переворот ГКЧП, случившийся 19 августа. Услышав по радио о том, что произошло в столице, Пугачёва, как ни странно, отнеслась к этому спокойно. То ли жара мешала адекватно воспринимать окружающее, то ли иные причины вмешались, но Пугачёва в то утро вместе со своим старым приятелем Михаилом Жванецким решили отправиться на пляж. Вернее сказать, решила Пугачёва, а Жванецкий был против. Его аргументы были, в общем-то, резонны: мол, вдруг меня спросят, где я был 19 августа и что я скажу — на пляже? Хазанов у Белого дома дежурил, а я на пляже?! Короче, он долго артачился, но певица сумела-таки вытащить его из гостиницы.

Певица вырядилась сообразно моменту: на ней был совместный купальник без бретелек с блестящей каёмочкой на груди, поверх которого она накинула пёструю рубашку леопардовой расцветки с подплечниками, на ногах пляжные тапочки, на голове — красная кепка, которую ей презентовала у входа на пляж какая-то шустрая девчушка.

Звёздный дуэт ещё только подходил к пляжу, когда вокруг них уже стали собираться люди. Когда певица и сатирик вошли на пляж, их уже сопровождала внушительная толпа народа. Поскольку все уже слышали о том, что случилось в Москве, разговор коснулся и этой темы. Кто-то спросил Пугачёву, как она относится к тому, что случилась. Она ответила коротко: мол, враги демократии хотят возврата назад, но у них ничего не получится: «Ушло их время». Толпа дружно зааплодировала. Потом кто-то крикнул:

— Алла Борисовна, а если мы вас президентом выберем?

— Валяйте, я согласна, — ответила Пугачёва.

— А вы справитесь?

— А вы что, сомневаетесь? Зря.

А народ все прибывал и прибывал. Когда число людей перевалило за полторы сотни, Пугачёва вдруг сказала:

— Раз уж мы здесь собрались, то давайте устроим демонстрацию протеста. Только хорошо бы идти с песней. Какую песню запоем?

— Вы сами запойте, а мы подхватим, — предложил кто-то из толпы.

— Тогда я выбираю «Вихри враждебные», — ответила Пугачёва.

Как выяснилось, эту песню целиком никто не знал: спели только первые несколько строчек, после чего хор захлебнулся. Тогда Пугачёва предложила петь песни из её собственного репертуара, причём свежие. Выбор пал на «Чао, дорогой». Тут уж толпа показала, на что способна: эту песню практически все знали наизусть. Довольная таким результатом, Пугачёва повернулась к Жванецкому, который с довольной ухмылкой следил за происходящим, и с восхищением произнесла:

— Видишь, Миша, че творится? Нашу песню не задушишь, не убьёшь.

После «Чао» Пугачёва предложила спеть «Ням-ням». Но, узнав, что Жванецкий эту песню не знает, это дело переиграла. В этот миг процессия дошла до лестницы, разделявшей части пляжа. Тут Пугачёва попросила кого-то из мужчин подать ей руку, но поблизости оказались одни женщины. Был среди них один мальчик, но он, едва Пугачёва протянула ему руку, почему-то испугался и убежал.

Дойдя до берега моря, Пугачёва вдруг предложила устроить массовый заплыв. Жванецкий лезть в воду наотрез отказался, сославшись на то, что у него нет плавок, а в портфеле у него важные бумаги. Тогда толпа начала скандировать, что готова броситься в море вместе с Пугачёвой. Певицу эти выкрики растрогали, и она первой вошла в воду. Причём прямо в шлёпках. Но их вскоре смыла с ног вода, и Пугачёвой пришлось взять их в руки. Толпа ринулась за ней. Но Пугачёва вдруг испугалась за людей и предложила им остаться на берегу. О том, что было дальше, рассказывает «Вестник клуба „Апрель“: «А. Б. постояла в воде и спросила:

— Ну что, мне перед вами окунуться, что ли?

По толпе пронёсся гул одобрения. Тогда она резко присела, окунулась, встала и закричала:

— Кайф! — и обратилась к людям с фотоаппаратами: — Снимайте! Кадр века! Я — в воде! Изображаю радость!

В конце концов А. Б. решилась поплавать. Удалившись от берега в окружении детей, она вдруг громко заявила:

— А я ведь плавать не умею! Держите меня!

Кто-то попытался поддержать её за руку, но А. Б. воскликнула:

— Нет! Так я точно утону.

…На берегу Аллу уже поджидал какой-то человек с пачкой папирос и ручкой. Но А. Б., как и всегда в людных местах, автографы давать отказалась. Неподалёку оказался Челобанов с женой, которые с интересом за всем этим наблюдали.

— Алла Борисовна! Здесь Челобанов.

— Где? — заинтересовалась А. Б.

Ей показали, после чего она произнесла:

— Ну и ладно. У них своя жизнь, а у нас здесь своя. А где Миша? Он свалил уже, что ли?

— Да нет, — ответили ей. — Вон он стоит, автографы раздаёт.

— Вот и пусть раздаёт, а я не буду.

Тут Жванецкий сообщил, что они должны срочно идти на обед, но вся толпа направилась за ними. Тогда А. Б. остановилась и серьёзно произнесла:

— Можно, я вам скажу два слова, а потом вы останетесь здесь, а я пойду домой, ладно?

Народ приблизился вплотную.

— Я вас всех очень-очень люблю!

…Потом, уже у шикарной дачи, в которой А. Б. жила во время гастролей, она встретила двух тётушек. Они сообщили, что приехали из Сибири и очень хотят посмотреть на Пугачёву.

— Ну смотрите, — разрешила Алла и полезла на дачу через забор…»

В конце августа в Сочи приехал с гастролями давний приятель Пугачёвой Михаил Шуфутинский. Вот как он вспоминает о тех днях: «Загораем с Сашей Розенбаумом — это был период нашего творческого сближения — на пляже „Жемчужины“, вдруг подходит ко мне Женька Болдин:

— Миша, привет! Разыскал тебя, чтобы пригласить сегодня в пять часов отобедать с нами. А вечером у нас концерт.

— Хорошо, мы с Сашей придём.

Пугачёва выступала на местном стадионе, а я давал концерт в «Фестивальном».

К пяти мы с Розенбаумом подъехали к бывшему особняку Пельше (был такой член Политбюро, многие годы возглавлял Комиссию партийного контроля. — Ф. Р.).

Алла вышла навстречу:

— Как я рада тебя видеть. Ты один из немногих людей, которые меня здесь не раздражают, с которыми я действительно хочу общаться.

Стол был накрыт человек на пятнадцать. Собралась небольшая компания, в основном из окружения Пугачёвой: Болдин, Кальянов, Челобанов, которого я прежде не видел.

Я сидел рядом с Аллой, она горячо и искренне переживала по поводу погибших во время переворота ребят — их показывали по телевидению, а потом мы стали обсуждать недавний визит к ней Михаила Звездинского. Пугачёва говорит мне:

— Представляешь, он приходит ко мне и заявляет: «Ал, ну что тебе сказать? Кроме тебя и, пожалуй, меня, на сегодняшней эстраде никого нет». Он меня к себе причислил, представляешь!

— Ну что ж, гордись, раз тебе оказано высокое доверие.

— Что ты делаешь после концерта?

Я пожал плечами.

— Отдыхаю.

— Приходите с женой к нам.

Вторые посиделки в том же составе затянулись до утра. Женька Болдин заметно хорохорился, но ни для кого уже, кажется, не было секретом, что в их — его и Аллы — отношениях произошёл надлом. Мне было искренне жаль, потому что я помнил Аллу и Женю такими, какими они были до моей эмиграции. Это была красивая любящая пара… Но жизнь часто не считается с нами…»

4 сентября «Молодёжная газета», выходящая во Фрунзе, пролила бальзам на души