— Доченька. Милая, — мать нежно привлекла к себе свою взрослую дочурку. — А кто в этом мире не преступника-Поцеловала ее в лобик. — Но я так, к слову. Ты ничего не слышала о нем. Мне рассказывали, что он совсем не глуп. Кое-чему выучен. Стремится много читать.

— Ты что, мама? Разве образованный джентльмен, мистер, месье, сеньор, кабальеро наконец, могут так жестоко действовать?

— Ты очень желала уничтожить свою маленькую соперницу. Еще совсем девочку, ребенка. Это ты считаешь в порядке вещей. А для других это преступление.

— Но она мне мешала!

— А ты ей не мешала?

Голос мадам прозвучал с глубокой и печальной иронией. Но дочь не поддавалась логичной сентиментальности.

— Кто она? А кто я?

— А кто ты? Твое личное благополучие и то, кто ты есть сегодня, тоже зиждется на тех огромных деньгах, которые весьма щедро окрашены кровью и обильно политы слезами людей. Ты выросла эгоисткой больше, чем я. Тебе можно-другим нет. Если жить только по этой психологии, то выше животного не подняться в своем бытие. Еще злобно наговариваешь на монаха. У него жизнь такая. Его загнали в эти жестокие условия. Ты на лайнере «люкс» чуть не умерла со страху, а он уже несколько лет так живет, преследуемый некоторыми могущественными силами. И он, между прочим, не озлобился на людей. Не стреляет куда ни попадя.

— Но ты сама меня отговаривала тогда.

— Я и сейчас стою на этой позиции. Я знала, что тебе, еще эгоистичному ребенку, не под силу понять аскетичную натуру монаха. Ты же в мужья себе его выписывала. Еще меня оскорбляла.

— Мамочка, ну ты же знаешь, что я не хотела. Я же не со зла. Так, с обиды.

— Пока не научишься уважать людей, всегда будешь легкомысленно эгоистичной. Знай и помни, что кроме мамы, никто тебе угождать не будет. Научись понимать других, тогда и тебя поймут. А у монаха жизнь — рок. Чем-то не пришелся он властям в семидесятом. Все у него пошло наперекосяк. Все время в бегах. И странно и непонятно: преследуемый властными и могущественными силами, он не убоялся везти раненого на корабле. Ты там напугалась, а он выжил и товарища невредимым вывез.

Что, конечно, не менее странно. Похоже, за его спиной не слабее боссы находятся. Иначе, по логике опыта и подобных событий, он давно должен быть ликвидированным. Потому нам, дорогая, так не везет с ним. Он принадлежит совсем иным кругам: и, похоже, более высоким.

Дочь все еще продолжала всхлипывать и причитать. — А я так боялась.

Сидеть в каюте и знать, что кто-то может ворваться, убить. Мамочка, ты такое не переживала-это кошмар. Да пусть он пропадет пропадом. Он же любого может убить. У него нет ни сердца, ни души.

— А у меня, доченька, сведения, что никого из обывателей он еще не убил. Даже из представителей власти. Знаешь, я все еще надеюсь приобщить его к нам. Он не опасен, если ничего против него не предпринимать. — Не нужен он нам.

— Не сейчас, конечно. Придет время, ты успокоишься. Станешь взрослей, серьезней.

— Ты что? От него детей иметь! Никогда! Наконец мадам позволила себе непринужденно засмеяться.

— Ты же так хотела. Даже мать обзывала. Уже и не помню, как.

— Это было очень давно. Целая вечность прошла. — Ты думаешь, я тебе его в мужья проталкиваю? — А куда еще?

— Дуреха неопытная. Он не понимает цену деньгам. Это его одно из важнейших особенностей. Он не подкупен. Он незаменим, как поверенный в делах, так и в телохранителях.

— Все равно страшно. Мало ли что у него в голове. Сорвется сдуру, разорвет на части. Это ж доисторический дикарь.

— Не преувеличивай зря. Это уже твои собственные страхи, ничем не обоснованные. Все обошлось хорошо. И ты стала умней, осторожней.

— Ага, когда страшно, осторожней нехотя станешь. — А где он, доченька, сейчас? — В Индии след утерян нашими агентами. — А где в Индии?

— В Бомбее. Там невозможно уследить. Какие-то индусы к ним пришли. Ночью все исчезли. Людей у нас мало, а индусов человек сто на машинах и все в разные стороны поехали.

— Сейчас это уже не так важно. В настоящий момент он скорее всего в Китае. У монахов много союзников в приграничных районах. Русский пожил среди людей довольно продолжительное время. Это должно потянуть его к цивилизованному быту. Повременим. Пройдет время, он снова появится. Кое-что новое узнает. Жизнь и время меняют людей.

— Ха! — саркастически тявкнула дочь. — На этого не похоже, чтобы жизнь как-то положительно влияла. У него ума всего на одну расчетную книжку.

Кроме Будды, наверное, ничего не читал.

— Ты уже сама начинаешь утомлять меня своей примитивностью. Нельзя так на вещи просто смотреть. Человек-это целое ярмо предрассудков. А у тебя целый вагон неверных представлений о людях. Дочь фыркнула недовольно: — Опять ты, мама, за старое взялась. — Не говори тогда, не подумав. И не смотри на все только со своей, еще не высокой колокольни.

Дочь надулась и обиженно выпорхнула из комнаты. Но мать это никак не обидело. Она видела, что последнее плавание шокирующе подействовало на ее дитя. 'Такие потрясения только на пользу' — удовлетворенно подумала она.