– Нет. Но он работает на совет. В плановом отделе.
– Если я зачитаю список имен, не мог бы ты сказать, кто из них имеет отношение к совету графства Сифилд?
– А этот список длинный? Я тут нянчусь с тремя детьми, которым еще и пяти нет.
Я быстро пробежал по списку, включая Харвея и Лавелля.
– Ага, большинство из них либо члены совета, либо работают на совет.
– А кто такой Сеозам Маклайам?
– Заноза в заднице, вот кто. Он против всего: против развития, против строительства, против всех и вся, что построено меньше двухсот лет назад. Мы все жили бы на обочине дороги, если бы решение вопросов было поручено этому мистеру Уильямсону. Только он вообще не хотел никаких дорог.
В трубке раздался звон разбитой посуды, пронзительный вопль и детский плач.
– Мне пора! – буркнул Дэгг и бросил трубку.
Мистер Уильямсон? Сеозам Маклайам. Конечно: Маклайам – сын Лиама – ирландский вариант Уильямсона. А Сеозам – это ирландский вариант Джозефа. Я так долго жил за границей, что позабыл: в Ирландии особый язык. Даже если большинство ирландцев и предпочитают не говорить на нем. А миссис Уильямсон была его женой, теперь стала его вдовой и приходила опознать тело.
Джозеф Уильямсон.
Дж У.
Исчезновение Питера Доусона и смерть члена совета, по-видимому, были связаны. Пришла пора поговорить с Томми Оуэнсом.
Когда я проезжал мимо парка Сифилд-Променад, тело Маклайама-Уильямсона упаковали в мешок и погрузили в полицейскую скорую помощь. Команда с местного телевидения снимала сюжет. Я заметил Фиону Рид, которая отмахивалась от микрофона журналиста. На Иден-авеню виднелись особняки двадцатых и тридцатых годов, скрытые от дороги огромными платанами, ясенями и каштанами. Листья казались ядовито-зелеными в лучах вечернего солнца. В Куорри-Филдс дети катались на скейтбордах по дороге, которую я еще не привык называть дорогой к дому. Томми Оуэнс в старых драных штанах полировал «вольво» шестьдесят пятого года и бурчал себе под нос какой-то мотивчик. Увидев меня, он бросил тряпку.
– Эд, пистолет исчез. Я проверял в шкафу… – заговорил Томми взволнованным шепотом.
– Все в порядке, Томми. Я его забрал.
– Он у тебя с собой? Или…
– Я его приберегу. Не беспокойся.
Томми взглянул на меня из-под нахмуренных бровей. Я подмигнул ему и повернулся к машине.
– Бог мой, Томми, – воскликнул я. – Прекрасная работа!
– Большая часть работы была сделана еще двадцать лет назад, – сказал он, и его лицо медленно расплылось в горделивой улыбке. Потом он долго рассказывал про поршни, рычаги, кольца, пальцы, карбюратор, подшипники, втулки, коробки передач и изоляцию. Я кивал, словно понимал все, о чем он говорил.
– Ты ведь не понимаешь, о чем я говорю, да? – вдруг спросил Томми.
– Ни черта, – сознался я. – Но если ты дашь мне ключи, я с удовольствием проедусь на этой штучке.
– Ею нужно заниматься, Эд. Как только поймут, что ты ничего не смыслишь в машинах, тебя «обуют» в любой автомастерской. Вот, скажут, приехал богатый сучонок, сейчас мы ему покажем.
– Я подумаю об этом, Томми.
– Просто нужно разбираться в том, чем занимаешься.
– Спасибо.
Я пошел в дом, взял бутылку виски, стаканы, кувшин с ледяной водой и вынес все это на улицу. Томми сидел на крыльце и скручивал сигаретку с травкой. Я сел рядом и налил виски в два стакана. Из дома напротив вышла женщина лет тридцати с двумя детьми. Она встала у калитки и посмотрела через дорогу на нас. Я улыбнулся ей и помахал, но она отвернулась и поспешила увести малышей. Конечно, двое мужчин среднего возраста, распивающие виски и забивающие косяки на крыльце, способны произвести не самое выгодное впечатление на соседей.
Томми выкурил сигарету до половины, у него «поплыли» глаза, и улыбка. Он предложил косячок мне, но я отказался. Докурив самокрутку до конца, он засмеялся и отхлебнул из стакана.
– Итак, Эд, чем сегодня занимался? Загорал, купался?
– Я целый день задавал людям вопросы, Томми. Видишь ли, я ищу Питера Доусона.
– Питера Доусона? А что с ним случилось?
– Согласно показаниям его жены, он исчез.
– Его жены? И что, она тебя наняла, чтобы ты его нашел? Я предупреждал тебя про Линду, Эд…
– Но ты не сказал, что был с ней в «Хай-Тайд» в прошлую пятницу.
У Томми окаменело лицо.
– Серьезно? Я не помню.
– А до этого ты выпивал с Питером Доусоном. Следовательно, ты последний из тех, кто его видел.
– Видишь ли, я встречаюсь с огромным количеством народу. Может, мне пора завести дневник и записывать все, что люди говорят, – на случай, если они пропадут, а я буду единственным, кто слышал их последние слова? Только вот говорят они обычно одно дерьмо.
– Томми, что у тебя было с Питером Доусоном?
– Просто… Встретил его случайно на улице, понимаешь? Подумал, что мы могли где-нибудь перехватить…
– В «Хай-Тайд»? Не морочь мне голову, Томми, у тебя должна была быть очень веская причина, чтобы пойти в такой паб.
Томми откинул голову назад и скорчил гримасу.
– Итак? Какова же была причина?
Томми отпил еще виски, набрал побольше воздуха в легкие и медленно выдохнул.
– Питер занял у меня деньги. Я встречался с ним, чтобы дать ему в долг.
Я рассмеялся.
– Ох, прости. Сын миллионера берет у тебя в долг? И сколько он занял? Двадцать фунтов?
Томми нахмурился, как будто вспомнил о чувстве собственного достоинства, но потом рассмеялся.
– Ну ладно, старик, хочешь правду? Недельная поставка для мистера Д.: пятьдесят мешочков марихуаны, пятьдесят кокса.
– Ага? Ты воруешь у Халлиганов их наркотики? Ты ведь работаешь на Толстяка?
– И что, если так?
– Торговец наркотиками. Работаешь на гангстера. Точно?
– Не то, чтобы… То есть это просто марихуана, кокс, Эд. Это для взрослых. Я не кручусь около школьных площадок, предлагая дозы детям.
– О чем ты говоришь?
– Ни о чем особенном. Я просто хотел выбраться отсюда.
– Но не выбрался, да? Ты остался.
Томми быстро взглянул на меня и снова уткнулся взглядом в землю.
– Питер был… взволнован. Взбудоражен, понимаешь? Как будто должно было случиться что-то важное.
– Что? Он же не собирался сам стать торговцем наркотиками?
– Не знаю. Не наркотиками, это уж точно. Ему кто-то позвонил на мобильник, сказал, что хочет видеть его раньше, чем договаривались. Он попросил меня остаться и передать Линде, что попозже ей позвонит.
– Поэтому ты встречался с Линдой в тот вечер? Она мне не говорила.