стула. Мария сжалась в комок на матрасе. Она была в сером спортивном костюме, коленки поджала к груди и смотрела телевизор, по которому показывали Джеймса Каана, делавшего что-то непотребное в Лас-Вегасе.
Анита подошла и что-то прошептала сестре; Мария покачала головой, на меня смотреть она отказывалась. Не могу сказать, что я винил ее за это. На ее месте я бы отказывался смотреть на ирландца до конца дней своих. Анита приглушила звук телевизора, затем вернулась и села на пластмассовый стул напротив меня.
— Мистер Лоу, спасибо. Моя сестра тоже благодарит вас. Она слишком расстроена, чтобы говорить.
— Меня это не удивляет. Вы уверены, что здесь вы в безопасности? Кто еще знает, что вы здесь?
— Только мистер Говард. И Джерри.
— Джерри Далтон?
— Да. Он пытался нам помочь.
— Мне нужно связаться с Джерри Далтоном.
— Я не могу сказать.
— Но вы же помогали ему, так? Оставляли для меня записки в машине?
— Да, но я не знаю, что они значат.
— Я тоже. Я хотел бы поговорить с ним и выяснить.
Мария издала какой-то звук, и Анита пошла к матрасу, чтобы перевести.
— Мария говорит, конечно, потому что вы помогли нам. Сегодня он будет в регби-клубе. Он работать.
— Спасибо. Я ведь даже не знаю… Откуда вы, Анита? Из Польши?
— Из Вильнюса. Литва.
— У вас в порядке документы?
— Да, конечно.
