– Ты, должно быть, помнишь немое кино. Последнее дело, которым я занимался, приносило мне тысячу долларов в день.

– Тысячу долларов? Ты, вроде, говорил, что ты обезьянка, которая помогает шарманщику.

– Да, начиналось так.

– И что случилось потом?

– Шарманщик умер, а обезьянка заняла его место.

Линда поднесла руку к горлу, глаза ее расширились.

– Ты мне этого не говорил. Как умер твой босс?

– Его убили.

– Ты нашел того, кто это сделал?

– Это была его жена.

– Жена?

– Ну, в таких случаях почти всегда замешана жена. Да, я поймал ее.

Линда допила коктейль и закурила сигарету. Ее руки дрожали, но она заставила себя успокоиться.

– Мы, кажется, говорили о деньгах? – напомнил я.

– Как насчет семисот пятидесяти в день?

– Хорошо. Ты раздобыла записи?

– Они все исчезли, – сказала Линда. – Я искала их сегодня в кабинете. Счета, корреспонденция, личные фотографии – ничего не осталось.

– Ты, по-моему, говорила, что все на месте?

– Я думала, что все на месте. – Она указала на пирамиду коробок на кухонном столе. – Все было в этих коробках, даже свидетельство о рождении Питера. Но в них кто-то копался.

На каждой коробке была наклеена бирка: «Банк – счета, чековые книжки»; «Эйерком, Вудафон»; «Недвижимость»; «Акции». Все коробки оказались пусты.

Она махнула рукой и сильно тряхнула головой, словно приказывая себе собраться, села, уставилась в пол и сжала ладони между коленями в маленькие кулачки. То, что у нее менялось настроение каждые тридцать секунд, меня очень утомляло. Непонятно было, виновата она, испугана или просто необдуманно ведет себя из-за выпитого алкоголя.

– Можно я осмотрю его кабинет?

– Он наверху, последняя дверь по коридору.

Белая гостиная закруглялась и заканчивалась лестницей, ведущей наверх. Я дошел до конца коридора и открыл дверь кабинета Питера Доусона. Деревянные ставни были закрыты, и я включил свет. Вдоль всей стены висели полки, уставленные коробками, в которых находились документы, освещавшие все аспекты жизни Питера: папки, связанные со школой, университетом и работой; «Плаванье», «Теннис», «Парусный спорт»; папки, посвященные филателии, коллекционированию открыток, футболу и бойскаутам; две под названием «Альбом для наклеивания вырезок – поп» и «Альбом для наклеивания вырезок – спорт». Линда была права: у Питера вся жизнь была разложена по этим папкам. Я просмотрел каждую коробку. Пустыми оказались две безымянные, три с надписями «Семья 1», «Семья 2» и «Гольф-клуб».

На письменном столе из дуба, без ящиков, стоял «Макинтош» – на полукруглой белой подставке, с монитором самой последней модели. Пока компьютер загружался, я осмотрел кабинет. На одной стене висел органайзер на два года, с пометками вроде: «Долина Аргус – 64 кв., Городские дома – сентябрь 2006» и «Спортивный центр Гленкурт – 18 месяцев». На полке с книгами преобладали биографии спортсменов и деловых людей, было несколько учебников по парусному спорту.

На столе стояла фотография: двое мужчин и скаковая лошадь. Один был плотный, загорелый, довольный собой. Одет он был в куртку и кепи из твида. Я не смог вспомнить его имени, но точно знал, что в шестидесятых он был крупной фигурой в сфере недвижимости; в газетах его называли «Первый миллионер Ирландии». Второй мужчина на фото был стройнее, чем когда я видел его в последний раз; маленькие холодные глазки с подозрением выглядывали из-под полей мягкой фетровой шляпы: Джон Доусон, отец Питера.

Я сел за компьютер и быстро пролистал папки, но почти все они оказались связаны с работой: крупноформатные таблицы, прибыль, бухгалтерский учет расходов и так далее. Если тайна исчезновения Питера скрывается здесь, мне придется нанимать специалиста, чтобы продраться через всю эту информацию. Я открыл «Ворд» и прошелся по «последним документам». Большая часть их, сохраненных под названием «1111» или «НННН», была удалена, остались только диалоговые окна: «документ 1111 не может быть открыт, так как не найден исходный элемент». Самый последний файл был сохранен как «ткэк» – «тем, кого это касается», но он открывался как пустая страница. Интересно, Питер ничего не записал, или содержимое было удалено кем-то другим? Я открыл свойства документа: дата создания – пятница, 16 июля, 13.27; дата последнего изменения – вторник, 20 июля, 12.05. Как раз вчера после полудня кто-то стер то, что было там написано, но не удалил файл.

Я нырнул под стол, чтобы посмотреть, не валяется ли там какой-нибудь интересный мусор, но пол был идеально чист, как будто его мыли сегодня, корзина для мусора из нержавеющей стали была пуста, только на дне остался яблочный огрызок.

Я быстро осмотрел другие помещения на втором этаже: большая ванная, облицованная белым кафелем, две спальни, обставленные скромно и безлико – сразу можно было догадаться, что они предназначены для гостей, третья спальня с множеством книг по искусству, серебристым ноутбуком «Эппл», масляными красками, блокнотами с эскизами и холстами на подрамниках; спальня хозяина, из которой открывался такой же сногсшибательный вид, как и из гостиной, да еще на стене висело огромное абстрактное полотно. Картина – два огромных ярких мазка красной и рыжей краской – излучала темную, необузданную энергию, которая в одинаковой мере была и страстной, и мрачной. Если бы я не знал, что Линда, возможно, намалевала это за один вечер, я подумал бы, что работа принадлежит кисти гениального Ротко. Уже в школе Линда частенько зарабатывала кругленькие суммы, снимая копии с картин старых мастеров и продавая их людям, которые полагали, что висящее над камином полотно Ренуара или Моне облагородит их мещанскую обстановку.

Линда внизу ела банан и пила кофе – передышка от пьянки. Она посмотрела на меня на этот раз более трезвым взглядом.

– Ты что-нибудь нашел? Был взлом?

– Не знаю. Вот еще три пустые коробки.

Я положил их на стол.

– На двух надпись «Семья»…

– Питер хранил в них все фотографии. Свадьба его родителей, его детство… Они тоже пропали?

– А про «Гольф-клуб»?

– Не знаю. Питер не состоял ни в одном гольф-клубе. Он не играл в гольф.

– Ты уверена?

– Конечно. Мы… все же не стали окончательно чужими. Не успели.

Неожиданно для самого себя я спросил:

– Вы с Питером решили не заводить детей?

Линда вспыхнула и на миг уткнулась взглядом в чашку с кофе. Потом покачала головой и напряженным, срывающимся голосом сказала:

– Нет, просто не получалось. Это я виновата. Слишком затянула с этим, наверное. И теперь я… бесплодна. Да, бесплодна. Бесплодная женщина. И… думаю, брак наш пошатнулся, когда это выяснилось. Я предложила Питеру развестись, но он сказал «нет». Ему, видимо, нужно было сказать «да», потому что с тех пор мы… как-то успокоились и стали отдаляться друг от друга.

– Вы собирались встретиться в пятницу, чтобы поговорить о расставании. Питер знал, что было на повестке дня?

– Конечно. Он должен был знать. Это важно?

– Да, потому что это может быть причиной, по которой он скрылся. Хотел избежать разговора, а к тому времени, когда он вернется…

– Она все решит сама. Ты тоже бы так сделал?